ошади перекатываются два или три раза через спину, а затем их отводят на конюшню, не давая им никакой еды до тех пор, пока они не остынут настолько, будто только что вышли из конюшни. Тогда им дают немного сена и гонят к воде, после чего они получают корм, а именно сено — столько, сколько смогут съесть. Как правило, корм засыпают лишь один раз в сутки, к ночи, но столько, что кони могут есть его день и ночь. Поят же их дважды в день.
О МОНЕТЕ
Серебряные деньги у них бывают четырех родов: московские, новгородские, тверские и псковские. Московская монета не круглая, а продолговатая, как бы овальная, называется она деньгой и имеет различные изображения. У одних на одной стороне роза, у позднейших — изображение человека, сидящего на коне; на другой стороне у обеих — надпись, некоторые из них бывают угловатыми, изображения на них неодинаковые. У старинных на одной стороне роза, а на другой — изображение всадника на коне; у других — на обеих сторонах надпись. А деньга — это их серебряный пфенниг. Сто таких денег составляют один венгерский золотой. А хотя обычно венгерский золотой то дороже, то дешевле этой цены, алтын — шесть денег, гривна — двадцать, полтина — сто, рубль — двести. Новгородские и рижские рубли содержат больше денег. Ныне чеканятся новые монеты по полденьги, отмеченные буквами с той и другой стороны, и четыреста таких стоят рубль.
Тверские с обеих сторон имеют надпись и по стоимости равняются московским.
Новгородская деньга на одной стороне имеет изображение государя, сидящего на троне, а напротив него — склонившегося человека; с другой стороны — надпись; по стоимости она вдвое превосходит московскую деньгу. Новгородская гривна стоит четырнадцать, а рубль — двести двадцать две деньги.
Псковская с одной стороны имеет бычью голову в венце, а с другой — надпись. Кроме того, у них есть медная монета, которая называется пул; шестьдесят пулов по стоимости равны московской деньге.
Золотых у них нет, и они сами их не чеканят, а пользуются обыкновенно венгерскими, иногда также рейнскими. Стоимость их они часто меняют; в особенности если иностранец хочет купить что-нибудь на золото, они тотчас занижают его стоимость. Если же он, собираясь куда-либо отправиться, нуждается в золоте, то тогда они стоимость его снова увеличивают.
Они пользуются и соседними рижскими рублями, каждый из которых стоит два московских. Московская монета из чистого и хорошего серебра, хотя ныне и ее подделывают; однако я не слыхал, чтобы за это преступление наказывали{237}. Почти все московские золотых дел мастера чеканят монету, и если кто приносит чистые серебряные слитки и хочет получить монету, то они взвешивают деньги и серебро и выплачивают потом тем же весом; условленная плата, которую надо дать сверх равного веса золотых дел мастеру, невелика; они и в остальном дешево продают свой труд. Некоторые писали, что в этой стране серебро в изобилии встречается крайне редко и что, сверх того, государь запрещает вывозить его.
В этой стране, в самом деле, вовсе нет серебра{238}, кроме того, которое, как сказано, ввозится туда, ибо в ней нет горного дела. Нельзя сказать, чтобы государь запрещал вывозить серебро; он, скорее, остерегается делать это, и поэтому, желая удержать в стране серебро и золото, велит своим подданным обмениваться товарами, то есть давать и принимать одно, как, например, меха, которые у них в изобилии, или что-нибудь в этом роде вместо другого.
По их собственным словам, едва ли прошло сто лет с тех пор, как они начали употреблять серебряную монету, в особенности собственной чеканки. Вначале, когда серебро стали ввозить в страну, из него отливались продолговатые серебряные слитки без изображения и надписи стоимостью в один рубль; сейчас их уже не встретишь. Чеканилась также монета в княжестве Галицком, но очень мало, и она исчезла, так как не имела постоянной стоимости. До монеты они употребляли мордки и ушки белок{239} и других животных, шкурки которых ввозятся к нам, и на них, словно за деньги, покупали все необходимое для жизни.
Экскурс о польских и литовских монетах:
Монеты в Польше. Чеканка гроша почти как у австрийского крейцера. Два их крейцера составляют один грош, 30 грошей — один таможенный гульден. За один гульден немецкой чеканки они дают 28 грошей. За один венгерский золотой гульден — обычно 45, а потом и 48 грошей. За одну марку они платят 48 грошей. Четверть марки они называют квартой — 12 грошей. Копой они называют 60 грошей. Три шиллинга равны одному грошу мелкой монеты.
Литва. Здесь лучше, и за венгерский гульден дают только 40 грошей. Рублем они называют сто грошей, копой — 60 и так далее. Одна марка венского веса составляет 23 краковских лота. Один венский фунт составляет полтора краковских, за вычетом двух лотов.
Способ счета у московитов
Способ счета у них таков, что они считают и делят все предметы по сорока и девяносту, так же как мы по сотням. При счете они последовательно повторяют и умножают таким образом дважды сорок, трижды сорок, четырежды сорок; или дважды, трижды, четырежды девяносто. Десять тысяч они называют одним словом — «тьма», двадцать тысяч — «две тьмы», тридцать тысяч — «три тьмы».
Способ торговли у московитов
«Не всякому купцу открыт свободный доступ в Москву»:
Карта Московии, 1546
Всякий, кто привезет в Москву какие бы то ни было товары{240}, должен немедленно объявить их и обозначить у сборщиков пошлин или таможенных начальников. Те в назначенный час осматривают товары и оценивают их{241}; после оценки никто не смеет ни продать, ни купить их, пока о них не будет доложено государю. Если государь пожелает что-нибудь купить, то купцу до тех пор не дозволяется ни показывать товары, ни предлагать их кому-либо. Поэтому купцы задерживаются иногда слишком долго.
К тому же не всякому купцу, кроме литовцев, поляков или подданных их державы, открыт свободный доступ в Москву. А именно, шведам, датчанам, ливонцам и немцам из приморских городов позволено заниматься торговлей только в Новгороде, где круглый год находятся их факторы{242}, а туркам и татарам — в городе по имени Хлопигород{243}, куда во время ярмарок собирается различный люд из самых отдаленных мест: немцы, московиты, отдаленнейшие народы Швеции и Ледяного моря, дикие лапландцы и прочий сброд.
Когда же в Москву отправляются послы из Литвы или других соседних стран, то все купцы отовсюду принимаются под их защиту и покровительство и могут беспрепятственно и беспошлинно ехать в Москву; так у них вошло в обычай. Равным образом и когда московиты отправляют куда-либо послов, то с ними едут и купцы, так что с посольством двигается иногда восемьсот, тысяча, а то и тысяча двести лошадей.
Большую часть товаров составляют серебряные слитки, сукна, шелк, шелковые и золотые ткани, жемчуг, драгоценные камни и золотые нитки. Иногда в подходящее время ввозятся и различные дешевые вещи, которые приносят немало прибыли. Часто также случается, что всех охватывает желание иметь ту или иную вещь, и тот, кто первым привез ее, выручает гораздо больше положенного. Затем, если несколько купцов привезут большое количество одних и тех же товаров, то иногда следствием этого является такая дешевая на них цена, что тот, кто успел продать свои товары возможно дороже, снова покупает их по упавшей цене и с большой выгодой для себя привозит обратно на родину. Из товаров в Германию вывозят отсюда меха и воск, в Литву и Турцию — кожи, меха, как невыделанные, так и тонкой выделки, и длинные белые зубы животных, называемых у них моржами и живущих в Северном море; из них турки чаще всего искусно изготовляют рукояти кинжалов, а наши земляки считают эти зубы за рыбьи и так их и называют. В Татарию вывозятся седла, уздечки, одежда, кожи; оружие и железо вывозятся только тайком или с особого позволения начальников. Однако в другие места, расположенные к северу и востоку, они вывозят и суконные и льняные одежды, ножи, топоры, иглы, зеркала, кошельки и другое тому подобное.
Здесь в Хлопигороде серебро или деньги в малой цене; еще в меньшей — золото. Богатые же купцы из Московии или Германии выменивают там соболей, горностаев и тому подобное на шляпы, ложки, нитки и другие названные выше товары, поскольку монеты, имеющие хождение у них на родине, там неупотребительны.
Торгуют они с великим лукавством и коварно, не скупясь на слова, как о том писали некоторые. Мало того, желая купить вещь, они оценивают ее с целью обмануть продавца менее, чем в половину ее стоимости, и держат купцов в колебании и нерешительности не только по одному или по два месяца, но обыкновенно доводят некоторых до крайней степени отчаяния. Но тот, кто, зная их обычай, не обращает внимания на коварные речи, которыми они сбивают цену вещи и тянут время, и не замечает их, тот продает свои товары без всякого убытка.
Я торговал однажды четырнадцать соболей, за которых с меня запросили тысячу восемьсот венгерских золотых, тогда как я давал шестьсот. Купец дал мне даже уехать, полагая, что все-таки переупрямит меня. Я уже с дороги, из Можайска, послал в Москву шестьсот золотых, и он уступил мне соболей; и за семь шкурок я уплатил также триста дукатов с небольшим.
Один краковский гражданин привез двести центе-нариев меди, которую хотел купить государь; он держал купца так долго, что тому, наконец, это надоело и, уплатив пошлину, он повез медь обратно на родину. Как только он отъехал на несколько миль от города, его догнали некие нарочные, задержали его имущество и наложили на него запрет под тем предлогом, будто он не заплатил пошлины. Купец вернулся в Москву и стал жаловаться перед государевыми советниками на нанесенную ему обиду. Те, выслушав дело, тотчас предложили свое добровольное посредничество и обещали улад