Лейтенант польского короля Александр Полюбенски выехал из Ливонии с восемью сотнями поляков, переодетых опричниками. Правда, было с ним еще трое бояр[20], сбежавших от великого князя: Марк Сарихозин, его брат Анисим и Тимофей Тетерин, бывший в России у великого князя стрелецким капитаном. Страшась гнева великого князя, Тетерин принял постриг в монастыре и перед королем [Польши] предстал в клобуке [как монах]. Потом лейтенант поехал в Изборск [город-крепость недалеко от Пскова] и сказал стражнику у ворот: «Отворяй, я приехал из опричнины!» Ворота тут же открылись. Так поляки взяли Изборск. Они удерживали его не более четырнадцати дней, после чего снова сдали русским опричникам. Те из поляков, которые сдались, были пожалованы именьями и крестьянами, а тех, которые хотели удержать Изборск, убили.
Русские, бывшие в Ливонии, в Феллине, Тарвасте [Мустле] и Мариенбурге [Алуксне], хотели сдаться полякам. Великий князь узнал об этом и велел обезглавить всех начальников и старших служителей церкви в этих городах. Их головы в мешках были отосланы в Москву как доказательство.
Вслед за тем он отправил во все города и пограничные заставы приказ: никого, объявившего, что он из опричнины, не принимать.
Многие ушли из опричнины на побережье Белого моря[21] с подложными наказами и начали забирать дочерей у всех богатых купцов и крестьян, заявляя, будто великий князь требует их в Москву. Если крестьянин или купец откупался, его дочь вычеркивали из списка, будто бы за то, что она некрасива, зато дурнушек оставляли в списке как красивых. Так они получали деньги.
Если опричнику, у которого поместье граничило с земщиной, хотелось заполучить какое-то поле, лес, луг или озеро, он копал две ямы. Первая была четыре ярда в длину и ширину, и [земля] вплоть до нее принадлежала опричнине; другая была два ярда в длину и ширину, и [земля] вплоть до нее принадлежала земщине.
Все крестьяне в стране имели право зимой в Юрьев день [26 ноября] уйти [из того места, где они жили] к тому, к кому захотят[22]. Тех, кто не хотел добровольно перейти из земщины в опричнину, ловили и принуждали силой, все равно в какой день. А дома у них отбирали или сжигали.
Поэтому многие тысячи богатых купцов, многие бояре и богатые торговцы из земщины, которые не служили на войне, вместе со всеми своими вотчинами, с женами, детьми и всем добром переходили к тем опричникам, которых знали[23]. Они продавали им свои вотчины, думая, что так спасутся от других опричников. Но после того как опричники обирали их, они говорили: «Мы не можем держать вас дольше. Вы же знаете, что нам нельзя якшаться с земскими, это противно нашей присяге. Возвращайтесь назад, откуда пришли». И эти люди должны были благодарить Бога за то, что унесли ноги без побоев.
Опричники обшарили города и села земщины по всей земле Московии, хотя великий князь не давал им разрешения этого делать. Они сами писали себе наказы, будто великий князь приказал убить того или иного купца или знатного человека – если им казалось, что у него водятся деньги, – вместе с женой и детьми, а его добро и деньги забрать в казну великого князя. Так они сотворили в земщине великое множество злодеяний и убийств, которые невозможно описать. Многие, кто не хотел убивать, приезжали туда, где думали найти деньги, хватали людей и пытали их так долго и нещадно, что те отдавали и деньги, и все, что желали опричники. А простолюдины из опричнины: и горожане, и крестьяне, и все их слуги, и служанки, и дворня, – все подавали иски на земских, чтобы заполучить их деньги. Я не стану говорить, что позволяли себе слуги, служанки и малые [опричных] князей и бояр. По букве закона все считалось дозволенным.
Опричники так мучили Россию – всю земщину – по своему желанию и для своего удовольствия, что даже великий князь понял: довольно, а они все не могли насытиться деньгами и добром земских людей. Если один из земских подавал иск на тысячу рублей, он получал сто рублей, а то и меньше, но давал [опричнику] расписку на всю сумму целиком. Все прошения вместе с записями и расписками откладывались в сторону. [Опричники] клялись не водить дружбы с земскими и не иметь с ними никаких дел. Но потом великий князь изменил свою волю и всем прошениям дал ход. И если опричник был должен тысячу и получил расписку, не расплатившись полностью, такой опричник должен был заново платить земскому. Опричникам такое дело совсем не понравилось. Если бы Москву не сожгли со всем, что в ней было, земские могли бы получить от опричников много денег и добра, потому как великий князь приказал опричникам платить вопреки нечестным распискам. Но когда Москву сожгли со всеми прошениями, записями и расписками, земским осталось только оплакивать потери.
Потом великий князь принялся истреблять главных из опричнины. Князь Афанасий Вяземский умер в цепях в городе Городец. Алексей [Басманов] и его сын [Федор], с которым великий князь предавался разврату, были убиты. Малюту Скуратова застрелили под Вессенштейном [Паиде] в Ливонии. Он был самым первым из них, и его по приказу великого князя поминали в церквях. Князя Михаила, сына шурина великого князя из Черкесии[24], стрельцы зарубили до смерти бердышами. Князя Василия Темкина утопили. Ивана Сабурова убили. Петра Цейссе повесили на собственных воротах перед окном спальни. Князь Андрей Овцин был повешен на Арбатской улице. Рядом с ним повесили живую овцу. Воевода Булат хотел выдать за великого князя свою сестру. Его убили, а дочь отдали на поругание пяти сотням стрельцов. Капитан стрельцов Курака Унковский был убит и спущен под лед. За год до этого [имя написано неразборчиво] был съеден собаками у Каринской заставы Александровой слободы. Григорий Грязной был убит, а его сына Никиту сожгли заживо. Брат его Василий попал в плен к крымским татарам. Писец и дьяк Посник Суворов был убит в Земельной канцелярии. Осип Ильин позорно казнен в Дворцовой канцелярии.
Всех первых людей опричнины и земщины, которых обрекали на смерть, сначала прилюдно били на рыночной площади, пока они не отпишут все свои деньги и добро – если таковое было – в пользу казны великого князя. Тех, у кого не было ни денег, ни добра, убивали перед церквями, на улицах или в их же домах, не глядя, спят они или нет, и выбрасывали на улицу. Причина казни и то, законная она или нет, писали на листке бумаги, который пришпиливали к одежде убитого. Мертвые тела лежали на улицах денно и нощно в назидание другим.
Обижены были и купцы, [и русские], и иноземные, которые приезжали торговать на земле великого князя. Он не потерпел бы никаких купцов, кроме своих и тех, кто торговал в Нарве с немцами, французами, англичанами и другими иноземцами из заморских стран[25]. И он брал с них столько, столько считал нужным: с кого-то больше, с кого-то меньше.
Иноземные купцы
Турецкий купец Чилибей был выслан из Москвы, и за те товары, которые от него получил великий князь, ему не заплатили. Он в одночасье попал в опалу, хотя его земляки имели право за деньги покупать любых пленников, которых русские приводили из Литвы и Польши, а также из Швеции, Ливонии и других окрестных земель, и уводить их в свою землю и иные страны.
Убили нескольких купцов из Сибири, а их соболей забрали в казну великого князя.
Из Персии ехали англичане, которые возвращались в Холмогоры[26]. Когда они вышли к реке Волге, появился голова русских казаков со своими стрельцами, предложил проводить их и защитить от черкесских татар, ногайцев и луговых и нагорных черемисов. Англичанам предложение очень понравилось. Тогда голова стрельцов взошел на борт английского корабля, груженного шелковыми тканями и специями, и ранил нескольких англичан. Забрав шкипера и рулевого, он повернул корабль назад [вниз по течению].
Великий князь поимел от английской компании много денег и товаров для своей казны. Королева [Елизавета] послала великому князю запрос, почему он это сделал. Тот ответил послу так: «Опальные деньги не отдают».
Курфюрст герцог Август [Саксонский] послал великому князю инструменты для брадобреев и лекарей с одним человеком из Лейпцига по имени Каспар Кёниг. Этот Каспар Кёниг ничего не получил от великого князя. Хранитель монетного двора в Ревеле Пауль Гульден привез драгоценности, но их у него отобрали.
В подклетных селах, принадлежавших двору, тоже сидели князья и бояре. Крестьяне митрополита и епископов, а также монастырские, которые жили в поместьях и вотчинах, делились на сохи. В городах, где жили купцы и посадские, каждые сто домов составляли одну соху. По стране все пахотные земли, луга, леса и места рыбного промысла подсчитывались согласно тому, хороши земли или плохи. Эта земля тоже делилась на сохи, и каждой сохе присваивалось свое особенное имя[27]. С каждой сохи в стране великий князь собирал дань полностью, хотя многие сотни и тысячи сох стояли пустыми. Если на земле какой-нибудь сохи митрополита, епископа или монастыря жил всего один человек – будь то духовный или мирянин, – ему надлежало платить за всю соху. Также и князья с боярами, они должны были для военных походов великого князя выставлять людей из своих поместий. Если же в их поместьях не было крестьян, они все равно должны были платить за все приписанные им сохи, даже если сами являлись для несения воинской службы. А тех, которые не являлись на смотр, лишали поместий и били публично на рыночной площади либо в лагере кнутом или плетьми. Даже если кто был смертельно болен, его надлежало привезти или принести в строй.
Если соха оказывалась пустой, ее причисляли к другим сохам того же уезда, где жили люди, и тем приходилось платить за пусту ющие сохи. В эти дни в Московии пустующих сох было больше, чем тех, где живут люди. Целовальники – судейские, которые сидят на таможенных заставах, – не должны платить. За них обязаны платить городские и деревенские сохи.