н, что все сойдет отлично, и они с женой докажут, что находятся на переднем крае и так далее. Надо наконец перейти от слов к телу, натянуто каламбурил он. Но в тот момент, когда Жанна переступила порог их крохотной тогда квартирки, его мгновенно переклинило. Он понял, что никогда, ни при каких обстоятельствах не посмеет предложить Светлане то, что задумал. И создалась поэтому совершенно водевильная ситуация. Жена приняла гостью всего лишь за сослуживицу мужа, зашедшую по-товарищески проведать коллегу. Жанна, уверенная, что вот-вот последуют недвусмысленные шаги к задуманному групповичку, вела себя соответственно. То есть не пошлила, не рассказывала двусмысленных анекдотов, не совала в рот банан, не облизывала подолгу, с вызовом кофейную ложку. Она была сама пристойность. Наоборот, Света, желая показать полную свою эмансипированость, склоняла все время тему разговора в рискованную сторону. Раз пять упомянула о том, что они с мужем люди современные, и на многие вещи она готова посмотреть сквозь пальцы. Митя чувствовал себя как планета Меркурий, одна сторона которой все время раскалена, а другая обледенела. Он с трудом произносил слова, не мог ни соответствовать игривому, но невинному, в общем, настрою жены, ни молчаливому, но мощному вопрошанию Жанны – когда? Он сумел без скандала выпроводить гостью и заслужил похвалу супруги (какие у тебя приятные сослуживицы), и ответил на нее тяжелым сардоническим хохотом. Комизм той истории частенько вспоминался ему, и он порой в самых неподходящих обстоятельствах начинал прыскать и закрывать лицо рукой.
А теперь, пожалуйста, настоящая трагедия!
Он слишком далеко затупил в самом начале ситуации, и теперь, что бы он ни придумал, Света не поверит ни одному его слову.
– Она…
– Не притворяйся, ты знаешь ее имя.
– Она…
– Ее зовут Наташа, вы встретились с ней в Диканьке. Не знаю, уж что там произошло у вас, но ты дал ей свою визитку и пригласил к себе домой, как к себе домой!
– Да?
– Что, милый, станешь петь, что был пьян и ничего не помнишь?!
Дир Сергеевич был тогда пьян, но и помнил достаточно много, поэтому не определил с ходу, что надо сказать. Супруга внезапно влепила ему оплеуху с таким видом, будто даже не от злости, а чтобы побудить к каким-то внятным словам и действиям.
Наташа тут же быстро, но грациозно изменила позу и исчезла с линии обозрения семейного скандала.
Светлана Владимировна продолжила беседу, словно бы оплеухи и не было. То есть ровным, деканским тоном.
– Честно говоря, не предполагала, что такое может произойти. Ну, там банные девчонки, секретарши на Колины деньги, мелкое неизбежное зло, но чтобы ты решился на такую демонстративную акцию. Прямо хоть уважай тебя, сволочь убогая.
– Почему… убогая?
– Сам знаешь! – рявкнула супруга и вдруг сорвалась с места, продолжение скандала в стоячем состоянии ей было не по силам. Она, громко лязгая металлом своей обувки, как римский легионер, ушла в глубь коридора. Тут же вернулась. На каблуках она была выше его ростом, и глядя сверху вниз на своего мужа и в прямом, и в переносном смысле, прошипела.
– Пожалеешь! Понимаешь, пожалеешь!
– Хорошо, – покорно кивнул Митя, он готов был жалеть, мучатся, но только, чтобы этот кошмар больше не длился. Он даже, оказывается, не представлял, до какой степени он в зависимости от этой разьяренной женщины. И это притом, что нет уже, кажется, ни любви, ни приязни. А что тогда есть?! Непонятно чем питающаяся уверенность, что без нее невозможно!
– Что хорошо, идиот?! Ты думаешь мне тебя нечем достать, как будто ты в панцире своего идиотизма. Есть жало, есть! Выть будешь, сам себе горло выгрызешь, поверь, я знаю. Я хорошо тебя знаю, как знают знакомого таракана.
Что она имеет в виду, подумал Митя, но не смог сосредоточиться на этой мысли.
– Приползешь на брюхе, на чем угодно приползешь, и не факт, что тебя я хотя бы выслушаю. Не прощу никогда, это я тебе обещаю. Но если приползешь, поваляешься в ногах, может быть, не буду добивать. Ты понял, что я говорю?
Дир Сергеевич подумал, что ничего он не понимает, но угроза кажется ему и обоснованной, и страшной. И счел за лучшее сказать.
– Да.
– А вот если «да», тогда забирай свою хохляцкую шлюшку и убирайся из дома.
Значит, в театр мы не пойдем, подумал муж, и стал кивать, безусловно и полностью соглашаясь с предложением супруги. В подтверждение своего согласия он пробормотал:
– Конечно, конечно, я уйду.
– С ней вместе.
– Да, я уйду, и она уйдет. Не тебе же, Света, уходить. Тебе же некуда идти.
Госпожа декан беззвучно взвилась.
– Ты так считаешь?
Она вдруг стала собираться, натягивать пальто, искать на вешалке шарф. Дир Сергеевич удерживал ее, искренне желая, чтобы она осталась. Конечно, не удалось. Он не мог ей противостоять, надо было признать это. Дверь распахнулась и захлопнулась с грохотом. Главный редактор стоял там же, где и стоял все это время, тоскуя и пытаясь что-нибудь сообразить.
Наташа опять вышла в просвет коридора. И даже сквозь плиту плотной тоски, что давила его, Дир Сергеевич почувствовал – хороша, аж жуть! Эта мысль, как крохотный червячок радости зашевелилась в выжженной яме того, что прежде было душой обескураженного господина Мозгалева. Он согласился бы так стоять сколь угодно долго, но понимал, что не получиться. Он прокашлялся и спросил:
– У тебя вещи есть?
Наташа сказала странное, но все же в основном понятное слово:
– Е.
– Тогда поехали.
Дверь муж не стал запирать. Когда он со своей внезапной девушкой вышел к лифту, по лестнице с угрожающим лязганьем и шипением поднималась жена. Из ее гневных слов можно было понять, что она не какая-нибудь дура набитая, что не собирается уходить из своего дома, ради какой-то заезжей сучки.
16
Домик в сосновом лесу. Загородная штаб-квартира фирмы «Стройинжиниринг». Бывший загородный пансионат одного канувшего производственного объединения «Сосновка». Сауна, биллиард, бар, несколько хорошо обставленных номеров, медпункт с электросном и набором различных реллаксантов.
Встретил «молодых» сам начальник службы безопасности, вызвоненный с дороги Диром Сергеевичем. О том, куда, собственно, податься с дивной девицей, он сумел догадаться сам, но ему требовалась поддержка по части обеспечения прочих возможных надобностей. Обустройство, обиход.
Проблемы возникли сразу же. Во-первых, как сесть в машине? Может быть, он – впереди, рядом с водителем, она – сзади, как пассажирка? Слишком официально, слишком не душевно. Все же девушка прилетела на его, пусть и пьяный, но зов. Такой рассадкой можно и обидеть, оттолкнуть. Но если завалиться рядом с ней на заднее сиденье, можно показаться самодовольным пошляком. Раз уж приехала, так давай ее тискать. Дир Сергеевич решил переложить бремя выбора на Наташу. Если сядет сама на переднее сиденье, значит, считает себя в большей степени пассажиркой, чем нежной гостьей. Если же наоборот, то тогда и он сядет рядом с ней.
Вышло по-второму.
Водитель отправил сумку Наташи в багажник, поинтересовался маршрутом с таким видом, словно ничем больше он в этом мире не интересуется, за что шеф был ему благодарен.
– Как доехала? – выдавил Дир Сергеевич из себя первый вопрос.
Наташа в ответ только кивнула.
– Как ты меня нашла?
Она молча достала из нагрудного кармашка его визитную карточку.
– А, я дал тебе визитку!
– Четыре, – сказала Наташа все так же, не поворачиваясь, глядя строго в затылок водителю.
– Четыре? – Дир Сергеевич почувствовал приступ смущения. Он представил себе пьяную диканьскую сцену, себя назойливо блуждающего за официанткой в национальном костюме по сочным украинским сумеркам и всучивающего ей время от времени свои именные карточки. Он знал, насколько утомителен бывает в определенных состояниях. Светлана однажды засняла его на камеру и показала ему, и это было ужасно. Поэтому сейчас вслед за смущением у него внутри поднялась волна благодарности к Наташе. Надо же, какая чистая, доверчивая душа. Несмотря на четыре навязанных визитки, она сумела разглядеть сквозь пьяное обличье в нем что-то человеческое, а может быть, и привлекательное. Дир Сергеевич жил в убеждении, что, будучи пьян, он не только шумен, дерзок, провокатор и низкий хам, но иной раз по-особенному, брутально остроумен. Может быть, Наташа оценила в нем это? Горький, едкий смех скрывает раненую душу. И Наташи, заведомо не являющиеся интеллектуалками, природным бабьим чутьем схватывают, что такого надо пожалеть, а не оттолкнуть.
– Ты одна приехала?
Она быстро глянула в его сторону, Дир Сергеевич понял, что сморозил глупость, и ему стало холодно. К тому же он испугался, что не знает, что бы ему еще спросить, хотя бы для поддержания разговора.
Машина выбиралась из Москвы по Можайскому шоссе. Миновали дворец спорта «Крылья Советов», вот уже кольцевая развязка. Главный редактор перебирал в уме вопросы, которые явно нельзя задавать: надолго ли она приехала? Отпустили ли ее родители? Что она собирается делать в Москве? Выходило так, что вообще ни о чем говорить нельзя. Оставалось одно – солидно, по возможности, независимо молчать. Все же не он к ней, а она к нему. Может быть, выпить? В салоне был бар. Или предложить выпить Наташе, за встречу!
Предложил.
Получил удивленное согласие. Открыл дверцу встроенного холодильника, с каждым движением, чувствуя себя все более уверенно. Все же когда у мужчины есть хоть и мелкое, но конкретное дело, тогда у него появляется чувство своей уместности в мире.
– Держи фужеры.
– Угу.
– Шампанское или коньяк?
– Мартини.
– Отлично. За что? За твой приезд, да?
Не надо все время искать ее согласия, подумал мельком, хотя бы видимость инициативы должна быть на стороне мужчины.
Встретил их, как уж сообщалось выше, Елагин. Одновременно он провожал с дачи некую компанию. Она вяло, неохотно грузилась в микроавтобус. Приблизительно одетые, длинноногие девицы с жуткими, не накрашенными физиономиями. Почему-то супермодельная фигура очень часто влечет за собой деградацию физиономии, как будто общий объем привлекательности, выделенный природой конкретной деве, не покрывал всех потребностей. Справедливости ради, надо признать, что иногда очаровательная головка покоится на тумбе или спичках.