Ицик КипнисМОРЯКРассказы
Моряк
В газетах подробно описывалось наводнение под Киевом. Как Днепр вышел из берегов и залил Труханов остров и как горсовет помог трухановцам перебраться на сухое место и спастись от воды. Обо всем писалось в газетах, только про нашего Женьку ничего не написали.
Ему вот-вот исполнится три года. У него коротенький носик, который всегда чем-то измазан, и можно подумать, что Женька курносый. А он вовсе не курносый. Это только так кажется. Он знает красивые песни: «Ать-два, ать-два» и «Тише, товарищи, шапки долой».
И все было б хорошо, если б мама и домработница Харитина не уходили на целый день.
А то они уходят и оставляют его одного и даже запирают! Маме надо на работу, Харитина уезжает на рынок за продуктами, вот они и запирают Женьку одного в квартире, и еще велят не плакать!
Женька и не думает плакать. Он не такой. Он поет, он складывает из поленьев большие корабли, а из щепок — маленькие. А если кто-нибудь постучится или соседский козел боднет рогами дверь, Женька не пугается и смело кричит: «Папа в Ленинаде (Женькин папа командир, его послали на учебу в Ленинград), мама посла на лаботу, Халитина посла на базал, двели запелти…»
Их дом стоял на берегу, у самой воды, и Женька очень любил кататься на лодке. Когда его оставляли одного в квартире, он брал две палки вместо весел, забирался в корыто, будто в корабль, и представлял себе, что он моряк и едет но морю.
Вот пришла весна. Днепр тронулся. Река вздулась, вода стала вровень с берегами. Все стали готовиться к Первому мая. Женя тоже готовится. У него матросский костюм и командирский. Лучше он наденет на праздники матросский, потому что Женя ведь будет моряком.
Мама и Харитина по-прежнему оставляют его одного. Папа обещал приехать на Первое мая, а все не едет. И вот в одно прекрасное утро трухановцы посмотрели: эге, Днепр не шутит! Он вышел из берегов, и вода стала заливать улицы и дворы…
Трухановцы — народ привычный, они подготовились к паводку: недаром у каждого домика привязана лодочка. А многие дома нарочно построены на сваях: когда Днепр разливается, вода шумит между сваями, а до пола не достает.
А в других домах чердаки есть хорошие. Чуть что — все забираются на чердак и еще захватывают с собой вещи, которые боятся воды: постель, книги, платье, лук, спички, посуду. У кого если корова, или коза, или свинья — их тоже на чердак! Да, да, не смейтесь! Коров и коз ведут туда по крутой широкой лестнице.
А где чердаков нет, там и козы, и собаки, и свиньи стоят на балконах. А на том берегу собирается народ, и все смотрят в бинокли на остров, как прибывает вода, как лодочки снуют от домика к домику… И когда народ видит, как стоят козы на балконах, точно дачники, тогда все начинают смеяться и показывать пальцами. Но козы не обращают на них никакого внимания. Они рады, что хозяева привели их на высокое место и спасли от воды…
Тем временем вода все наступала на сушу. От. берега она покатилась по улицам, с улиц— по дворам, с дворов — по огородам, с огородов— по сараям. Теперь даже не поймешь, что это: двор или сад. Видно только, что — река, а посредине плетень. Река — а посредине деревья! В учреждениях затрещали телефоны. Горсовет срочно послал на помощь людей с лодками. Люди бросились первым делом помогать детским домам, школам, заводам, а потом и всем жителям. Сами трухановцы тоже не зевают. Они разъезжают на лодках, торопятся, суетятся, спасают вещи от воды. «Еще хорошо, — говорят они, — что наводнение началось днем, а не ночью. Ночью хуже спасаться!»
А Женя сидит под замком один-одинешенек и ничего не знает про наводнение. В комнату заглянуло солнце. Жене стало весело. Он надел матросский костюм, забрался в корыто, взял две палки, и вот ему кажется, что он моряк…
А вода мало-помалу добралась до Женькиного дома. Она просочилась под дверью и стала пробираться в комнату. Женька сначала испугался. Потом он обрадовался: водичка, водичка! Он лихо загремел палками и затопал ногами по корыту. Ого, теперь-то он, наконец, покатается как следует!
Через час в комнате было полным-полно воды. Корыто с Женькой поднялось, как заправский корабль, и давай путешествовать по комнате: от печки к лавке, от лавки к печке, от печки к двери, от двери к кровати… Женя кричит, Женя командует… Он не один путешествует. Ведра тоже поднялись и поплыли, таз поплыл, березовые поленья, которые лежали у печки, тоже поплыли, — все тронулось и поплыло…
Женина мама в четыре часа кончила работу и скорей побежала к переправе. А там собралась громадная толпа, и все смотрят на ту сторону, где Труханов остров. А острова не видно, только дома, заборы и деревья торчат из воды.
Женина мама стала кричать и плакать.
Все оглянулись: что случилось, почему она плачет?
А Женина мама не может ответить, и только руками показывает туда, на остров. Она стала бледная, как полотно, и даже губы у нее побелели.
Тут двое дежурных из комиссии по борьбе с наводнением заметили, как на берегу убивается женщина, и подъехали на лодке. Как только лодка подошла, Женина мама прыгнула в нее, схватилась за весла и стала изо всех сил грести. Лодка понеслась по волнам. Все молчат, все смотрят на Женину маму, а она все гребет и плачет: «Мой мальчик, мой мальчик!»
Быстро подъехали к острову. Поплыли улицей. Кругом шум, суматоха. На балконах стоят детишки, козы, куры, собаки, поросята. Они стоят и смотрят сверху вниз — на воду. Вот Женина мама подплыла к своему дому. Лодка ткнулась в дверь. Женя услыхал толчок и подумал: чужой хочет забраться в квартиру, и закричал: «Папа в Ленинаде… мама посла на лаботу, Халитина посла на базал, двели запелти, нема никоюсеньки дома…»
Женина мама, как услыхала Женин голос, чуть не запрыгала от радости. Она хочет скорей снять замок, а руки у нее дрожат, и ключ не попадает в дырочку. Тогда те дежурные, которые сидели с ней в лодке, взяли сами ключ и открыли дверь.
Навстречу им выплыли березовые поленья. За ними выплыли два ведра и таз, за тазом, наконец, поплыло и корыто. А в корыте сидел Жёня и во все горло распевал о том, что папа в Ленинграде, мама пошла на работу, Харитина — на базар и так далее…
А в корыте сидел Женя…
Мама как схватит Женю и — давай целовать и обнимать! А дежурные стали складывать в лодку разные домашние вещи. А потом все поехали на спасательный пункт.
Вот и вся история про Женьку-моряка, о котором в газетах ничего не написали.
Кругосветное путешествие бабушки Кейли
Это случилось давно. Мимо местечка Снитковки прошла только что построенная железная дорога. Все бегали смотреть на железное чудо — как машина сразу забирает уйму народу и все садятся и едут! И не надо никаких быков! И — никаких лошадей! Спереди один громадный конь — вместо ног у него колеса, он пышет огнем, чихает дымом и плюется водой и паром… Чихнет — за версту слыхать, заревет — земля дрожит. Вот конь удивительный!
Снитковцы смотрели, ахали и удивлялись. А некоторые, самые отпаянные, покупали билеты, какие подешевле, и смело ехали на удивительной машине. Кто — по делам, кто — работы искать, а кто просто так — испытать железного коня.
Старенькой булочнице, бабушке Кейле, тоже захотелось прокатиться на новой машине. Жить ей осталось немного, кто знает, придется ли еще когда ехать поездом?..
Куда — думать не приходится. В трех станциях от Снитковки, в местечке Гриншполе, давным-давно живет родной брат бабушки Кейли, часовых дел мастер Фишель. Они не виделись не много, не мало, а — как бы не соврать — примерно двадцать четыре года!
Теперь, когда, наконец, провели железную дорогу, бабушка решила во что бы то ни стало прокатиться к брату. Все дочки и все внучки стали ее отговаривать, но бабушка ничего знать не хочет. Уж если бабушка Кейля решила ехать, — она поедет! Такой характер!
Она все расспросила: как ехать, и куда ехать, и надо ли брать с собой капли на случай обморока в дороге, и через сколько остановок ей сходить, и когда отходит поезд, и когда приходит, — все расспросила!..
Она выбрала самый счастливый день — вторник— и отправилась. В добрый час!..
Она аккуратно считала остановки. Когда подъехали к третьей станции, она не торопясь слезла с поезда и пошла в город. Там она у первого встречного спросила: «Где, скажите, проживает часовой мастер?»
— Часовой мастер? Пожалуйста!
Ее повели к брату. В городе все знали, где живет часовщик. Идти пришлось мало, потому что часовой мастер жил совсем близко от вокзала, вон в том желтом домике, с вывеской.
Бабушка Кейля, волнуясь, толкнула дверь. Часовой мастер сидел у стола. Кругом — на стенах, на столе, на подоконнике — тикали часы.
Бабушка Кейля со слезами на глазах кинулась на шею к брату.
— Ой, ой, как он изменился! Как он постарел, согнулся, поседел! Недаром говорится: старость — не радость!
— Братец ты мой единственный! — всхлипнула бабушка.
Но братец вскочил и стал вырываться. Бабушка испугалась:
— Так-то ты встречаешь родную сестру? После двадцати четырех лет разлуки?
А старик разозлился и стал без всякого стеснения кричать.
— Какая сестра? — кричал он. — Не знаю я никаких сестер. У меня их не было, нет и, надеюсь, не будет!
— Разве ты не Фишеле?
— Что? — подскочил старик. — Фишеле? Какой я вам Фишеле? Это в Гриншполе есть такой Фишеле! Что ж вы пристали ко мне? Катитесь в Гриншполь и обнимайтесь там со своим братом Фишеле! — Старик был вне себя!
Тут только бабушка Кейля догадалась: она слишком рано сошла с поезда и вместо Гриншполя попала в Сороковку, к старому злому часовщику Зисе. «В таком случае, — подумала бабушка, — надо скорей опять на поезд!»
Теперь она точно знает, где сходить. Скоро она будет не в этой несчастной Сороковке, а в самом настоящем Гриншполе.
Бабушка размотала узелок на платке, достала денег, купила билет и снова забралась в вагон.