Если бы великий князь прошел через Литву вблизи Киева, он все равно не смог бы причинить вред туркам.
Великий князь намеревается поступить с Германией, как он поступил с Казанью, Астраханью, Ливонией и городом Полоцком в Литве. Он подступил к Полоцку с большим войском и мощной артиллерией. Из города к нему в лагерь пришли священники с крестами, иконами, хоругвями и сдали город против воли воеводы Довойны [1563 год]. Великий князь велел вывести из города всех воинов и рыцарей, отделить одних от других и перебить. Потом их сбросили в [Западную] Двину. То же самое случилось с евреями, которые оказались там, хотя они предлагали многие тысячи флоринов за свои жизни. В Литве евреи держали все кабаки и таможни. Бедные же люди просто замерзали или умирали от голода. Горожан вместе с женами и детьми вывели из города и отослали по нескольким русским городам. Воеводу Довойну взяли в плен и привезли в Москву. Несколько лет спустя его обменяли на одного русского князя. Тело его жены, погребенной на немецком кладбище в окрестностях Москвы, выкопали, и он вместе с ней [с телом] вернулся в Польшу. Горожане и многие из знати вместе со своими женами и детьми долгие годы сидели по тюрьмам в железных оковах, а когда великий князь со своими опричниками взял несколько городов, всех этих [людей], включая женщин и детей, убили. У тел отрубали ноги, а сами тела сбрасывали в воду.
Великий князь хотел бы, и считает должным, поддерживать дружбу с римским императором, пока не получит разных мастеров и не соберет многотысячное войско, чтобы противостоять крымскому хану. Еще он думает, что сможет убедить римского императора вступить в войну с Польшей. Ему бы очень хотелось получить такое подспорье.
Пока король Польши стоял лагерем под Данцигом, [великий князь] захватил остаток Ливонии[37]. Кто не знает, что он потом сделал с Ливонией, может спросить.
Если римский император нападет на Польшу, великий князь возьмет город Вильно в Литве и расширит [свои] границы до Германии.
У самоедов нет хозяина. Это дикие люди, и живут они рыбой, птицей и северным оленем. Эти же люди стреляют и ловят на своей земле соболей и везут их продавать русским. У них они покупают ткани, горшки, ветчину, масло, шлемы и овсяную муку. Они встречаются в Пустозерске, который стоит в диком месте. Каждый год великий князь получает с этой земли в качестве дани много соболей. Земля эта лежит за семьсот миль от Москвы. Человека, который ныне собирает дань с этой земли, зовут Петр Вислоухий. Он не может взять с этих людей больше, чем они дают. У Мангазеи тоже нет господина. Ее люди ловят соболей и других животных. Тахчея совершенно бесплодна. Во всей этой стране никто не живет. Говорят, что во времена Рима, если человека приговаривали к ссылке, то его отправляли в эту землю.
Его величество Юхан III шведский отправил шотландские, шведские и германские войска, конницу, пехоту с артиллерией, порохом и патронами к замку Везенберг в Ливонии, который им предстояло взять и удержать. Во время штурма шотландцы и немцы перессорились и принялись бить и уничтожать друг друга, да так, что несколько сотен остались на поле мертвыми. Это происшествие сильно позабавило русских, засевших в замке, и сослужило им хорошую службу. «Собака собаку съела», – сказали они. А войскам его величества пришлось с позором отступить, и предприятие осталось незавершенным.
Если люди великого князя сдают крепость или замок и возвращаются на Русь живыми, их убивает собственная родня, или те, кто ручался за стрельцов. Они хорошо знают, что, если перейдут к врагу, никто о них не вспомнит. Они понимают, что если нарушат присягу, то во все дни праздников в русских церквях им будут слать вечное проклятие.
Великий князь наградил всех своих [людей] в замке Везенберг, особенно воеводу и немца-переводчика Симона Керклина, который получил от него двух великолепных немецких лошадей, четыре сотни денег и четыре сотни четвертей[38] земли. Еще он получил право выбрать себе самый лучший дом в Нарве, в Ливонии. Воеводе за его верную службу великий князь пожаловал на три года доход от всего Каргопольского уезда.
Когда люди из Каргополя узнали эту новость, они собрали денег и купили два очень больших дома, стоявшие один подле другого, и устроили так, чтобы можно было внутри перейти из одного дома в другой. Сделали они это потому, что дом, где жил [прежний] воевода, за несколько лет сгнил и развалился. По обычаю этой страны, во всех городах и неукрепленных селениях воеводой служил знатный человек, и он же сидел там судьей в течение двух или трех лет. Во время Ливонской войны великий князь упразднил эту систему и посадил судей, потому что знатные люди несли службу на войне, и заменить их было некем.
Когда воевода прибыл в Каргополь, его отвели в купленные дома. Один предназначался его княгине, другой – воеводе со слугами. Тогда воевода начал ежедневно пороть жителей Каргополя, пытать их и бить палками за то, что они позволили дому воеводы обветшать. Жители Каргополя тайком послали в Москву жалобу, но ничего из этого не вышло. Узнав про то, воевода наказал всем попам в волости не венчать никого без платы в двадцать алтын. Он велел всем сотским – начальным людям сохи – брать плату с тех, кто хочет варить пиво, с каждой бочки. Жители Каргополя и соседних сох послали нескольких мудрых людей с жалобой в Москву к самому великому князю, но из этого снова ничего не вышло. Воевода узнал об этом и поставил на всех дорогах заставы, чтобы никто из тех, кто шел со стороны побережья [Белого моря] в Москву с солью и лососем, не мог пройти, как и те купцы, что ехали с другими товарами из Москвы в сторону побережья. Так он мог забирать себе все, что хотел, из этих товаров. Он собирался даже ограбить всех купцов и крестьян на побережье, но против этого все сохи объединились, чтобы силой ответить на его силу.
По этой причине за три года в Каргопольском уезде было сварено не так много пива, хотя по всей стране люди с радостью пользовались правом выпить своего пива в Николин день [6 декабря]. Кабаки в городах и селах были под запретом. Но добрые друзья создавали кружки, вместе варили пиво и собирались по праздникам вместе со своими женами. Это называлось братчина.
Не было радости и на свадьбах. С моря по английскому пути[39] не везли ни лосося, ни соли, и из Москвы на побережье не привозили никаких товаров. За три года воевода силой набрал много добра и денег, но если бы он установил добрые отношения с купцами и крестьянами, то собрал бы в десять раз больше и добра, и денег, потому что Каргопольский уезд большой и большая часть его жителей купцы. А другие – крестьяне.
Каргопольский уезд простирается до Вологодского уезда на востоке, Белозерского уезда на юге и Карелии на западе. А на север он тянется на 56 германских миль вдоль всей длины реки Онеги до самого Белого моря.
Когда кто-нибудь, кроме еврея, подходит к русской границе, его немедля спрашивают, что ему надобно. Если он отвечает, что желает служить великому князю, ему начинают задавать разные вопросы. Его слова и ответы держат в секрете, их записывают и скрепляют печатью. Затем его тотчас отправляют почтовой лошадью в Москву в сопровождении дворянина. Занимает это дней шесть-семь. В Москве его тайно и подробно расспрашивают обо всем, и, если его ответы совпадают с теми, что он давал на границе, ему верят и привечают. Ни его имя, ни платье, ни знатность в расчет не идут. И только словам его придают большое значение. С того дня, когда он пришел на границу, ему дают кормовые деньги до того дня, когда он прибывает в Москву. В Москве в день прибытия ему выдают кормовую память – распоряжение о кормовых деньгах.
В Москве есть один специальный двор, где держат вареный и невареный мед. Там все иноземцы получают свое дневное содержание, согласно кормовым запискам – кто-то меньше, кто-то больше.
В Земельной канцелярии тот же иноземец получает еще одну записку, где говорится, что великий князь пожаловал ему поместье в одну сотню, две сотни, три сотни или четыре сотни четвертей. Тогда он может посмотреть или разузнать, где в стране умер или убит в бою дворянин без наследников. Его вдове дается кое-какое содержание, а [поместье умершего] передается иноземцу, согласно воле великого князя. Озимое зерно он берет из урожая, а на яровое ему выдаются деньги. Также на первое время ему дают некую сумму денег и ткани: суконную, шелковую, парчовую, и еще кафтаны, подбитые соболями или другим мехом. После сбора урожая эти расходы высчитывают.
До того как Москву сожгли, великий князь обычно жаловал иноземцу дом в городе. Нынче ему выдают [надел] 102 фута в длину и ширину на Болвановке, где живут немецкие конники, – пешие в расчет не идут. Надел ему огораживают, и после иноземец может строиться как захочет. Если он подаст прошение великому князю, говоря, что желает строить дом, ему дадут еще кое-что. В своем доме он может держать кабак. Людям [Ивана] это запрещено и почитается среди них великим бесчестьем.
Кроме того, у него есть еще годовое содержание, и он со своими слугами освобождается от уплаты таможенных пошлин по всей стране.
До нынешних времен [до того, как сожгли Москву] великий князь обыкновенно давал многим иноземцам письма, освобождавшие их от суда, если русские предъявляют им иск, за исключением двух дней в году: Рождества Христова и святых Петра и Павла [29 июня]. В эти святые дни общие правила не действовали. Чтобы вызвать иноземца в суд, назначался особый пристав, обозначенный в грамоте, и, если пристав оказывался не тем, что указан в грамоте, иноземец имел право побить пристава у себя в доме и обойтись с ним, как считает нужным. Если потом этот пристав снова жаловался на иноземца, его снова били или наказывали. Иноземец же имел право вчинить русскому иск в любой день. Так великий князь узнавал о делах у всех своих соседей. [Уделяя этому особое внимание.]