евич прикинул боевые возможности Наташи и вздохнул. Светлана Владимировна в состоянии справедливой ярости и при явном весовом превосходстве будет фаворитом.
Кстати, можно ведь переехать. Срочно и тайно. В гостиницу. В Москве полно разных гостиниц. Бегство? Хоть бы и бегство, лишь бы не кровавая баня. Можно ведь потерять сразу обеих женщин. Дир Сергеевич почувствовал, что успел привязаться к Наташе. Чувство менее прочное, чем даже паутина, но оно есть.
Он робко заглянул в спальню. Девушка перевернулась на левый бок, и теперь можно было рассмотреть ту часть лица, что не потонула в подушке. Удивительные, трогательные линии – одухотворенный висок, нежная щека, волна лениво вьющихся волос поверх. Плечо, с затаенно дышащей впадинкой над ключицей, и бретелька поперек, бывают же, черт побери, бретельки, аж начинает наворачиваться что-то в глазах.
С ужасом Дир Сергеевич осознал, что не сможет сейчас ворваться с криком «подъем!», заставить паковаться, и куда-то бежать. Вот каково оказаться между двумя женщинами, от которых зависишь по-разному, но сильно.
Я не пущу ее наверх, решил муж и отправился на первый этаж, запахивая полы халата. Велел принести две таблетки фенозепама и стакан воды. Может быть, переодеться? Нет, лучше предстать в халате, более оседлый, хозяйский вид. На улице пошел снег, крупный жадный, снег-захватчик. Надо будет выйти к Светлане на крыльцо, халат позволит сократить беседу до минимума – боюсь простыть, извини!
Так прошло минут тридцать. Хозяин клоаки принял таблетки, а потом, несколько нелогично, выпил кофе. Но не удалось ни расслабиться, ни приободриться. Свидание на эшафоте, вот что ему предстояло, и он все больше терял уверенность в себе. Даже один раз с позорным малодушием подумал, что как хорошо было бы вернись статус кво. Никаких Наташ, Света торопится к себе в институт, а он тихо размышляет о тайном и кровавом ударе по украинской рати.
За воротами появилась машина, посигналила. Охранник сбегал, вернулся с сообщением, что прибыл «какой-то мужик». Дир Сергеевич раздраженно помотал головой, какие еще могут быть сейчас мужики?! Прибытие разъяренной Светы на носу.
– Скажи, что не до него, никого нет, и вообще…
Охранник сделал еще один забег и вернулся с сообщением, что «мужик этот, он отец».
– Я сам отец, поэтому… – но тут в голове у него щелкнуло. – Чей отец?
Ответить охранник не успел, ему было велено вести гостя в дом. Дир Сергеевич бился в легкой лихорадке, фенозепам пополам с кофе бурлили в голове, совместно с мыслью о страшной неуместности халата при такой встрече.
Вошел, стуча как будто сапожищами, хотя на поверку оказались у него на ногах обыкновенные туфли. Первая и главная ассоциация – арбуз. Совершенно круглый человек, – ну и пузо! – да еще одетый в смутно полосатое пальто, да еще со вздорным волосяным завитком на вершине практически голого черепа. Известно, что арбуз следует выбирать с подсохшим хвостиком. А у гостя оселедец был влажный.
Бледное, бритое лицо, морщины на лбу блестят от пота, глаза расположены немного на разной высоте, создается впечатление, что он видит сразу все, что есть и на земле, и под землей. Толстые пальцы коснулись пуговиц, и пальто расстегнулось, как будто кто-то начал арбуз разрезать.
Дир Сергеевич так растерялся, что даже не встал, бессильно размазываясь в занимаемом кресле.
– Садитесь, как вас по батюшке?
Гость с трудом снял пальто и расслабил галстук. Дир Сергеевич думал в этот момент, что ему совершенно не интересно, как звали Наташиного деда, и что ему делать, когда появится Света. Эх, что за дикий семейный совет может получиться!
– Иван Тарасович.
– Очень приятно, а я … Дмитрий Сергеевич. Чем могу?
Гость сделал еще одну попытку ослабить узел на кадыке.
– У вас моя дачка. – Ударение на последнем слоге. Понятно, что речь о девушке, а не о строении.
Как бы сгрузив со своих плеч эту тяжкую информацию, Иван Тарасович сел в кресло, и оно качнулось под его весом, как лодка на волне. Хозяин затаился, ожидая, что скажет гость.
– В мене боле дачки немае.
Это заявление не прояснило картину, а скорей запутало. Фразу можно было понять, и в том смысле, что Иван Тарасович рассердился, и отрекается от своего дитяти, и в том смысле, что, кроме Наташи, у него нет детей женского пола. Позволительно было бы даже подумать, что речь идет о том, что дочка эта практически немая. И в самом деле, сколько от нее было услышано слов за весь этот день? Только «Е» и «мартини» – особый вид разборчивой немоты.
Дир Сергеевич ждал начала скандала и испуганно искал в облике и поведении гостя признаки его приближения. Скандал казался неизбежным, ведь чего бы ради отец, столь немедленно, примчался по следам беглянки. Да, признаться, у них там, у парубков моторных, временные дистанции небольшого размера. Зато, надо понимать, процветает чадолюбие. И еще много других, столь же необязательных мыслей вращалось в голове Дира Сергеевича. Мелькали в этом хороводе и лысины обманутых Джовдета с Абдуллой, и разъяренная до состояния смертельной белизны Светлана, и многое другое. Но главное было вынести первый удар от Тарасовича, уж он-то, наверно, приготовил отравленную стрелу.
Но гость вел себя немного не так, как можно было бы ожидать. Он часто вытирал потную лысину, поглядывал исподлобья, шмыгал носом, можно было даже подумать, что он сам изрядно смущен и не решил еще скандалить ли ему или нет. Наконец достал неуверенными пальцами прямоугольный листок картона из кармана пиджака. Опять она – проклятая визитка, затосковал главный редактор. Он что, засевал ими черноземы Украины?! Вот они теперь всходы! Сейчас еще выяснится, что он не только таинственную официантку приглашал к себе на постой, но и папаню ее. Не-ет, пить надо в своем кругу, и предварительно освободив карманы от визиток.
Иван Тарасович начал объяснять, что, когда Наташа исчезла из дому вчера, он перерыл ее вещи, и нашел этот адрес. Поскольку никаких других следов не обнаружилось, решил тут же ехать, пока не случилось чего-нибудь страшного. Она на поезде, он самолетом, потому – почти перехватил. По адресу, что в визитке, застал очень красивую, возмущенную «жинку». Какое емкое слово, автоматически подумал Дир Сергеевич, оно справедливо и в украинском, и в русском смысле. Эта «жинка» и направила господина арбуза в сторону лесной сауны.
– То есть она сама не приедет?
Голова с оселедцем отрицательно покачалась, вызвав в хозяине вспышку радости: ситуация разряжалась, бабьей драки бояться не надо. Война на один фронт не так страшна.
– Гэта ваша хата, – сказал Иван Тарасович, обводя взглядом комнату. Сказал без вопросительной интонации, просто, чтобы что-нибудь сказать. Он еще не выбрал линии поведения. В каком он тут качестве, он вызволяет дочь или торгует ею? Дир Сергеевич снова напрягся. То, что, судя по всему, ему не грозил бурный скандал, совсем не означало, что все проблемы позади. Собственно говоря, еще ничего не обозначено словами, и ничего не ясно. В каком качестве прибыла сюда диканьская официантка? А вдруг это просто тихая истерика? Полудетская выходка, побег от своих районных проблем, и сейчас начнутся девичьи слезы: папа забери меня домой! И вообще как это сказать отцу, что он, старый москальский кобель, берет его юную дочь на содержание. При живой «жинке». А может, он, кобель, сильно перебарщивает с душевной деликатностью. Знаем мы этих провинциальных официанток! Да и вся современная молодежь, да они с четырнадцати лет… Не «разводит» ли его просто-напросто эта парочка? Ведь еще ничего не было, Наташа спала в его постели, но он с ней не спал. А уже такие имущественные вопросы! Чья хата?
– Эта хата не моя. То есть… не совсем моя. Гостиница.
Дир Сергеевич поймал взгляд арбуза, и чего только в нем не было! Надо что-то ответить, и не обязательно вставать в позу заведомо виноватого, она сама пришла, в конце концов. Значит, так…
За воротами появилась еще одна машина.
Все-таки Света?!
Или явилась очередная разврат-бригада.
О, Елагин!
Дир Сергеевич даже не подозревал, что может до такой степени обрадоваться этому человеку. Он практик, он бывалый, пусть берет в лапу пачку долларов и расхлебывает так крутенько заварившуюся бытовую кашу.
И в этот момент Дир Сергеевич с восторгом и ужасом одновременно почувствовал, что началось действие виагры. Он о ней забыл начисто, забыл даже когда именно ее принял, так что теперь не мог определить на будущее даже инкубационный период искусственной страсти.
Майор остановился на пороге, поздоровался и спросил.
– Дир Сергеевич, можно вас на минуту.
– Нельзя, – то ли капризно, то ли кокетливо ответил тот, запахивая полы халата. Ему показалось, что отец Наташи что-то уловил в очертаниях ткани его халата. Не хватало только, чтобы он отнес это на свой счет. Пусть думает, что перед ним сексуальный гигант. Нет, когда это имеет отношение к твоей дочери, то гигант сразу же преобразуется в маньяка.
Иван Тарасович переводил взгляд с одного москаля на другого, не умея понять, от кого он сейчас больше зависит.
Начальник службы безопасности сориентировался быстрей всех.
– М-м, уважаемый, э… Иван Тарасович.
– Я? – Выпучился на него «арбуз».
– Пройдемте со мной.
Иван Тарасович выполнил просьбу с охотой и явным облегчением. Елагин вывел его из дома, они спустились со ступенек в траву, заваливаемую снегом.
– Эй, – крикнул Дир Сергеевич, – Александр Иваныч на секунду! Скорей, прошу!
Майор, изобразив на лице стоическое выражение, – умный слуга при безалаберном господине, – вернулся, прикрыв за собой дверь.
– Только не бейте его, не калечьте, понимаете! – прошипел Дир Сергеевич и увидел, что Иван Тарасович видит сквозь стекло двери работу его губ. Может быть, даже что-то прочел из сказанного. По крайней мере глаза у него округлились.
– С чего бы мне его бить и калечить. Я его впервые вижу. – Независимо пожал плечами майор.
– Хорошо, хорошо, только устройте все как-нибудь.