Тадеуш сглотнул слюну, пытаясь осмыслить услышанное.
– Проше ясновельможного пана первого советника… А что от меня потребуется?
– Прежде всего – перестать называть меня столь официально, – улыбнулся московит. – Во всяком случае, когда мы либо наедине, либо в присутствии его княжеской мосьци. Зовите меня просто: «пан Анджей». А я, соответственно, буду звать вас: «пан Тадеуш». Хорошо?
Вишневецкий одобрительно кивнул, давая понять ротмистру: он полностью согласен со словами своего первого советника.
Улыбка московита по-прежнему действовала с какой-то магической, необъяснимой силой. Сбитый с толку, ошарашенный Подопригора-Пшекшивильский сейчас понимал и чувствовал только одно: он очень хотел бы, чтобы именно этот человек прикрывал ему спину в бою. А это дорогого стоило.
– Хорошо, ясновель… То есть пан Анджей!
– Вот и замечательно. Могу я расценить ваш ответ как согласие? Вы будете моим помощником?
Ротмистр, героическим усилием одолев остатки недоверия, а также – чего уж скрывать! – испуга, кивнул головой, промямлив что-то среднее между «Точно так, пане» и «О Езус…».
Первый советник, окинув его внимательным, оценивающим взглядом, подошел вплотную и протянул руку. Подопригора-Пшекшивильский, после чуть заметного колебания, протянул навстречу свою. И в следующую секунду, не сдержавшись, охнул: кисть, до сих пор саднившая, будто взорвалась острой болью, хоть вроде и несильно сжал ее московит.
– Что такое? – искренне удивился первый советник. – Неужели…
В его глазах мелькнуло сомнение, потом он пробормотал: «Ну-ка, позвольте…» – и принялся ощупывать запястье улана. Подопригора-Пшекшивильский стиснул зубы, решив терпеть, как подобает мужчине, но слезы все-таки навернулись.
– Взгляните, пане, что там? – вдруг резко спросил пан Анджей, указывая куда-то за спину ротмистру.
Тот быстро повернул голову и не обнаружил ничего, что могло бы показаться странным или подозрительным. Но не успел даже удивиться этому, поскольку в следующее мгновение инстинктивно взвыл:
– Уа-а-а!..
– Проше пана, вот и все! – довольным голосом специалиста, хорошо сделавшего свое дело, проговорил московит. – Вывих лучезапястного сустава, травма не слишком опасная, но весьма болезненная… Теперь все в порядке. Лучше бы наложить тугую повязку… но это немного подождет. Однако я удивляюсь, как пан терпел столько времени! И почему не обратился к доктору?
Подопригора-Пшекшивильский, баюкая у груди многострадальное запястье, со злостью, стыдом и в то же время – нескрываемым облегчением (поскольку боль стала быстро стихать), кое-как проговорил:
– Так ведь, проше пана… Мне пришлось бы объяснять, где и как я получил сие повреждение…
– А что, промолчать было нельзя? Или выдумать что-нибудь правдоподобное? – искренне удивился первый советник.
Улан гордо вскинул голову, всем своим видом показывая: может, в далекой варварской Московии благородные люди привыкли врать, а у нас… Пан Анджей только вздохнул, пожимая плечами:
– Ладно, проехали…
– Я погляжу, пан мастер на все руки! – рассмеялся вдруг князь, до той поры молчавший. Видимо, внезапность всего произошедшего его здорово озадачила. – Сам калечит, сам и лечит!
Первый советник покачал головой:
– Ясновельможный, я никоим образом не хотел калечить пана Тадеуша. Равно как никого другого. В противном случае, сколь ни прискорбно говорить такие слова, пан Тадеуш до конца дней своих не мог бы пользоваться правой рукой, а вашей княжьей мосьци пришлось бы искать нового начальника стражи…
Ротмистр вспыхнул, но промолчал. Возразить-то было нечего… А князь с серьезным видом кивнул:
– Верю! Еще вчера утром я счел бы бахвалом любого, сказавшего такое, а теперь – верю. Причем безоговорочно. Ибо видел все это своими глазами… Кстати, а научить хотя бы нескольких людей тому, что пан умеет, можно? Я имею в виду – в течение ближайшего года? Мне бы хотелось иметь такую стражу.
Подопригора-Пшекшивильский только чудом удержался от крика: «Меня, меня возьмите в ученики! Я буду очень стараться!» Московит после чуть заметной паузы ответил:
– В течение года я смогу обучить их лишь азам. Поскольку на это необходимо гораздо больше времени, а ясновельможный князь сам хорошо знает, как я буду загружен делами. Даже имея помощника. – Он кивком головы указал на ротмистра. – Но хоть какие-то начала им преподам, если вашей княжьей мосьци так угодно. Этого будет достаточно, чтобы победить даже очень сильного противника.
– Угодно! – торопливо заявил Иеремия.
– Проше… пана Анджея… – набравшись храбрости, кое-как произнес ротмистр. – Могу я надеяться, что пан обучит и меня?
– Конечно! – совершенно спокойно, как если бы речь шла о чем-то само собой разумеющемся, отозвался московит. – Мой помощник должен уметь делать то же, что умею я сам. Но… только с одним условием.
– С каким, проше пана? – насторожился Подопригра-Пшекшивильский.
– Если пан Тадеуш, в свою очередь, возьмется обучать меня фехтованию на саблях, – улыбнулся первый советник.
Глава 20
Мой план, хоть и продуманный наспех, поражал размахом и сложностью. Он был разделен на три этапа.
Во-первых, князю Вишневецкому надлежало немедленно передислоцироваться (говоря языком моего времени) в более спокойный регион. В идеале, расположенный в глубоком тылу, за пределами досягаемости противника.
Во-вторых, находясь там, следовало разработать и внедрить те самые «новшества», обещанные мною князю, затем провести избирательную кампанию… тьфу, да что же меня так в современность тянет! Я хотел сказать – готовить общественное мнение (и прежде всего наиболее влиятельных членов сейма) к необходимости избрания Вишневецкого королем Речи Посполитой. Готовить терпеливо, неустанно, не забегая вперед и не торопя события, помня мудрую поговорку: капля воды и камень точит.
Наконец, в-третьих, столь же терпеливо выждав, пока Хмельницкий своими военными успехами буквально поставит Речь Посполитую на грань гибели и распада, пока перепуганные обыватели, а вслед за ними – мелкая и крупная шляхта не возопят, призывая «спасителя Отечества» и требуя принятия самых решительных мер, выступить и продемонстрировать эти самые «меры». Которые должны быть столь весомыми и впечатляющими, что у самого важного и спесивого магната возник бы страх перед мощью и возможностями князя… Что приведет к избранию Вишневецкого королем, а главное, к резкому расширению его полномочий. И последующему изменению политики всей Речи Посполитой.
Говоря откровенно, от грандиозности и сложности задачи, которую я сам себе поставил, сжималось сердце. И мысль: «А справлюсь ли?!» – не давала покоя…
Хотя куда деваться… Попал в XVII век – действуй и не ропщи. Помня накрепко вбитое в тебя правило: «Для спецуры невыполнимых задач нет!»
Если уж совсем начистоту, была еще одна причина для сомнений. Точнее? – для сильного душевного дискомфорта. Как тут ни крути, я сейчас играл на руку полякам, выступая против украинцев… А мое детство все-таки прошло во времена СССР, когда многие вещи казались незыблемыми и само собой разумеющимися. В том числе пресловутое «братство народов республик свободных».
«Ничего, Андрюха! Это же для их блага, а не во вред! – утешал меня внутренний голос. – Православие восстановим в правах, покончим с национальным гнетом… Дадим автономию, в конце концов!»
«Угу. Первый шаг к сепаратизму…» – ехидно откликнулся я, решив просто выбросить эти сомнения из головы. При выполнении боевой задачи никакие посторонние детали не должны отвлекать! Тем более – неуместная сентиментальность.
…Пан ротмистр в первую секунду подумал, что ослышался. Потом мелькнула мысль: московит над ним просто насмехается. Но зачем, с какой целью?..
– Проше пана… – растерянно произнес он. – Неужели… – Подопригора-Пшекшивильский замялся. Само предположение, что человек благородного происхождения, тем более – искусный в воинском деле, мог не владеть саблей, казалось не просто нелепым – кощунственным! Высказать в чей-либо адрес такое при людях означало оскорбление, достаточное для немедленного вызова на поединок.
– Да, я совершенно не умею фехтовать, – улыбнулся московит. – Не было необходимости, знаете ли… Многими видами оружия, огнестрельного и холодного, владею в совершенстве, а вот саблей… – Первый советник развел руками. – Но поскольку в здешнем обществе это совершенно необходимая вещь, надо же научиться! Соблюдая, конечно, полную секретность, дабы не нанести урон своей репутации… Так пан Тадеуш не откажется быть моим наставником?
– Почту за честь! – склонил голову польщенный ротмистр. В самом деле, стать личным наставником столь высокой персоны, как первый советник князя… Этим по праву гордился бы самый прославленный шляхтич.
Московит еще раз протянул ему руку, и молодой улан уже без всякой опаски пожал ее. Хвала Езусу, кисть почти не болела, даже отек начал понемногу спадать…
– Вот и отлично! – снова улыбнулся пан Анджей. – Теперь осталась лишь небольшая формальность… Проше ясновельможного, – он почтительно поклонился Вишневецкому, – поскольку пану Тадеушу предстоит очень важная и ответственная работа, где ему часто придется отдавать распоряжения от имени вашей княжеской мосьци, не мешало бы повысить его в звании. Как для большей солидности, так и для того, чтобы подстегнуть усердие исполнителей… К тому же, смею уверить, я неплохо разбираюсь в людях и могу со всей ответственностью сказать: пан Подопригора-Пшекшивильский, несмотря на молодые годы, способен на многое! Надеюсь, ясновельможный князь не сочтет за дерзость, если я попрошу дать пану ротмистру звание… э-э-э… полковника?
Ударь кто-то в литавры прямо над головой молодого улана, большего звона в его ушах все равно бы не раздалось. Тадеуш не вздрогнул, не подскочил на месте, не упал в обморок по одной-единственной причине: потрясение оказалось слишком сильным. Звание полковника!!! О Езус! То самое звание, о котором страстно мечтал дед – картеж