На меня смотрела голова. Я отшатнулся, громко втянув воздух:
– Там ребенок.
– Какой ребенок? – прошептал Мирон и, не отрывая от меня больного взгляда, пополз обратно.
Из вентиляции на меня смотрел какой-то мальчик. Кажется, он даже не моргал, и что-то в нем было безумное.
– Пацан!!! – чуть не плача, заорал Мирон, нависнув над решеткой. – Пацан!!! – Он ударил рукой о железные стенки. – Пацан!!!
Вентиляция затрещала, сверху послышалось лязганье железа. Мы заголосили, пытаясь остановить Мирона, но тот начал тарабанить по железу только сильнее. Его последний рывок – удар локтем о стену, и наш железный гроб полетел вниз.
Глава 10. Мальчик
Когда я открыл глаза и привстал на локтях, голова предательски загудела. Руки саднило от многочисленных порезов, кровь багровыми пятнами усыпала кофту. Все вокруг было каким-то нечетким, и я поначалу не мог ни на чем сфокусироваться. Душный и оттого теплый воздух окутал все тело, и я какое-то время просидел неподвижно.
Фонарик коротил: в нем что-то тихо шипело, а лампочка сбивчиво мигала, отчего комната погружалась во тьму то на секунду, то на три. Я дотянулся и подобрал его с пола.
Оглядевшись по сторонам, я увидел лежащих рядом ребят: очнулся только Мишка, остальные лежали неподвижно среди железных обломков.
Я приподнялся на коленях и подполз к Машке и оттащил ее чуть в сторону. Коснувшись теплой шеи сестры, я почувствовал удары пульса – скоро очнется. Вслед за мной Мишка проверил Степаныча и Мирона:
– Не сдохли.
Мишка похлопал их по щекам, но те и не собирались включаться. Машку я решил не трогать – может, только хуже сделаю. Ей сегодня уже по голове врезали, и вот опять. Пусть поспит. Наверное.
– Жестко мы… – прошептал я, поднимаясь на ноги.
– Грохнулись, – сказал Мишка.
Где мы? Странное помещение. Стены и потолок скрылись во тьме, а мебели, кажется, здесь вообще не было.
Я оглянулся и увидел плотно зашторенное окно. Точнее, мне хотелось в это верить. Ткань подрагивала, облегая маленькую фигурку, сидящую на подоконнике.
– Окно? – удивленно протянул Мишка сзади меня. – Да ладно? Мы не в подвале?
Мы переглянулись.
– И что это значит? – спросил я, осторожно ступая вперед.
– Что мы сейчас выберемся, – неуверенно пробубнил Мишка. – Там он?
Сзади послышалась возня. Мирон очнулся. Мишка подбежал к нему, отодвинул обломки и помог приподняться. Мирон глухо откашлялся и оперся руками о колени, опустив голову.
– Где пацан? – сухо пробубнил он.
Мишка кивнул в сторону окна, и я осветил штору фонариком. Она продолжала подрагивать и вдруг начала чуть слышно всхлипывать.
Глаза Мирона округлились, а рот растянулся буквой «О».
– Окно…
Мишка кивнул мне, мол: «Давай еще».
С каждым моим шагом в сторону окна фонарик мигал все чаще, как будто сходил с ума, и мышцы живота вдруг сжались от плохого предчувствия. Что за светомузыка? Я чувствовал, что здесь что-то не так, но не мог понять что.
– Мальчик, – сказал я, но голос предательски дрогнул. – Слышишь меня, пацан? Ты там как?
Он ничего не ответил, зато всхлипывать перестал.
В тот же момент фонарик словно пришел в себя. Я был в полуметре от шторы, когда он перестал суматошно мигать и остался включенным. Я подошел ближе, взялся за край пыльной шторы и резко отдернул.
За шторой не было никого. И ничего. Почти ничего. Только кирпичная стена и подоконник, на котором лежал помятый черно-белый снимок, разорванный на две части. Сзади раздались удрученные возгласы пацанов вперемешку с ругательствами. Мирон от злости пнул железяки, с грохотом отлетевшие в сторону.
– Слышь, аккуратно! – крикнул я, чувствуя, как внутри все снова сжалось.
Он не задел Машку, но его неадекватность меня все это время сильно напрягала.
Мирон отмахнулся и сел на корточки, схватившись за голову. Его лоб рассек огромный порез, и, кажется, Мирон сейчас толком ничего не соображал.
Я опустился на подоконник и, повесив фонарик на шею, взял в руки две половинки фотографии. Мишка неспешно подошел ко мне и прислонился к стене:
– Я щас сдохну… Башка-а…
Я соединил две половинки вместе и разглядел на фотографии настоящую, я бы сказал, «бабскую армию», выстроившуюся в ровную шеренгу по росту, как на расстрел. В самом начале, слева, стоял долговязый мужчина – он и был почем-то оторван, а рядом – на второй половинке – увесистая барышня в пышном платье и шапке с пером. Прям Киркоров.
Но лицо у нее было таким мерзким, перекошенным и морщинистым, будто один из ее родителей был жабой и эта барышня его только что съела.
– Квест продолжается? – неясно прошептал Мишка, косясь на фотку. – Че делать-то будем?
Дальше за барышней стояли молодые девушки и девочки. Хотя звучит это скорее как комплимент. Их было пять: такие же уродины с одинаковыми лицами, словно отпечатанными ксероксом. Одеты девчонки были в такие же воздушные платья, как у мамашки, но поскромнее и без всяких перьев.
Раньше я считал, что самая уродская уродина – это моя сестра. Как же я ошибался…
В самом конце нелепой шеренги стоял маленький мальчик, совершенно не похожий на дам. «Лев Страхов», – тут же пронеслось в голове, и я удивился собственным мыслям. Его я тогда увидел сквозь вентиляционную решетку: щупленький, с болезненной синевой под глазами.
– Они здесь! – раздался шепот прямо над ухом, и я отшатнулся от стены, шумно втянув воздух. – И я… тоже здесь… – прошептали снова, совсем рядом.
Я глянул на Мишку, а он в ответ на меня с таким лицом, словно увидел живого трупа.
– Слышал?
– Слышал.
– А я вот ни фига не слышал.
Мирон поднял голову и внимательно посмотрел на нас, ожидая объяснений. А мы и не знали, что сказать.
– Там, ну… голос, – начал я и тут же замялся, почувствовав себя конченым.
Мирон замотал головой, шумно выдыхая воздух:
– Пацаны, ну так нельзя…
Вдруг я услышал сзади себя шорох. Обернувшись, я увидел, как середина кирпичной кладки начала осыпаться, а один из кирпичиков будто бы зашатался и пополз вперед. Кто-то двигал его наружу.
– Господи! Спаси и сохрани, а! – застонал Мишка, судорожно перекрестив себя и кирпичную кладку.
Кирпичик выпал на подоконник, маленькая ручонка сунулась обратно, а из дыры показались чьи-то глаза.
– Ты нашел ее? – прошептали из-за стены, учащенно дыша.
Все это время я держал в руках фотку, а когда заметил, что глаза бегают именно по мне, чуть не отшвырнул «бабскую армию» в сторону.
– Семья, – прошептали снова, и глаза вдруг начали краснеть и слезиться, в них появился нездоровый водянистый блеск. – Шесть змей, одна другой злей. А воздушный змей… – Голос дрогнул. – Он улетел на небо и забрал папу с собой!
Я глянул на фото и только теперь рассмотрел в руках долговязого мужчины самодельного воздушного змея.
– Пацан… – промямлил Мишка, отступая назад. – Ты меня пугаешь. Ты там вообще как?!
– Чертовщина какая-то, – прошептал Мирон, приподнимаясь на ноги.
Вдруг глаза спрятались, и послышался отдаленный топот ножек.
– Мальчик! – прошептал я и, помедлив, оперся рукой о подоконник и посветил фонариком в дыру.
Офонареть. От увиденного у меня перехватило дыхание.
В центре комнаты на старых стульях кру́гом сидела вся «бабская армия», а их уродливые головы скрывали тряпичные мешки, завязанные веревками.
Мальчик уселся поодаль, на полу, вместе с тетрадкой и маленьким приборчиком. Натянув на голову черные наушники, он начал нажимать на рычажок, отчего раздавался то короткий, то протяжный писк. Его отец был радистом.
– Что там? – промямлил Мишка прямо над ухом.
– Они, – сказал я. – Все они.
– Папа, папа… Пожалуйста… – шептал мальчик. – Ответь!
Я вспомнил, что это за приборчик. В детстве я хотел себе такой, когда верил в свои «сверхспособности». Ключ, кажется.
– Дай посмотреть.
Мишка подсел рядом и оперся рукой о стену. Кирпичи затрещали, начала сыпаться белая пыль, и вдруг несколько из них выпали, глухо ударившись об пол.
– Ёпта… – отшатнувшись, прошептал Мишка.
Безжизненные тела в платьях, чулках и длинных перчатках вытянули руки перед собой, показывая пальцами друг на друга. Налево, направо – их руки переплетались в непонятном рисунке. Кожу (или не кожу) совсем не было видно, и я даже не мог предположить, что именно сидит в этих пышных оборках.
– Как будто фильм ужасов… – прошептал я. – Мозг отключается.
– Но это не фильм, – сказал Мишка, – ужасов. Это… – Он помедлил и вымученно усмехнулся: – Жизнь, черт возьми.
– Ужасная жизнь, – пробубнил Мирон из-за моей спины. – Четко про мозг сказал. Я… с ума как будто схожу.
– Да это квест ужасный, а не жизнь! – воскликнул Мишка дрожащим голосом. – Обосраться можно…
– Папа… – тихо плакал Мальчик, продолжая радировать свои послания.
– Эй, ты! – крикнул Мирон. – Че за черт?! Что ты делаешь? А они что?
Мальчик словно вошел в некий транс и совсем перестал нас слышать.
– Как вы меня все бесите! – прорычал Мирон и начал распихивать нас руками.
– Да ты куда!? – крикнул я, отодвинувшись в сторону.
– В дурдом! – ответил Мирон из-за стены, уже наполовину оказавшись по ту сторону.
Мы с Михой переглянулись.
– Не, не! – усмехнулся он. – Я наших покараулю, а ты за ним стартуй, если хочешь. В темноте и то поспокойней будет.
И я полез. Потому что сам захотел. Захотел узнать, какого черта здесь творится. Я совсем ничего не соображал, но чувствовал, что нужен там.
– Слышь, малой. – Мирон сел на корты рядом с мальчиком. – Вот что ты сейчас творишь, а? Что происходит – вообще понять не могу! Здесь есть кто-то еще?
Здесь было гораздо холодней. Я осторожно подошел к девчонкам, но трогать их не решился. Они совсем не двигались.
– Да где мы? Ты хоть скажи! – злился Мирон.
– Почти на изнанке, – ответил мальчик, продолжая подавать сигналы.