Карлик осклабился:
– Играем по моим правилам.
Вдруг раздался хлопок, и что-то больно резануло мне веко. Наша коробка погрузилась во тьму и тишину.
– М-да, – промямлил Карл; послышалась возня. – Конец света. Ладно, пошлите. Мужики!
Холодные пальцы дотронулись до моей руки. Лера, я слышал ее дыхание совсем рядом. Кажется, она хотела что-то сказать, но все не решалась, прямо как я. Раздалось глухое бряканье ключей. Через пару секунд в коробку прольется свет, и другого шанса уже не будет. Хотя бы попробовать. Но что я мог? У них ножи. И я опоздал: рука схватила меня за шкирку и силой дернула в сторону. Дверь распахнулась, и нас повели по коридорам в неизвестном направлении.
Мужики завели нас в теплое помещение, пронизанное трубами вдоль и поперек. Я дотронулся до одной из них, чтобы согреть руку, и не сразу почувствовал, что обжигаюсь.
– Садитесь, садитесь, – хлопотал Карл, пододвигая нам хлипкие стулья. – Будем играть в «Не тот спирт»! Пить хочу страшно…
В этот момент я почему-то облегченно выдохнул. Резня пяток меня привлекала гораздо меньше, а что произойдет, если нас заставят выпить спиртного? Ну, поржут с нас и все. Не заставят же хлестать канистрами: так мы и впрямь сдохнем, а сектантам мы вроде нужны живыми.
– Как волнительно! – пищал Карл, бегая вокруг нас, как будто шило в одном месте.
В дверях показалась худощавая фигура, и я сразу узнал в ней Шнура. Тот, ухмыляясь, нес два стакана на ржавом подносе. В этот момент у меня прямо-таки отлегло: от стакана водки-то мы точно не сдохнем, даже от контрафактной. Наши соседи во Владимире хлестали такую целыми днями не просыхая.
– Небольшой экскурс! – объявил Карл. – Так сказать, тема сегодняшнего урока: «Спирты. Метанол и этанол». Собственно, этиловый спирт пить можно, а вот метиловый я бы не советовал. Рвота, слепота и, что уж там церемониться, смерть. Его используют в химической промышленности для красочек и всяких растворителей. Даже пары метаноловые – и те ядовиты, заразы! А фишка-то в чем, знаете? – Он вопросительно посмотрел на нас с такой довольной рожей, которую только мог состроить. – А в том, что эти спиртяги ни по цвету, ни по запаху, ни по вкусу не отличаются! Ха! Всосали?
Вот черт. Я вдруг вспомнил, как еще в школе перед летними каникулами химичка сгоряча крикнула: «Да чтоб вас метанолом вместо этанола за гаражами угостили!!!» Теперь я, кажется, понял, что эта свинья имела в виду.
Шнур передал поднос Карлу и обернулся ко мне:
– Выбирай.
Он подлетел ко мне и ловко подставил нож под самый подбородок.
– Смелее. Мы сейчас в баре. Чем угостишь подружку?
Я почувствовал, как лезвие проникает под кожу.
– Пусть она для меня выбирает, у нас же феминизм, – ляпнул я, не до конца понимая, что это значит.
Карл запищал в припадке веселья:
– Нравится он мне все-таки! А ты, лапочка, какая-то недружелюбная…
– А мне он не нравится, – прошипел Шнур, с каждой секундой делая порез все глубже. – Слишком тормознутый. Один стакан себе – другой девчонке. Давай выбирай, а то на месте прирежу!
Я посмотрел на Леру: она напряженно вглядывалась в стаканы, а затем посмотрела на меня. В ее глазах не было ничего, что бы я мог прочесть. Она смотрела так пронзительно, что мне стало не по себе, а потом вдруг резко дернула рукой в попытке столкнуть стаканы с подноса в руках Карла. Тот подскочил на месте от неожиданности, но поднос удержал.
– У-х! Какие мы борзые! – тяжело выдыхая, рассмеялся он. – Чурбан, сюда!
Один из мужиков подлетел к Лере, подставив ей нож к горлу.
– Чуть не обделался! – не унимался Карл. – Зря ты, Шнур, изоленту не захватил.
– И правда, – зло усмехнулся тот. – Свечей здесь все равно нет.
Он вдруг стиснул мне горло так, что я перестал дышать. Нож с силой скользнул по горлу.
– Ладно! – прохрипел я. – Этот мне, тот ей!
– Отлично, – сказал Шнур и дал мне глотнуть воздуха, но нож не убрал.
– Вот и ладненько! – пропищал Карл, подавая нам стаканы. – Чур, до дна!
Лера поморщилась, и ее глаза заблестели.
– Давайте, малыши, чокаемся! – захлопал в ладоши Карл. – Давайте, за Морзянку. Живо!!! – заверещал он.
Лера что-то прошептала и, не отрывая глаз от стакана, потянулась вперед дрожащей рукой. Мы чокнулись, и я, выдохнув, поднес стакан к губам, пытаясь уловить в запахе хоть что-то, напоминающее отраву.
– Живо!!! – снова заверещал Карл.
Я выдохнул и сделал глоток. Тепло разлилось по телу, и меня тут же затошнило. Нам не то что закусить было нечем – нам было нечего есть, и я знал, что сейчас нас может вывернуть сразу после пары глотков. Чего они добиваются?
Я чувствовал острое лезвие у горла, и мне приходилось делать глоток за глотком. Перед глазами все завертелось, заплясали искры. Тело бросало то в жар, то в холод.
– Пей до дна, пей до дна! – эхом раздавался голос Карла.
Вдруг отчетливый звук падающего стакана заставил меня поднять глаза. Смутная фигурка Леры на мгновение стала четкой. Она задыхалась.
– Метанол… – эхом проносилось вокруг. – Уносите… Она… Метанол… Ничего не вижу!!! Этого не… А-а-а…
Грубые руки отпустили шею, и я глотнул воздуха, чуть не грохнувшись со стула. Шнур подхватил Леру на руки и понес прочь.
– Что… с… ней… – протянул я, пытаясь встать со стула.
В ушах гудело, перед глазами плыло и двоилось. Я почувствовал, как тошнота подступила к горлу, и меня вдруг вывернуло.
– Она умерла, – ясно раздалось над ухом.
На секунду все вновь приобрело очертания.
– Хватит, уводите его! Морзянка должна постучать с минуты на минуту!
– Как… умерла… – бессвязно протянул я. – Как… у…
Перед глазами замелькали черные искры, ноги подкосились, и я рухнул вниз.
Глава 17. Конец?
Когда в коробке я остался один, началась самая страшная пытка.
Я не знаю, сколько времени прошло, но сознание начало проясняться. Мне было плевать, вернутся ребята или нет, убьют их или нет. И лучше бы убили. Везде, куда бы я ни посмотрел, мне виделась одна Лера, и я не мог думать ни о чем другом. Я все еще не мог поверить в то, что случилось. А что случилось – я помнил смутно. В ушах звенели только частые вздохи Леры, когда она задыхалась, – точно наяву.
Никто не видел, как я ною. Я и сам этого не видел, только чувствовал, как горят влажные щеки и щиплет в глазах. Мне не хотелось домой, мне не хотелось к друзьям, мне не хотелось гонять по заброшкам и писать страшилки, мне не хотелось к сестре – мне не хотелось жить, я просто не видел в этом смысла. Все равно мы все умрем, и я тоже, только вот я умру убийцей.
Я раньше не понимал, как можно не хотеть жить, да еще и из-за кого-то. Мы с пацанами всегда угорали с несчастной любви и всякого такого, просто потому что это казалось нам дико глупым. Когда я слышал про самоубийства или депрессии, с ухмылкой думал, что меня это никогда не коснется. Ну да, конечно.
Я не думал, что какая-то девчонка однажды перевернет во мне все. Да что там – которая вывернет меня наизнанку. Я не думал, что для меня будет значим человек, которого я знаю около суток. Мне хотелось сдохнуть, а лучше проснуться, только вот это был не сон, а реальная жизнь. И в ней все было в сто раз кошмарнее, чем в моих изнаночных снах.
Через какое-то время Степаныча все же вернули обратно: послышался скрежет засова, и Верзила с силой толкнул дядьку вперед, заперев за ним дверь. Степаныч обессиленно свалился на пол и со странным выражением лица пополз ко мне на четвереньках.
– Ты че? – настороженно спросил я.
– У меня есть предложение, – ответил Степаныч, усаживаясь рядом. – Знаешь, почему меня еще не убили? Потому что им нужно, чтобы я следил за тобой. Им даже не важно, кто я и откуда я: они спрашивали, врешь ли ты.
– И что?
– А то, что я им ничего не сказал, – усмехнулся Степаныч.
– Ну, типа спасибо, – буркнул я. – И что?
– Да то, что нам здесь все равно недолго осталось, причем в самом плохом смысле.
– Убьют?
– А как же.
– Да насрать.
Степаныч с недоумением уставился на меня, как будто я сломал ему всю систему.
– Я… в том смысле, что они убьют нас, если ты не признаешься и не начнешь с ними сотрудничать, – промямлил недодядя, собираясь с мыслями.
– Так я и не собираюсь с ними сотрудничать.
– А ты соберись, – нервно ухмыльнулся Степаныч и ухватил меня ослабшей рукой за плечо. – Или я соберусь. Возьму да и расскажу о твоих припадках во всех подробностях. Про катакомбы расскажу и еще сверх того придумаю: у мне при стрессе хорошо фантазия работает. Тогда тебя будут убивать медленно, удар за ударом, эксперименты всякие ставить, ритуалы сектантские проводить, как тебе? Хочешь такую жизнь?
– Тебе че от меня надо? – процедил я, тряхнув плечом.
– Мне надо, чтобы ты вытащил нас отсюда: и меня, и себя.
– Какое интересное предложение! – протянул я, откинувшись к стене.
Как же он меня бесит, собака. Степаныч должен был сдохнуть, а не Лера. Да кто угодно, только не она.
– Послушай, – начал Степаныч, – у меня есть план. Ты должен выйти на контакт с Морзянкой и сделать так, чтобы она показала, где выход, и вывела нас отсюда.
– Вон выход, – кивнул я в сторону двери. – Морзянкой я тебе никак железо не проломлю, она только по мне бьет.
– Так и не нужно ничего ломать, не нужно! – торопливо заговорил Степаныч, понизив голос. – Я все уже продумал!
– Да нет никакой Морзянки! – перебил я его, чувствуя, как в крови закипела злость. – Скажи мне, вот ты совсем идиот, да? А я тебе скажу, да! Потому что здесь собрали долбанутых на голову! Мне лечиться надо, и тебе уже, по ходу, тоже, если ты веришь в весь этот бред. Я не знаю, чем я болею, но с этим нужно в больнице бороться, а не контакт устанавливать! Да, я на голову шизанутый, и я это признаю!
– Дело твое, – задумчиво ответил Степаныч. – Но я-то им все равно про тебя расскажу.
– Стартуй.
Мы замолчали. И кто бы мог подумать, что этот полудохлый во всех отношениях Степаныч начнет меня шантажировать. Только было б чем. Сейчас мне не хотелось абсолютно ничего.