– Вот все и прояснилось… – пробурчал Степаныч из-за моей спины.
– Руки убрал! – прошипел я и попытался вырваться, но Мирон еще сильнее вцепился в меня и заговорил тихо, почти шепотом, обхватив меня рукой за шею. Я вдруг почувствовал, как что-то колотится в его запястье. Кровь. Удар за ударом.
– Слушай, Димас. Спокойно послушай меня, и вы все. Думаете, я тогда не попытался выбраться? Че, думаете, я просто плюнул и по приколу дальше полез или че? Да я этот люк фигачил так и так, но сеструха твоя его намертво задвинула, его поднять самому вообще нереально!
Его глаза нервно бегали из стороны в сторону, и я не мог понять, зачем он рассказывает нам весь этот бред. Предатель. Машка не самоубийца и не дура, а если и дура, то не настолько.
– Думаете, я вам не орал тогда? А я орал, чтоб помогли! – Мирон обернулся на Мишку, который стоял в полном ступоре с приоткрытым ртом.
– Я? Че… Да я… – начал он, заикаясь, а потом вдруг изменился в лице и в первый раз за все это время заорал с неподдельной злобой: – Да я вообще не понял, че тебе от меня надо! Я че-то стрессанул и, ну, типа… Короче, я просто слезть быстрей хотел с этой сраной лестницы и чтоб мне крысы на голову не насыпались!!! А когда вы люк задвинули, я че-то вообще пересрался, писец!
– Да блин… – протянул Мирон, и я увидел, как на его лице проступили толстые зеленоватые вены, и кровь в них сбивчиво запульсировала. – У одного сестра больная, другой не слышит ни черта – огонь-команда! Да я сам в афиге был, не верите?! Это, мать его, заговор какой-то! Давайте по трубам смотаемся по-тихому, а потом думать будем, как Настю с этой твоей… сестрой вытащить. Тут вон лампочки горят, если вы не заметили! Орать будем – нас скрутит и досвидос!
– Вот все и прояснилось, – протянул Степаныч, находясь в каком-то своем мирке, и подошел к нам еще ближе, внимательно оглядывая каждого. – Значит, Мария…
– Отвали ты уже, – прошипел я и рывком избавился от рук Мирона, пока тот на секунду ослабил хват.
Кровь колотилась в висках, сердце вовсю отплясывало под жесткий бит. Я бросился к лестнице, увернувшись от своей огонь-команды. Я чувствовал, что с Машкой сейчас происходит что-то ужасное, и не верил ни одному слову этого гондона Мирона.
– Да стой ты! – сдавленно прошипел Мирон, когда я ухватился за лестницу и запрокинул ногу на самую нижнюю перекладину.
Но было уже поздно. В один момент резкая боль ударила в затылок, а затем поползла вниз по позвоночнику, парализуя каждую клеточку тела. От неожиданности я вскрикнул и зажмурился, вцепился руками в волосы, незнамо зачем делая себе еще больнее. Удары. Три длинных и мучительно долгих.
Я вдруг услышал, как ребята застонали за моей спиной. Мысль о том, что они зачем-то передразнивают меня, заставила разжать веки и повернуться. От увиденного меня бросило в жар.
С пацанами творилась какая-то неведомая чертовщина.
Лицо Мишки, передергиваемое судорогой, искажалось до неузнаваемости, а вены на лице Мирона вздулись до невероятных размеров; они лопались, постепенно покрывая кожу парня маленькими фиолетовыми пятнами, лопались и сосудики в его глазах, заливая белки кровью. Но напугало меня другое.
Мы с ребятами пульсировали точно в такт, совершенно одинаково. Удары: длинный и короткий. Затем короткий и длинный. Мы с ужасом смотрели друг на друга, совсем не моргая, и вдруг удары прекратились. Как быстро.
Тяжело дыша, Мирон опустился на корточки. Постанывая, он закрыл лицо руками, легонько потирая кровавые глаза. Я тоже обессиленно сполз вниз, пересчитав спиной все ржавые перекладины, и запрокинул голову в щель между ними. Утерев выступившую кровь из правой ноздри, кончиками пальцев я натянул веки на пересохшие глаза. Первый раз я не жмурился во время приступа, и первый раз в жизни я видел…
Такого просто не может быть.
– Такого просто не может быть… – вторя моим мыслям, невнятно простонал Мишка.
Он хлопал себя по щекам и напряженно переминался с ноги на ногу, нарушая тишину, к которой все еще не могли привыкнуть уши. Эхом слышались удары, а перед глазами, точно в такт, взрывались белые искры.
– Мирон, слышь, это…
– Как будто током, – прошипел тот, нервно сглатывая и постанывая. – Током по всему телу. Ч-черт! У меня раньше… У меня раньше только… только в запястье колотиться начинало.
– А у меня в голове, – ответил я неожиданно для самого себя и вдруг почувствовал невероятное облегчение, несмотря на то что признался едва знакомым людям. А еще я почувствовал, что могу доверять им. – Удары в голове и боль. Мозги взрываются.
– А у меня редко такое, с лицом, – сказал Мишка и тоже опустился на корты. – Поэтому я никогда не нервничаю. Ну, типа, стараюсь.
– А я думал, я один такой. Нервный, – сказал я, поглядывая на огромные синяки вокруг глаз Мирона – вот кому жаловаться на жизнь надо, а не мне, с моими «тук-туками» в башке и капелькой крови под носом.
– Слышь, дядя, – вдруг сказал Мирон, уставившись на Степаныча, который все это время молча следил за нашими припадками. – Мутноватый ты, ходишь, кого-то вынюхиваешь постоянно. Че там тебе прояснилось, а? Или ты это, того, один из… – Мирон непроизвольно кивнул головой куда-то в сторону.
– А он мне сразу не понравился, – буркнул Мишка, оценивающе глядя на Степаныча, а потом повернулся ко мне. – И Маша твоя какая-то странная. Девчонка, и последней полезла! Нормальная бы всех растолкала, чтоб от крыс свалить.
– Да вы мне все сразу не понравились! – прошипел я, не понимая, кому здесь вообще можно верить. – И на Машку не гони, ты ее не знаешь!
– Ну так беги за ней, тебя никто не держит! – возмущенно развел руками Миха, продолжая на меня напирать. – А кто люк нашел? Она же и нашла!
– Еще скажи, что крыс она тоже натравила, – процедил я, но Мишка, не останавливаясь, тараторил:
– Отличный план: заманить нас в катакомбы, люк закрыть, и, пожалуйста, все сектанты Москвы, налетайте! Жрать подано! Четыре идиота, которые поверили в этот гребаный квест! Или ты тоже с ними?
– А меня сейчас вот этот товарищ больше волнует, – сказал Мирон и ухватил Степаныча за плечо, отчего тот вздрогнул и боязливо покосился на меня с Мишкой. – Ты сказать что-то хотел?
– Мальчишки, парни, с-стойте, стойте. Я кое-что знаю, ну, точнее…
Мирон хлопнул недодядю по спине, заставив того выпрямиться и откашляться.
– Лучше, дядя?
– Да.
– Что да, твою мать, что да?! – прошипел Мирон, разминая кулаки. – Говори уже, амеба хренова. Как же ты меня бесишь, а! Я тебя сейчас тут пришибу и выход пойду искать и найду! Понял?! И отец мой всех ваших пересажает, ублюдки!
– Не стыдно… со старшими так… – проговорил Степаныч дрожащим голосом, оглядываясь по сторонам.
– Не стыдно! – рявкнул Мирон, схватил Степаныча и прижал к стене, сдавливая дядьке горло. – Давай рожай резче! Ты с ними, да? Да??? Где Настя, урод?! Где Настя?!
– Не знаю, – прохрипел Степаныч. – Но я с вами, я все скажу! Они не должны услышать!
Мирон отпустил Степаныча, и на несколько секунд воцарилась тишина. Не было слышно ни шагов вдалеке, ни поскрипывания лестницы сверху, только вода чуть слышно булькала в трубах.
Я настороженно озирался по сторонам, пытаясь собраться с мыслями. Одежда не высыхала, стала совсем холодной и ужасно липкой. Но мне было плевать. Сейчас я больше всего надеялся не встретиться взглядом с каким-нибудь уродливым лицом, которое все это время следило за нами.
Да и на это тоже плевать. Я просто не знал, что делать дальше. Бежать за Машкой? На ощупь лезть по этой фиговине под названием «лестница», которая рухнет вместе со мной, когда я буду в одиночку люк поднимать? Я не зассал. Нет, я не зассал! Я просто совсем перестал что-либо понимать, и в голову начали лезть странные мысли.
А может, побежать вдоль труб, пока не поздно? Кинув этих людей, которые мне вообще никто, и даже никакая не команда. Меня и правда сейчас никто не держал, но от этого я, наоборот, совсем перестал соображать.
– Я здесь из-за одной девочки, – затараторил Степаныч, судорожно потирая горло. – Она пропала, но ее потом нашли недалеко отсюда, и мне нужны доказательства, а здесь сектанты, и в полиции у них свои люди есть, но у меня-то тоже есть, а девочка им нужна была для обрядов, что ли… Они тут странными вещами занимаются, они с некой Морзянкой хотят контакт наладить, а вы-то…
– Да помолчи ты! – отмахнулся Мирон, прислушиваясь.
Я тоже что-то услышал. Что-то, напоминающее торопливые шаги нескольких ног одновременно. Они доносились из-за железной стены за моей спиной, да еще и откуда-то сверху, постепенно спускаясь все ниже и ниже – видимо, по лестнице.
– Куда?! – прошептал Мишка, готовясь драпануть в любую секунду. – Пацаны, не тупим!!!
– За трубы! – скомандовал Мирон, и мы рванули за ним. – Если этих уродов мало, то набьем им еба…
– Я за! – воодушевленно ответил я, чувствуя прилив адреналина, застучавшего в висках. Вслед за Мироном я сел на корточки за трубами, которые словно дышали холодом.
– Да я тоже за! Всеми двумя руками! – прошептал Мишка, подсаживаясь к нам. – И ногами. Степаныч?
– Ну да, – промямлил тот и, кряхтя, уселся на корты сзади нас. – Вы, это самое, не волнуйтесь, мы отсюда выберемся обязательно…
– Мы с тобой еще отдельно поговорим, – прошептал Мирон, напряженно вглядываясь в небольшую щель между трубами. – Молчи пока.
В паре метров от нас я заметил узенький проем в стене и лестницу, ведущую наверх, – точно такую же, как та, по которой мы сюда спустились.
– Пацаны, вон лестница.
– О, точняк, – прошептал Мишка. – Прикиньте, щас оттуда вылезут…
И они вылезли, только не оттуда.
– Ну и где?! – раздался возмущенный голос не то Верзилы, не то еще одного такого же бугая.
– Здесь, тебе сказали, здесь! – тихо пропищали ему в ответ. Вот это уж точно карлик, его ни с кем не перепутаешь.
– Приготовьтесь, пацаны, – сказал Мирон, пододвигаясь ближе к лестнице.
– Мы же хотели им морду набить?! – возмущенно прошептал Мишка.