– Да будь ты проклят, адское создание, – сказал кавалер, наступил на голову доктора, быстрым движением отсек ее и тут же брезгливо убрал ногу, побоялся, что вши переползут на сапог. А вшей на голове доктора было предостаточно.
На улице стало удивительно тихо. Только чайки смотрели с коньков крыш. Даже ветра не было. Дураки доктора тоже лежали не шевелясь.
Волков мечом развернул тряпку на отрубленной голове, дело ему казалось мерзким, да и меч марать не хотелось, но требовалось выяснить, что пряталось за маской. А за ней оказалась только гниющая голова трупа, и все. Кавалер пнул ее. Затем подошел к телу, там, на поясе висел красивый кошель. В первую встречу, Волков помнил это, доктор достал из этого кошеля целую пригоршню золота. Разрубив кошель, кавалер ничего в нем не нашел, даже медной монеты. Трофеев не было, схватка оказалась убыточной. И кавалер, расстроенный, похромал к своему мертвому коню.
Да, он устал, нога заныла сильнее, чем раньше, и настроение было отвратное, но он никогда не оставил бы на мертвом коне седло ламбрийской работы ценой в пять талеров. Ну разве что ему угрожала бы смерть. А сейчас Волков такой угрозы не чувствовал.
Пока дошел до винного двора, нога уже болела вовсю. Но седло Волков дотащил. Зайдя в лагерь, он сбросил седло прямо у входа и уселся на ближайшую бочку, что лежала у ворот. Кавалер, тяжело дыша, стягивал шлем, подшлемник. Пришел, хромая, Ёган. Помог господину снять доспехи и сапоги. Все смотрели на него, но даже Ёган, даже Роха не отваживались что-либо спрашивать.
– Мыться! – коротко бросил кавалер, когда был раздет.
Принесли уксус и сарацинскую воду в ведрах, Ёган и брат Ипполит стали обмывать Волкова. Остальные ждали, когда господин закончит омовения. Наконец, когда он уже невыносимо вонял уксусом, Ёган принес чистую одежду. И тогда к кавалеру подошел солдат, которого все звали Старый Фриззи, и, поклонившись, сказал:
– Господин, я как глава солдатской корпорации должен знать, что сталось с теми людьми, что пошли с вами? Что мне говорить их женам и детям?
Волков долго и угрюмо смотрел на старого солдата и наконец произнес:
– От души надеюсь, что женам и детям этих крыс, которых ты называешь людьми, придется оплакивать.
Солдат и все остальные обдумывали произнесенное кавалером в полной тишине, не прося никаких пояснений. Но кавалер пояснил:
– Пока я отлучался, эти крысы не набрали воду, а выпрягли коня и сбежали. Вот и все, что ты как глава корпорации должен знать о своих людях.
– Сбежали? – тихо переспросил один из солдат.
– Сбежали, – рявкнул Волков, – и украли моего коня! Вонючие дезертиры!
– А где твой-то конь? – спросил Роха.
– А моего коня за восемьдесят талеров убил вшивый доктор Утти, – неожиданно спокойно отвечал кавалер.
– Да как же так? – не верил Ёган. – Он же хлипкий на вид.
– Да, хлипкий, но ловкий, а вот полудурки у него крепкие были.
– Значит, драка была? – спросил Скарафаджо.
– Была, – отвечал кавалер.
– А я и думаю, откуда на шлеме у вас новые царапины, – сказал Ёган.
– Да, попали пару раз, – отвечал кавалер.
– А ты? – спросил Роха.
– Убил их всех.
Роха кивнул в знак одобрения:
– Ну, хоть так за коня ответили, твари.
– Ну, хоть так, – согласился Волков и посмотрел на старого корпорала. – А с дезертиров я спрошу по возвращении в Ланн. Поволоку их в суд за конокрадство. Как ты считаешь, старик, это будет правильно?
Старый корпорал только вздохнул тяжело и подумал: «Ты еще вернись туда, господин. Неплохо бы нам всем туда вернуться».
Ближе к вечеру появился Пруфф с еретиком и своими людьми. Он был показательно спокоен, рассказал, что за этот день они разбили часть стены и сняли одну кладку камня. Осталось две, но капитан думал, что сломать эти два слоя будет легче.
Кавалер рассказал капитану о том, что его люди дезертировали. Пруфф выслушал это спокойно и просто ответил:
– Такое бывает.
На том разговор и закончился. Капитан Пруфф пошел к костру есть, а Волков сказал Рохе:
– Ты не спи сегодня ночью, Хилли-Вилли пусть с тобой посидят. Как бы эти вояки не разбежались.
– Куда они денутся, побоятся бежать ночью, – беззаботно отвечал Скарафаджо.
– Они знают, что я доктора убил, могут и не побояться.
– Хорошо, покараулю. Сяду у ворот.
Волков глядел на ужинающих солдат, на их сержанта и капитана. Еретик с семьей сидел отдельно, к костру не приближались. Они тоже ели, девочки с аппетитом, и жена не отставала. Сам же еретик ужинал медленно, как бы нехотя.
А солдаты сидели вокруг костров, ели бобы, пили вино. Но вид их не предвещал кавалеру ничего хорошего. Люди выглядели недовольными, скорее всего, они завидовали тем, кому удалось сбежать.
Положение только ухудшалась. Когда стемнело и кавалер уже хотел ложиться спать, к нему подошел монах брат Ипполит и тихо произнес:
– Господин, кажется, у нас беда.
Волков хотел его убить. Ну, какая беда может быть еще? Куда уж больше бед? Что еще за беда? Но перетерпел приступ ярости, стараясь глубоко дышать, а затем так же тихо спросил у монаха:
– Хворь?
– Да, господин, один из людей кашляет все время и много пьет, кажется, у него жар.
– Кажется?
Монах кивнул.
Волков встал, и монах повел его к одному из костров, вокруг которого сидели солдаты. Они поднялись при приближении рыцаря. Другие с интересом наблюдали за происходящим.
Ни монах, ни кавалер ничего не говорили, просто разглядывали солдат, и тут один из них, молодой парень, спросил:
– По мою душу пришли?
Волков увидел, что рубаха его почти мокрая, и парень тут же начал покашливать.
– Да, брат-солдат, по твою душу, – сказал кавалер, – тебе нужно уйти из лагеря.
– Думаете, у меня язва?
Пруфф, Роха, брат Семион и другие солдаты подходили ближе, все хотели знать, что происходит. Даже еретик пришел послушать.
– Мы будем молить Господа, чтобы так не было, – произнес брат Ипполит, – станем надеяться на лучшее.
– На лучшее? – переспросил солдат.
– Мы все будем молиться за тебя, – сказал Волков, – но тебе сейчас придется уйти.
– Уйти? Куда же мне уйти?
– Куда ему идти? – крикнул кто-то. – Так нельзя.
Солдаты недовольно загалдели.
– Тихо! – рявкнул Волков. – Нельзя ему тут оставаться! Если он тут останется и у него язва – помрем все. Слышите? Все!
– Так не годится, это не по правилам нашей корпорации, – возразил Старый Фриззи. – Мы не должны его выгонять.
– Мы его не выгоняем, напротив ворот дом, там вроде трупьем не воняет, чист он, – сказал кавалер, – пусть заболевший ляжет там на пару дней, а там будет ясно, язва у него или простая хворь. Если не язва – придет обратно.
– А если у него язва? – крикнул кто-то из солдат. – Что ж ему, подыхать одному?
– А если у него язва, то мы все станем заболевать, один за одним, и первыми будут болеть те, кто к нему ближе, – пояснил монах.
– Ты же говорил, что мы не заболеем, чертов поп, – рассердился сержант Вшивый Карл и указал на молодого солдата, – а он заболел!
– Я не говорил такого, – залепетал молодой монах, – я говорил, что если пить кипяченую воду, и есть только горячую пищу, и мыть тело уксусом, то можно и не заболеть. Но я не говорил, что вы точно не заболеете, здоровье человека – то промысел Божий, и…
– Да заткнись ты! – оборвал его сержант. – Вон твой промысел Божий уже перхает стоит и мокрый весь, и с нами тоже будет такое. Надо уходить отсюда.
Солдаты снова загалдели.
– Тихо! – снова заорал Волков, все замолчали, а он оглядел людей и произнес: – Завтра все идем ломать стену, сломаем и пройдем в цитадель, заберем мощи и отправимся домой.
– Да мы это уже слышали – заберем мощи, заберем мощи, мы тут сами скоро мощами станем! – крикнул один из солдат, и остальные его поддержали.
– Да тихо вы! – снова рявкнул Волков. – Если завтра мощи не возьмем, пойдете домой! Контракт, буду считать, вы исполнили.
Теперь все молчали, видимо, такой расклад воинов устраивал. Кроме одного человека.
– А я? – спросил молодой солдат в мокрой рубахе. – А меня бросите тут?
Волков не знал, что ответить. И никто не знал, все молчали, понимая, что, будь среди них хоть один человек, выглядящий больным, из города их рыцарь фон Пиллен не выпустит. И тут заговорил брат Семион:
– Как звать тебя, сын мой?
– Томасом кличут, святой отец, – ответил молодой солдат и закашлялся.
– Я останусь с тобой, сын мой, коли Господь даст тебе легкую болезнь, то выйдем из города через пять дней, а коли решит послать тебе испытание чумой, то приму твою исповедь, причащу и отпущу грехи, чтобы стоял ты пред очами святого Петра чист и светел.
– Спасибо, святой отец, – молодой солдат зарыдал, – спаси вас Господь.
– Сержант, – сказал Волков, – выдай солдату еды и вина на пару дней.
Сержант принялся выдавать бедолаге положенное, а все остальные наблюдали за этим в тягостном молчании. Молодой солдат стоял рядом с отцом Семионом, слушал его и больше не рыдал, а только кашлял и кашлял тихонько.
Когда он наконец ушел на улицу в темноту, кавалер сказал:
– Все, кто рядом с ним был, сидел, стоял, умойтесь уксусом и прополоскайте рот сарацинской водой.
И никто на этот раз к его словам не отнесся легкомысленно, солдаты пошли мыться, и отец Семион с ними.
Глава 13
Ему нужна была Агнес, только ее маленькие, с детства натруженные руки могли избавить от боли. Слишком много Волков прыгал на больной ноге днем, чтобы ночью спать спокойно. Солдаты помылись и затихли, Роха с мальчишками нес караул, было тихо и тепло, только и спать, а ему досаждала боль в ноге. До рассвета кавалер почти не смыкал глаз, а на рассвете поднял всех. Это был последний их день в городе. Он так обещал людям. И поэтому за этот день придется успеть сделать то, зачем они сюда явились.
– Вставайте, лентяи! – орал Волков, едва солнце показалось из-за крыш. – Сегодня главный день! Вставайте, если хотите завтра отсюда выбраться.