А Род тем временем нашел доктора Хорвата, забившегося в угол кают-компании.
– Вы весь день избегали меня, док, – вежливо сказал Род. – Но почему?
Хорват попробовал улыбнуться, но у него на лице появилась лишь жалкая гримаса. Брови Хорвата на мгновение сошлись, потом лоб снова разгладился.
– Буду искренен с вами, Блейн. Сначала я выступал против того, чтобы вы принимали участие в экспедиции – по причинам, известным нам обоим. Ваш человек – мистер Реннер – убедил меня, что с зондом у вас не было другого выхода. Кроме того, хотя мы с вами – совершенно разные люди, меня полностью устраивал ваш стиль руководства на «Макартуре». С учетом вашего звания и опыта, вы неизбежно должны были получить место в Комиссии.
– Я и не рассчитывал на подобное повышение, – ответил Род. – Но, с точки зрения начальства Спарты, вы, вероятно, правы. И поэтому вы обижены на меня?
– Нет, – признался Хорват. – Наши разногласия были неизбежны, да и на законы природы я не обижаюсь. Но я рассчитывал на место в Комиссии. Я возглавлял научную часть экспедиции и сражался за каждую крупицу полученной нами информации. Если уж членам экспедиции дают два места, то одно заслужил я!
– А Салли – нет? – холодно спросил Род.
– Салли прекрасно поработала, – сказал Хорват. – Ваша невеста очаровательна и сообразительна, и вам трудно быть объективным по отношению к ней… но, Блейн, вы действительно сравниваете ее компетенцию с моей?
Род перестал хмуриться и широко улыбнулся. Профессиональная зависть Хорвата не была ни комичной, ни наивной, только неизбежной, такой же неизбежной, как вера доктора в то, что должность определяет компетенцию ученого.
– Успокойтесь, доктор, – вымолвил Род. – Салли оказалась в Комиссии не из-за своих научных способностей. Император оценивал ее… рвение, – Род едва не ляпнул «преданность», но благоразумно воздержался. – И не переживайте, что вас не сделали членом Комиссии, – заявил Блейн. – Это можно рассматривать как своего рода комплимент, – многозначительно добавил он.
Брови Хорвата поползли вверх.
– Простите?
– Вы ученый, доктор. Ваша жизненная философия – объективность, верно?
– Да, – кивнул Хорват. – Но с тех пор как я покинул лабораторию…
– Вы боролись за ассигнования. Даже вовлеченный в политику, вы находили свободное от административных обязанностей время и помогали коллегам.
– Спасибо, – искренно произнес Хорват.
– Поэтому и ваше отношение к мошкитам должно быть объективным и далеким от политики. Но данная позиция является не лучшим курсом для Империи, верно? Ваши действия не отвечали бы требованию момента. Кроме того, Его Величество понимает, что мы с Салли ставим Империю превыше всего. Нам внушали это с первого дня жизни. Мы не можем претендовать на научную объективность там, где затронуты интересы Империи.
Род умолк. Он как мог позолотил пилюлю для дока и уже выбился из сил.
Но это сработало. Да, Хорват не развеселился и, похоже, не собирался отказываться от дальнейших попыток получить место в Комиссии, зато перестал дуться на весь свет. Хорват даже сердечно улыбнулся и пожелал счастья Роду и его невесте. Род счел, что свободен, и с чувством выполненного долга вернулся к Салли.
– Нельзя ли хотя бы сказать мошкитам «до свиданья»? – умоляюще спросила Салли. – Род, вы не сможете убедить его?
Род беспомощно взглянул на адмирала.
– Миледи, – сурово отчеканил Кутузов, – не хочу обманывать вас. Когда мошкиты прибудут на Новую Шотландию, ими займетесь вы, а не я, и вы будете указывать мне, что с ними делать. Но сейчас я отвечаю за мошкитов, и я не буду отступать от правил. Пусть отец Харди передаст им послание от вашего имени.
«Что бы он сделал, если бы мы с Родом приказали ему пропустить нас к мошкитам? – подумала она. – Мы как-никак члены Комиссии. Нет, разразился бы скандал… Кстати, ведь Род считает Кутузова полезным человеком, а после склоки они бы уже никогда не смогли работать вместе. Даже если я начну ныть, Род точно не пойдет мне навстречу».
– Имейте в виду, что послы еще не стали нашими близкими друзьями, – напомнил Харди. – Между прочим, Иван почти не контактировал с людьми. Ничего, все изменится, когда мы прибудем на Новую Шотландию. – Харди помолчал и сменил тему: – Не сомневаюсь, что вы сдержите слово и подождете с женитьбой до возвращения «Ленина».
– Пожалуйста, обвенчайте нас! – выпалила Салли. – Мы будем ждать вас!
– Спасибо.
Харди собирался добавить что-то еще, но кают-компанию пересек Келли и отсалютовал Роду.
– Капитан, я перенес ваши вещи и вещи леди Салли на «Гермес». Команда «Гермеса» просит поторопиться.
– Келли стал моей совестью, – вздохнул Род. – Ладно, Салли, нам пора. Но после такого банкета нам придется туго. Три g – это не шутки!
– Мне тоже пора, – сказал Кутузов и смущенно улыбнулся. – Прощайте, мэм. И вы, капитан. Желаю удачи. Вы были отличным офицером.
– Почему… Спасибо, сэр. – Род обвел взглядом кают-компанию и посмотрел на Бери. – Келли, адмирал принимает ответственность за мистера Горация Бери.
– С вашего разрешения, канонир Келли продолжит командовать космодесантниками, несущими охрану, – проговорил Кутузов.
– Да, сэр. Келли, будьте постоянно начеку. Бери может замыслить побег. Я, конечно, не представляю, что он задумал, но приказ вам ясен: нужно и дальше содержать его под стражей. Он способен попробовать подкупить ваших людей.
Келли фыркнул.
– С моими парнями у него такой номер не пройдет.
– Что ж, до свидания, Келли. Не давайте Набилю всадить кинжал в ваш бок. Я хочу увидеть вас на свадьбе целым и невредимым.
– Да, сэр. И будьте осторожны, кэп. Маркиз убьет меня, если с вами что-нибудь случится. Он так и сказал перед вашим отъездом из Круцис-Корта.
Кутузов громко откашлялся.
– Наши гости должны срочно покинуть нас, – объявил он. – Поздравим их еще раз.
Род и Салли покинули кают-компанию под громкие возгласы, среди которых слышались и пьяные голоса. Прием, похоже, заканчивался.
Курьерский корабль «Гермес» был маленьким и юрким – общая площадь жилого пространства была сравнима с жилыми отсеками катера «Макартура». За системами жизнеобеспечения размещались баки с топливом и двигатели, а также узкие, но вполне проходимые лазы. С трудом преодолев их, Салли и Род оказались внутри.
Заняться на крошечном суденышке было особенно нечем, да и высокое ускорение не настраивало на рабочий лад. Помощник судового врача в течение восьми часов наблюдал за пассажирами, чтобы убедиться, что они нормально переносят ускорение, а затем одобрил просьбу Рода увеличить его до трех с половиной g. При такой силе тяжести лучше всего было спать и ограничить умственную активность до минимума.
Когда они достигли точки Олдерсона, пылающий Глаз Мёрчисона был далеко позади, а мгновением позже превратился в красную точку, горящую на фоне Угольного Мешка. В самом центре Глаза Мёрчисона желтела крошечная мошка.
48Штатский
Они перебрались на борт посадочной шлюпки сразу после того, как «Гермес» вышел на орбиту Новой Шотландии. Салли едва успела попрощаться с экипажем курьера.
– ПОСТОРОННИМ ПОКИНУТЬ ПОСАДОЧНУЮ ШЛЮПКУ. ПАССАЖИРАМ ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВХОЖДЕНИЮ В АТМОСФЕРУ.
Воздушный шлюз со щелчком захлопнулся.
– Готовы, сэр? – спросил пилот.
– Да.
Взревели двигатели. Посадка прошла не слишком гладко – пилот очень торопился. Когда они парили над городом, скорость была чересчур велика, и пилот был вынужден сделать два круга, прежде чем лодка затормозила, зависла, а затем опустилась на посадочную площадку на крыше Адмиралтейства.
– Дядя Бен здесь! – воскликнула Салли, бросаясь к нему в объятия.
Бенджамину Брайт-Фаулеру уже исполнилось восемьдесят стандартных лет – на столько он и выглядел. Не прошедшие регенерационную терапию люди могли бы подумать, что ему пятьдесят и он находится в самом расцвете сил (по крайней мере, интеллектуальных). Последнее предположение, впрочем, было верным.
Рост его составлял сто семьдесят четыре сантиметра, вес – девяносто килограммов: полный, невысокий, практически лысый, с бахромой темных седеющих волос вокруг сверкающего купола темени. Он никогда не надевал шляпу – только в холодную погоду, – поскольку обычно забывал о головном уборе.
Одевался сенатор Фаулер старомодно. Он почти всегда предпочитал появляться на людях в мешковатых брюках, мягких кожаных ботинках и изрядно поношенном коротком пальто из верблюжьей шерсти. Одежда была дорогая, но за ней никогда не следили должным образом. Мечтательные глаза (которые часто слезились) и взъерошенность не лишали его облик внушительности, и политические противники не единожды ошибались, делая вывод о его способностях по внешнему виду. Иногда, в достаточно важных случаях, сенатор позволял камердинеру подобрать ему костюм – и тогда хотя бы несколько часов выглядел как должно: в конце концов, он был одним из самых могущественных людей Империи. Но, как правило, сенатор надевал первое, что находил в гардеробе, а с тех пор как он запретил слугам выкидывать то, что ему нравилось, часто носил старые, привычные вещи.
Сенатор заключил Салли в медвежьи объятия, а она поцеловала его в лоб. Салли была выше дяди, и ей постоянно хотелось еще подрасти, чтобы чмокнуть его в макушку. Бенджамин Фаулер не обращал внимания на свою внешность, но злился, если кто-нибудь напоминал ему об этом, однако лысина мало его беспокоила. Он наотрез отказался подвергать ее косметическим процедурам.
– Дядя Бен, как я рада видеть тебя! – Салли отстранилась и с притворным гневом произнесла: – Ты перевернул мою жизнь! Твоя радиограмма заставила Рода сделать мне предложение!
Сенатор Фаулер вроде бы удивился.
– Значит, к тому моменту он этого еще не сделал? – Он внимательно оглядел Рода. – А с виду – вполне нормальный, – грубовато произнес он. – Вероятно, где-то имеется скрытый изъян. Как поживаете, Род? Прекрасно выглядите. – Он пожал Роду руку. Хватка у него была сильной, и Род, пожалуй, мог скривиться от боли.