– Знаешь, что я сделал вчера? Арестовал педофила. Так что прости, если я недостаточно радушен.
Слова офицера Ренди отбрасывают меня в недавнее прошлое. («Я хочу стать твоим другом, Мим. А ты моим?») А щелчок кубика Уолта возвращает обратно.
После нескольких секунд тишины Ренди вздыхает и говорит:
– Ну ладно, слушайте. Что у меня на руках? Двое несовершеннолетних, вовлеченных в вероятную попытку убийства.
– Чувак. Мы жертвы, а не убийцы.
– Я в курсе. И при нормальных обстоятельствах я бы позвонил вашим родителям, объяснил ситуацию, велел ждать звонка от адвоката и отпустил бы вас на все четыре стороны. Но, похоже, обстоятельства далеко не нормальные. Обстоятельства крайне странные.
«Если бы только знал, констебль…»
– Потому что, стоит мне задать вам простой вопрос – как зовут, откуда вы, где ваши родители? – вы тут же замолкаете. Ахав поручился за вас обоих, говорит, что вы направляетесь в Айову или вроде того, но он кретин. И этого в любом случае мало, чтобы…
– В Кливленд, – поправляет Уолт.
Ренди хмурится:
– Что?
– В Кливленд, а не в Айову. – Уолт еще ниже опускает голову, всецело сосредоточенный на своем кубике.
«Соображай быстрее, Мэлоун». Я наклоняюсь к столу и понижаю голос:
– Ладно-ладно. Меня зовут Бетти, офицер, а это мой брат Руфус, и мы из Кливленда. Несколько лет назад я самодиагностировала себе комплекс заброшенности и…
– Самодиагностировала? – перебивает Ренди.
– А я что сказала?
– Ты сказала «самодиагностировала».
– Ну да.
Уолт рядом со мной решительно кивает.
– Словом, – продолжаю я, – после смерти родителей брат попал под мою опеку.
– Сколько тебе лет, Бетти? – Ренди что-то строчит в блокноте.
– Восемнадцать, – говорю я, с трудом сохраняя лицо. – Потому я и взяла Руфуса под крыло. Но недавно у меня случилось несколько приступов осознания заброшенности… мерзкая хрень, понимаете? И вот мы едем в Бойсе, чтобы жить с тетушкой Герти. У меня есть работа в сети «Принглс», и тетушка позволила нам поселиться в комнатке у нее над гаражом.
Ручка Ренди резко замирает.
– Бойсе в Айдахо, – шепчет он, и по огромному лицу расползается улыбка, мол, ага, попалась. – Ахав говорил про Айову.
Я прокашливаюсь и скрещиваю руки на груди:
– Что ж, как вы и сказали, офицер, Ахав кретин.
Ренди трет выпуклый лоб. «Господи, прошу, пусть он купится…» Черт знает, какую цепную реакцию способен запустить любопытный коп из северного Кентукки, но со своей Целью я тогда точно могу распрощаться.
– Так, ждите здесь, – говорит Ренди. – Я пойду свяжусь с капитаном. Посмотрим, можем ли мы как-нибудь доставить вас в Бойсе.
Человек-воздушный-шар выплывает из комнаты. Я вскакиваю и, высунув голову за дверь, вижу, как он исчезает за углом.
– Итак, Уолт, слушай…
Я оборачиваюсь, ожидая, что он где-нибудь в Ла-ла-ленде со своим кубиком, но Уолт стоит прямо за мной. С чемоданом в руке. Благослови его бог.
– Мы не арестованы, но, похоже, нам придется совершить побег из тюрьмы. Ты со мной?
– Эй, эй, да. – Он подпрыгивает на пятках.
Я закрываю здоровый глаз и призываю каждую каплю скрытности, скорости и решимости в запертые в кроссовках ступни. Мама – пламя моего запала, ветер в моем парусе, тиканье часов в моем ухе – больна. День труда через двое суток. Сорок восемь часов. Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох. Я заряжена энергией. Возбуждена. Мобилизована, окислена и полностью готова.
Я Мэри Ирис Мэлоун – сама решимость.
Мои верные кроссовки шагают в коридор и ведут нас вперед (всегда вперед!) по небольшому беспокойному городку полицейского участка Независимости. Мы пролетаем мимо пуленепробиваемого окна, защищающего арестованные отбросы общества; мимо кухни размером со шкаф с ее мерзким кофе и круглой коробкой дневных пончиков. Приподнятые духом, в режиме «скрытно», по белым волнам адреналина, мы следуем за моими верными друзьями на липучках в фойе участка. Мимо старушки, рыдающей о потерянной кошке; мимо развратного ковбоя (ковгерлы?) неопределенного пола; мимо шикарного парня с подбитым глазом…
Я застываю как вкопанная. Уолт врезается мне в спину, хихикает.
Парень с фингалом. Тот самый – «17С» из автобуса.
– Вперед, – говорит Уолт, все еще приглушенно посмеиваясь. – Мы сбегаем из тюрьмы.
Вцепившись в мой рукав он тянет в двери каждую мою частичку. Кроме сердца.
23. Совершенный Бек Ван Бюрен
– Прости, мелкая. Не могу продать, если нет действительных прав.
Парень вытаскивает яблоко черт-знает-откуда и сует его в заросли Моисеевой бороды. Могу только предположить, что где-то там есть рот.
После нашего «побега» я уже готовилась к автостопу, когда Уолт заметил объявление о продаже в окне синего пикапа у вот этого парня во дворе. Но есть проблемка: само собой, что из-за, скажем так, циклоптики водительского экзамена я избегала как чумы.
Я выуживаю из рюкзака ученические права, которые великий штат Огайо выдает после одного только письменного теста, и сую карточку Моисею в лицо:
– У меня есть вот это. В принципе, разницы никакой.
Он откусывает кусок яблока (чертовски хрустящего), жует, молчит.
Уолт расстегивает чемодан, достает кубик Рубика и погружается в любимое дело. Моисей вскидывает брови. Я буквально вижу, как его терпение сходит на нет.
– Ладно, хорошо. – Я вытаскиваю пачку денег. – Как насчет трехсот баксов? Это на пятьдесят больше, чем ты просил. Наличными.
Уолт собирает красную сторону кубика, хлопает меня по плечу и пляшет победный танец прямо у Моисея на крыльце.
– Что с ним? – спрашивает тот, не отрывая от Уолта взгляда.
– Он Уолт, чувак. А у тебя какое оправдание?
Моисей на мгновение перестает жевать, затем отступает, намереваясь захлопнуть дверь.
– Ладно-нет-подожди-подожди-слушай, прости. Мы с другом только вышли из полицейского участка, так что…
– Видели там Ренди? – Он откусывает очередной кусок.
– Я… что?
– Офицер Ренди. Видали его?
– Да, но…
– Как там старый сукин сын? Все такой же крысеныш?
Я Мэри Ирис Мэлоун, и я окончательно озадачена.
– Ты продашь нам машину или нет?
– Нет, – отвечает Моисей с набитым ртом.
Я кручу мамину помаду в кармане:
– Ладно, думаю, мы не с той ноги начали…
– Подруга, у меня дел по горло. Без водительских прав я ничего тебе не продам. А теперь вместе со своим… приятелем убирайтесь с моего крыльца.
– У меня есть права, – произносит кто-то за моей спиной.
Оборачиваюсь и вижу «17С», что стоит во дворе как пустившее корни дерево, будто он там уже много лет, и пролистывает снимки на своей камере. Каким-то чудом подбитый глаз делает его только еще желаннее.
– А ты у нас?.. – спрашивает Моисей.
А) Совершенство.
Б) Бог разрушительной привлекательности.
В) Безупречный экземпляр, созданный в лаборатории безумными учеными, чтобы играть с сердцем Мэри Ирис Мэлоун.
Г) Все вышеперечисленное.
Обвожу в кружок «Г» – окончательный ответ.
Он сует камеру в дорожную сумку и перебрасывает ремень поперек груди.
– Я Бек, – представляется, поднимаясь на крыльцо и обхватывая меня рукой за плечи. – Ее порицающий старший брат. – Затем поворачивает голову… в сантиметрах от моего лица. – Я вроде велел тебе ждать на парковке, сестренка.
Откидываю челку с глаз. Проклятие, я бы сейчас заплатила… не знаю, может, четыреста долларов за подготовительные пять минут перед зеркалом.
– О-о-о, ну да, – говорю я. – Прости, братец… забыла.
Мой привычно-остроумный словарный запас, кажется, регрессировал в косноязычное и обрывочное младенческое блеяние.
Бек со вздохом склоняется к Моисею:
– Она бы и руку где-нибудь забыла, если б та не крепилась к телу.
– Голову, – бормочу я.
– Что?
– Я бы голову забыла, если б та не крепилась к телу. – Я закатываю глаза, молясь, чтобы это выглядело по-сестрински.
– А я что сказал?
– Ты сказал «руку».
Бек фыркает:
– Это вряд ли.
– Уолт? – призываю я третью сторону.
Не отрывая взгляда от кубика, Уолт подтверждает:
– Новенький сказал «руку».
Бек пожимает плечами и поворачивается к сбитому с толку Моисею. Я почти слышу, как вращаются в его черепушке ржавые шестеренки, осмысливая наш небольшой спектакль. Откуда-то сзади он вытаскивает еще одно яблоко и кусает:
– Ты ведь говорила, наличные, м?
Уолт бросает чемодан в кузов пикапа, мы забиваемся в кабину и выруливаем со двора Моисея Пожирателя Яблок. Бек предлагает перекусить, и мы с Уолтом поспешно соглашаемся. Я мало того, что безумно голодна, так еще и не в восторге от идеи обмена историями с Беком. То есть я хотела бы узнать, кто он и куда направляется (не говоря уже о том, как он сегодня оказался в полицейском участке Независимости, если вчера укатил на «Грейхаунде»), но уверена, что ему все то же самое обо мне неинтересно. Мы все наверстаем, но лучше на полные желудки.
Подгоняемый Уолтом, Бек вливается в автомобильную очередь к фастфуду под названием «Средневековый бургер». После этого путешествия придется записаться на модное ныне «полное очищение организма», чтобы избавиться от тонны переработанного мяса.
– В Средневековье вообще были бургеры? – спрашиваю вслух.
– О, конечно, – кивает Бек. – Нет ничего более освежающего после долгого дня, занятого Крестовыми походами, грабежами и прогулками по грязи.
О боже, он остроумный.
– Средневековье было довольно промозглым.
– И тоскливым.
Уолт тянется к колесику на древнем приемнике и сканирует радиоволны. Наткнувшись на трансляцию матча «Редс» против «Кабс», он хлопает в ладоши и склоняется поближе, чтобы лучше слышать.
Очередь продвигается на миллиметр и вновь замирает.
– Ну и? – говорит Бек.
Поворачиваюсь. Он глядит на меня, скрестив на груди руки.
– Что «и»?