— Ну, так что, отдаем картауну и две кулеврины за восемь сотен?
— Берите, ребята, — громко и звонко крикнула молодая и рыжая девица, — берите серебро, купим вина, согреемся и вы не пожалеете, клянусь! — Она задорно задрала подол до самого бесстыдства. Показала всем.
И дружно, сразу все вместе загалдели солдаты. Стали обсуждать, большинство хотело взять деньги, но были и те, кого не соблазнила рыжая, ни лобком, ни вином. Те, кто понимал, что пушки больше стоят.
— Чего галдите, дураки, Пруфф говорил, что пушки больше стоят, — перекрикивал всех старый корпорал Фриззи, — потерпеть не можете? Как рыжим, волосатым пирогом запахло, так бошки потеряли?
— Чего ждать-то? Опять обещания про богатое завтра, а тут деньга вот она лежит, — не соглашались с ним другие. — Вот она. И пусть, что меньше.
— Берите деньги, ребята, — визжала рыжая, тряся подолом над огнем, — вина купим!
— Мало, — громко говорил сержант, — господин кавалер, пусть купец накинет деньжат, восемь сотен мало.
— Да, да, — подтверждали другие солдаты, — мало, пусть даст еще!
— Сколько еще хотите? — спросил кавалер.
— Сотню! — не мелочась, выпалил сержант.
— Да, сотню, сотню, — снова поддержали его люди.
— Купец добавит сотню, — сразу согласился Волков, — монах, брат Ипполит, иди сюда. Писать и считать будешь. Итого все три пушки мы отдаем за девятьсот монет, согласны?
— Согласны, согласны, — говорили солдаты.
— Мне, как старшему офицеру — четверть, и людей всех моих посчитайте, они дрались не хуже вас, а Хилли-Вилли, так и вовсе всех офицеров у них побили. А господину Рохе сержантскую порцию.
Он мог кричать уже что угодно, его почти никто не слушал, все сгрудились вокруг старого корпорала, сержанта и монаха, которые уже уселись на мешки, достали бумагу и чернила и стали считать людей. И доли. Тут, расталкивая девок и солдат, вперед пробился капитан Пруфф, он был в одной рубахе и шоссах и босой, несмотря на холод:
— Что за деньги, — вопрошал он, — откуда они? Откуда серебро?
— Пушки мы продали, — крикнул ему кто то.
— Пушки? За сколько? — он заволновался. — За сколько, кто купил?
— За девятисот монет, — с гордостью ответил сержант.
— Девятьсот? — заорал Пруфф. — Девятьсот?! Что вы наделали дураки, почему без меня, кто так решил? Кто решил, я спрашиваю?
Но его не слушали, отвечали, лишь бы отстал:
— Корпорация решила, — коротко ответил Старый Фриззи.
— А купец кто? — орал Пруфф.
— Нам не ведомо, господин кавалер его знает.
Пруфф кинулся к Волкову, стал распихивать людей, но тот ждать его не стал, пошел к своему шатру, улыбаясь, и слушая, как капитан орет:
— Дураки, дураки, эти пушки полторы тысячи стоят, полторы тысячи! Какие девять сотен? Там одна полукартауна на тысячу тянет! Кавалер, господин кавалер, постойте.
Он догнал Волкова, схватил за рукав:
— Постойте, остановите сделку, мы теряем много денег.
— Ну, — кавалер высвободил руку, — вы так простудитесь капитан. Гляньте, босой, и почти раздетый.
— Мы теряем деньги, где этот купец, остановите сделку.
— Я купец, — просто сказал кавалер, — пушки эти мне нужны.
— Вы? — удивился Пруфф. — Так это вы всех обманули?
— Никого я не обманывал, предложил деньги и все. Корпорация могла не соглашаться.
— Но ведь вы даже меня не позвали! — возмущался капитана. — Разве так можно?
— Я не знаю правил вашей корпорации, если вас не позвали, то значит так можно.
— Так это же бесчестно!
— Полегче, Пруфф, — сурово сказал Волков, глядя как босые ноги капитана тонут в ледяной грязи. — Не говорите таких слов, это не шутка. И чего же тут нечестного, я пришел к вашим людям предложил им денег, они приняли решение без вас, причем тут я? Вы сами виноваты, что люди ваши решают без вас.
— Но вы ж ко мне должны были прийти, ко мне, — искренне удивлялся капитан, — я старший офицер в корпорации.
— Что ж вы за офицер, если решения принимаются без вас, и вас даже не позвали за советом. Нет Пруфф, своей вины я не вижу. Идите, оденьтесь, а то простудитесь, и проследите, чтобы деньги были поделены честно. Свою долю я уже вычел, оставшуюся часть денег я пришлю немедленно.
— Но я не думаю…
— Идите Пруфф, и проследите за дележом денег, — кавалер перебил его холодно и повторил, — идите, Пруфф. Ваши люди делят деньги без вас.
Больше он его не слушал, шел в свою палатку. Кавалер знал, что поступил неправильно, рыцарь так поступать не должен. Но деньги есть деньги. Да, деньги есть деньги, и сейчас он заработал огромную кучу денег, Пруфф был прав, эти пушки стоили намного больше, чем Волков за них заплатил. Но солдаты Пруффа были довольны, и люди кавалера были довольны, а сам кавалер был очень доволен, все были довольны, включая купцов и девок. Недоволен был только Пруфф, ну так что ж. Всегда есть кто-то недовольный. Так устроен этот мир. Да хранит его Господь.
В тот день солдаты много пили, большие костры горели до утра, на них жарилась жирная свинина, распутные девки пели песни, тоже пьяны были, плясали у костров иной час и нагие. Так — нагие лезли с солдатами под телеги. А потом, не одеваясь, спрятав деньгу за щеку, или отдав ее мамке, снова пили и плясали и шли под телеги снова. А к солдатам Пруффа, присоединились солдаты Брюнхвальда, тоже веселились. Да и сам ротмистр был с ними. Только караульные на заставах с завистью вздыхали, слушая как народ в лагере веселится. Да и Волков смотрел из постели своей, откинув полог шатра, на пьяное веселье. Но к солдатам не шел, ждал. Он послал Егана за Брунхильдой, да девица так и не пришла, Еган зря прождал в ее палатке.
А Брунхильда так больше и не пришла до самого того дня, когда надо было снимать лагерь. Агнес приходила. Была она чиста и платьем и телом необыкновенно, причесана, хорошо выглядела. Волков отметил, что стала она входить в пору женской красоты, и грудь, и плечи ее налились, и лицо заметно изменилось. Она похорошела, и косоглазие ее уже было не так очевидно. А платье ей было мало в теле и коротко. Была девица ласкова и говорила учтиво. Кланялась и целовала кавалеру руку. Не то, что недавно. Прямо смиренная дочь, да и только. Волков был доволен, и думал, что правильно забрал у нее шар, это от него она лик человеческий теряет. Он хотел поесть с нею, выведать, что делала и как жила Хильда, да не вышло. Пришли купцы, пригнали новые подводы и аж девятнадцать лошадей, что он заказывал, так как своих лошадей и подвод не хватало, чтобы вывезти весь трофей. Он до вечера смотрел лошадей и торговался.
А поутру они стали снимать лагерь. Время, что определил им фон Пиллен на язву, прошло. Ни одного язвенного среди вышедших из города не было. Солнце едва взошло, как господа кавалеры и офицеры собрались у западной заставы. Были: Кавалер Фолькоф, капитан Пруф, ротмистр Брюнхвальд, сержанты Роха и Вшивый Карл, и кавалер ротмистр фон Пиллен со своими сержантами.
Кавалер Фолькоф и кавалер фон Пиллен были при своих штандартах, все были в доспехе.
— Друг и брат мой, — начал фон Пиллен, — время прошло, скажите, нет ли среди людей ваших зачумленных?
— Друг и брат мой, я рад сообщить вам, что среди моих людей, нет больных, ученый монах, врачеватель, брат Ипполит, осмотрел всех, и хворых среди нас не сыскал, — отвечал Волков. — Дозволите ли вы нам покинуть лагерь и ехать в свои земли.
— Ну, раз так, то нет нужды удерживать вас, господа, — отвечал молодой ротмистр.
— Господин фон Пиллен, деньги из казны города Ференбурга, вам переданы, — продолжал Волков, — а бронзовую полукартауну, что взял я у еретиков в арсенале, прошу вас принять сегодня, сейчас.
— Что ж, мой принц будет доволен, — сказал фон Пиллен, — пушку я видал, отличная пушка.
— На том разрешите нам отклонятся и отбыть, — сказал кавалер, — ждут нас.
— Я буду скучать без вас, — сказал молодой человек.
И Волков ему поверил, и усмехнулся. Скучать то он будет — по Брунхильде. Стали разъезжаться, но фон Пиллен его окликнул:
— Господин кавалер.
— Да, — Волков остановил коня.
Молодой человек дождался пока все отъедут и произнес:
— Я хотел с вами поговорить…
Он вздохнул, а кавалер сидел, улыбаясь, поигрывал поводьями. Кавалер знал, о чем будет разговор. Фон Пиллен, искал слова, а Волкову их искать не было нужды, и он заговорил:
— Говорить хотите о Брунхильде?
— Да, — признался юноша. — Как вы догадались?
— Она сказал мне.
— Сказала? — удивлению фон Пиллена не было предела. — Она сказала вам о нас?
— Да и я благословляю вас.
— Что? Благословляете? На что? — недоумевал молодой человек.
— Ну как на что, на брак, она сказал мне, что вы собираетесь на ней жениться.
— Жениться? Я?
— Ну, да она мне так сказала, или вы не предлагали ей руки и герба своего?
— Я, я даже не знаю, может она не так меня поняла. Я просто думал…
— Что думали?
— Понимаете у меня родственники… — говорил молодой рыцарь, как оправдывался.
— У всех родственники, так что вы думали насчет женитьбы?
— Я не могу жениться, понимаете, я из старого рода, у нас так не принято жениться, и я надеялся…
— На что? Что я оставлю вам красотку, чтобы вы тут не скучали?
— Да, но… Нет, нет я не так выразился…
— Прощайте фон Пиллен, я забираю ее с собой, — кавалер тронул коня, — А вы всю жизнь будете вспоминать ее, таких больше нет, и еще может, пожалеете, что не женились на ней.
— Но она же гулящая! — кричал ему в след фон Пиллен. — Как же на ней жениться.
— Да гулящая! Еще какая! Таких еще поискать! Впрочем не ищите — не найдете, прощайте фон Пиллен, вы упустили свой шанс.
Он ехал и смеялся, вспоминая печальное лицо юного ротмистра. Это утро было холодным и прекрасным. Он сегодня поедет в Вильбург и дней через пять, с таким обозом никак не меньше, он отдаст раку епископу. От этой мысли ему на душе было хорошо, и пусть, что холодно. И он засмеялся, в кои веки. Сам с собой. По дороге он встретил Роху, тот сопровождал пушку, которую везли фон Пиллену, для курфюрста.