— Бог ты мой! Господин, вы ли это?
— Экселенц, ну нет слов, — восхитился Сыч.
— Заберите вещи, и поехали побыстрее, — сказал Волков, — есть я хочу. Замерзну я в таком виде, наверное.
Удивленные взгляды своих людей его удовлетворили, но больше чем восхищение слуг, его интересовала реакция другого человека.
Ему хотелось увидеть, как отреагирует она.
Агнес уставилась на него, косила глазами и молчала, будто увидала чудо чудное. А Брунхильда, бросила взгляд, удивилась, открыла было рот, но так и осталась с открытым ртом, хотела видно сказать что-то, да слов не нашла, а потом вспомнила, что она с Волковым почему-то не разговаривает, и отвернулась, стала дальше пришивать кружева к рубахе.
Реакцией молодых женщин кавалер остался доволен, и без слов было ясно, что его вид произвел на них нужное впечатление. И сказал:
— Собирайтесь, со мной поедете.
— Куда? — спросила Агнес.
— Недосуг мне, — высокомерно ответила Брунхильда и продолжила шитье.
— Я велел Егану телегу запрягать, для вас. Вам будет интересно поглядеть. Собирайтесь.
— Платье лучшее одевать? — спросила Агнес. — Как в церковь?
— Как в церковь, — кивнул кавалер.
— Холод на улице, снег, — продолжала упрямиться красавица, — платья у меня зимнего нет, башмаков зимних нет, шали нет. Без меня езжайте.
— Снег месить тебе не понадобится, из дома в дом пойдешь, а меж ними на телеге поедешь, в одеяло укутаетесь, не замерзнете, — уговаривал Волков.
— Шейблейн на меху мне купите, так поеду, — с вызовом ответила Хильда, продолжая шить.
— Что еще за шейблейн? — спросил кавалер.
— Душегрейку она хочет, чтобы по рукавам и на горле мех был, все дамы сейчас носят такие, — пояснила Агнес, доставая и раскладывая на кровати платье и нижние юбки.
— Куплю, собирайся, — обещал Волков.
— Вот как купите — так соберусь, — вредничала красавица. — А в одеяле не поеду.
Волкова перекосило от злости:
— Поедешь, — заорал он, — не в одеяле, так в мешке из-под гороха поедешь! Пока Еган коня запряжет, чтобы готовы были!
И вышел, хлопнув дверью.
А Брунхильда, сидела на перине и шила, будто ее все это не касается.
— Собирайся, доиграешься, и впрямь в мешке поедешь, господин шутить то не будет, — говорила Агнес, натягивая нижнюю юбку. — Чего злишь-то его? Он тебе душегрею обещал — купит.
— Уж купит, куда денется, — высокомерно отвечала красавица, нехотя вставая и откладывая шитье, — ладно поедем, глянем, чего он там придумал.
Двор был огромен, десяток подвод могли встать. И ворота двору подстать. Высокие, крепкие и дверь рядом для пеших. Конюшня на шесть лошадей, и колодец свой. А двор мощен плитой каменной, такой ровной, что танцевать можно. Все стояли ошеломленные, разглядывали красоту сию. Кроме Волкова, да Брухильды. Волков знал, сколько ему платить нужно будет за дом этот, а Хильда делала вид, что ей все равно, хотя сама рассматривал все с интересом. И все ей здесь нравилась. Отмечала что-то для себя.
Сыч открыл дверь дома, поднялись по двум ступеням, вошли все. Уже темнело на улице, хоть и ставни были открыты, пришлось зажигать лампы.
— Не хуже чем у барона в Рютте, — заявил Еган, оглядывая помещение.
И было что оглядеть.
Огромный камин, что человек войти в него смог бы. Да с вертелом для жаркого, и большим чаном на цепи. Печь рядом добрая, крюки для копчения, длинный стол, с лавками, такой, что и двадцать человек сесть смогут. Каморы с посудой, кастрюли да сковороды медные, и посуда для еды простая. Горшки и ложки длинные, в общем все, все, все что нужно для готовки. А с боков от камина двери, одна в комнату с полатями и лежанками, для слуг, вторая вела в теплый нужник.
— Нет, — сказал Сыч, — у барона и близко такого нет, как тут.
— И что ж, мы тут жить будем? — спросила Агнес, глядя на кавалера.
А кавалер глянул на Брунхильду и произнес:
— Я могу и в простом доме жить, но мне этот предложили, вот думаю.
— Так вы и в телеге жить можете, не хуже бродяг да цыган, — язвительно заметила красавица, — вам не привыкать, всю жизнь, почитай, в солдатах бродяжничали.
— Так нравится тебе или нет? — с заметным раздражением спросил Волков.
— Покои поглядеть нужно, — надменно произнесла Брунхильда.
Взяла у Сыча лампу, пошла к лестнице, что вела наверх.
— Ну, ты глянь на нее, — восхитился Еган, — год назад в хлеву спала, а тут на тебе, покои ей поглядеть надобно, баронесса, да и только!
Хильда зыркнула на него так, что будь он из соломы, так и полыхнул бы. Она все больше не любила Егана, он один осмеливался ей напоминать, откуда она вышла.
А второй этаж был для господ, столовая с посудой, стол резной, да со скатертью. Вместо лавок стулья с высокими спинками, вместо ламп подсвечники на три свечи. Окна большие, светлые. Стены полотном оббиты, а поверх полотна гобелены. И покои, с кроватями тут же, кровати высокие, с балдахинами от сквозняков.
В одном покое, камин был, и кровать большая, а в другом кровать меньше, вместо камина жаровня, и теплая уборная. И зеркало большое тут было.
— Я здесь жить буду, — сказала Брунхильда. — Мне тут по нраву.
— Мне тоже нравится, — сказала Агнес.
— Я одна тут жить буду, — уточнила Хильда, — ты себе иди место ищи.
— Так, где искать-то, тут одна комната для господина осталась, — искренне удивилась девочка.
— Не знаю, — надменно сказала красавица, — в холопской поспишь, с Еганом.
— Сама там спи, — зашипела Агнес тихо-тихо, — с Сычом.
— Что? — так же тихо шипела в ответ. — Ишь, ты зараза косоглазая.
— Шалава беззубая, — отвечала Агнес.
Брунхильда и хотела влепить девчонке оплеуху, да та увернулась.
— А ну хватит, — рыкнул Волков, — обе тут спать будете. Если я, конечно, соглашусь тут жить.
— А чего ж не согласитесь то? — все еще раздраженно говорила Хильда. — Опять в телеге жить собираетесь?
— Дорого тут.
— Дорого? Так вы добра сто возов в Ференбурге наворовали, чего ж вам дорого то?
Тут кавалер не выдержал, схватил ее за волосы на затылке, притянул к себе, заговорил в бешенстве:
— Ты, говори-говори да не заговаривайся, не вор я, и еще раз такое скажешь — пожалеешь.
Он с силой швырнул ее на кровать. Агнес рядом стояла, сжала кулаки от страха, глазки таращила.
А Брунхильда упала на перины, ноги в коленях согнула, подол задрался, а бесстыдница смотрела в потолок и говорила:
— А перина то тут, какая мягкая, да я тут спать буду.
Волков смотрел на нее зло, и восхищался ее красотой и бесстыдством, а она приподнялась на локтях, и еще больше подобрала юбки, так, что все ноги были на виду и заговорила:
— Ну, так что, будете меня еще за волосы трепать, мне понравилось.
Он молчал. Только на ноги ее глядел. Как его бесил эта развратная девка, кто бы знал.
— Ну, — продолжала она, — гоните убогую прочь, пусть вниз идет, а я платье пока сниму. Снять? — продолжала красавица.
Волков просто не мог согласиться, ему стоило большого труда, чтобы не шагнуть к ней, не схватить ее, не вцепиться в ее ляжки и ягодицы пальцами, а в шею зубами. Он повернулся и пошел из комнаты, а она смеялась, кричал ему в след:
— Господин, мой, куда же вы? Раз уж пошли, скажите холопу своему, чтоб вещи мои сюда привез, я тут сегодня спать буду, и пусть дров для жаровни принесет, холодно тут.
Волков решил снять дом. Четыре талера в месяц ему были по силам. Деньги у него были, в денежном ларе, от которого ключ он теперь всегда носил с собой. Там было золото, что досталось ему от колдуна из Ференбурга. Сколько было денег, он не знал точно, брату Семиону не верил, уж больно разные монеты и по весу и по чистоте лежали в ларе. чтобы знать точно, нужно было идти к меняле. Но золота было еще много, да и серебро осталось после расчета с Пруффом. Триста шестьдесят два талера. Да, он мог себе позволить этот дом, и эту одежду и эту женщину. Вечером в дом пришли монахи, брат Ипполит и брат Семион рассматривали дом с восхищением. А Брунхильда сказала, сидя внизу за длинным столом и ковыряясь ложкой в стряпне Егана:
— Дурень ваш камин-то топить умеет, а вот убираться и готовить, нет. Кухарка вам нужна, и еще одна баба для уборки и стирки.
— Стирать вы себе с Агнес сами сможете, да и готовить тоже, — отвечал Волков.
— На всю вашу ораву готовить я буду, и не думайте даже, — заявила красавица, — и еду мне теперь пусть наверх подают, там буду есть.
Кавалер был согласен, есть крестьянское варево, что готовил Еган, ему тоже не хотелось, кухарка была нужна. Он встал и пойдя в свои покои сказал, даже приказал Брунхильде:
— Ко мне приходи ночью.
Девушка только зыркнула в ответ зло, но спорить не стала.
Брюнхвальд нанял мастера строителя, и тот помогал людям его строить дом, работа шла быстро, Волков смотрел, как на холоде работали солдаты, они были почти раздеты, и не мерзли, от рубах едва пар не шел. Работа шла споро, они ставили уже второй этаж. Мальчишки Хельмут и Вильгельм были тут же, без доспехов, что были им велики, и мушкета, они выглядели естественно и хорошо, деньги пошли им на пользу. Он прикупили себе хорошей одежды. И в хорошей одежде носили стропила для дома. Они низко кланялись кавалеру, видя его.
В кузне тоже было жарко, Яков Рудермаер трезвый и сосредоточенный, то колдовал у горна, то работал малым молотом на наковальне. Ковал ствол. Роха был тут же, сидел на рогоже, что укрывала корзину с углем. Он тоже купил себе новую одежду, шляпу, подравнял бороду, в руке у него была бутылка вина.
— Мы нашли одного кузнеца, — говорил он, — он знает, как просверлить длинный ствол, просит дорого, но мы еще поторгуемся.
— Делайте, делайте мушкеты, — отвечал кавалер, — на них будет спрос, ты ж видел, как они бьют.
— Видел, Яро, видел, мы научимся их делать, не волнуйся. Я с него, — Роха кивнул на кузнеца, — с живого не слезу.
Волков поехал к себе, на улице, маленькая девочка, лет девяти, перевязанная теплым платком окликнула его: