Крестьянам и вообще всем подданным без подарков прегражден путь к господам, какое бы они ни имели до них дело. А если их и допустят, то все равно отсылают к должностным лицам: наместнику, то есть к управляющему делами, и более знатным начальникам. И если те не получат подношений, то не решат и не постановят ничего хорошего. Этот порядок существует не только для простонародья, но и для бедных дворян, если они хотят добиться чего-нибудь от вельмож. Я сам слышал, как один высший чиновник (королевский гофмейстер) при молодом короле сказал следующее: «В Литве всякое слово — золото». Это значит, что никого не выслушают и никому не помогут без денег. Бедняки платят королю или великому князю ежегодно денежную подать: кварту — двенадцать грошей с каждой гуфы на охрану границ королевства. Помимо оброка они еще работают на господ шесть дней в неделю, поэтому в доме обычно двое хозяев: один для работы на господина, другой — на себя. Если у господина гости или свадьба либо ему предстоит отправиться ко двору или куда-либо еще, то на деревню назначают столько-то гусей, кур, овец и прочего; наконец, при женитьбе или смерти жены, равно как и при рождении или кончине детей и после исповеди, они обязаны заплатить известную сумму приходскому священнику.
Многим может показаться удивительным и даже невероятным, как бедняки еще умудряются существовать; это при том, что в любой день могут нагрянуть татары или московиты и пленить его вместе с женой и детьми.
Со времен Витольда вплоть до наших дней они пребывают в столь жестоком рабстве, что приговоренного к смерти заставляют по приказу господина казнить самого себя и собственноручно себя вешать. Если же он вдруг откажется сделать это, то его жестоко высекут, бесчеловечно истерзают и все равно повесят. Вследствие такой строгости бывает, что судья или назначенный для разбора дела начальник только пригрозит виновному или просто скажет: «Поспеши, господин гневается», как несчастный, опасаясь жесточайших побоев, кончает жизнь петлей.
О ДИКИХ ЗВЕРЯХ
«Желающим поохотиться надлежит обладать большой силой, ловкостью и хитростью»:
Зубр
Гравюра из издания «Известий о делах Московитских», Вена, 1557 г.
Кроме тех, которые водятся и в Германии, в Литве есть следующие дикие звери: бизоны, буйволы, лоси, по-другому называемые онаграми, то есть лесными лошадьми. На своем языке литовцы называют бизона зубром, немцы неправильно зовут его «урокс»; это имя подобает буйволу, имеющему совершенно вид быка, тогда как бизоны внешне вовсе на них не похожи. Именно, у бизонов есть грива; шея и лопатки у них мохнаты, а с подбородка спускается нечто вроде бороды. Шерсть их пахнет мускусом, груба и жестка и не такого красивого черного цвета, как у тура, голова короткая, глаза большие и свирепые, как бы горящие, лоб широкий, рога короче и толще, чем у буйвола, и по большей части настолько отстоят друг от друга и так растопырены, хотя потом и сходятся снова, что между ними могут усесться три человека крепкого сложения. Говорят, такой опыт был проделан польским королем Сигизмундом, отцом ныне правящего Сигизмунда-Августа, — а мы знаем, что он был дороден и крепок телом, да и в товарищи он взял двух других не меньше себя. Поэтому я полагаю, что зубр — это бизон, как он и называется по-латыни, а другой зверь — тур, имя которого совпадает в латыни и в московитском наречии — буйвол; вот ведь и в Швейцарии местность Ури имеет в гербе голову этого зверя, тоже черную, с такими же бычьими рогами.
На спине у них возвышается нечто вроде горба, так что передняя и задняя части тела ниже спины. Желающим поохотиться на бизонов надлежит обладать большой силой, ловкостью и хитростью. Выбирается удобное для охоты место, где деревья были бы отделены одно от другого нужными промежутками и имели бы стволы не слишком толстые, чтобы их легко можно было обойти кругом, но и не маленькие, так чтобы за ними мог скрыться человек. У этих деревьев по одному располагаются охотники, и когда поднятый преследующими его собаками бизон выгоняется на это место, то стремительно бросается на того из охотников, который выступит из-за дерева первым. Прячась за деревом, так что зверь проносится мимо, он колет зверя, как только может, рогатиной, но бизон не падает даже и от многочисленных ударов, а все больше и больше воспламеняется яростью, потрясая не только рогами, но и языком, который у него настолько шершав и жесток, что, едва зацепив одежду охотника, он уже может задержать и притянуть его — и тогда зверь оставляет человека не раньше, чем умертвит его. Если же охотник желает передохнуть, устав бегать вокруг дерева и колоть зверя, то бросает ему красную шапку, на которую тот с яростью набрасывается и копытами, и рогами. Если зверь не прикончен и другому охотнику надо будет вступить в такую борьбу, что бывает необходимо, если они хотят вернуться невредимыми, то он легко может вызвать на себя зверя, прокричав хоть раз громким голосом: «лю-лю-лю!» Рассказывают, зубр так силен, что может подбросить вверх лошадь вместе с всадником.
Буйволы водятся только в Мазовии, которая граничит с Литвой; на тамошнем языке называют их турами, а у нас, немцев, настоящее имя для них игох. Это настоящие лесные быки, ничем не отличающиеся от домашних быков, за исключением того, что они совершенно черные и имеют вдоль спины беловатую полосу. Численность их невелика, и есть определенные деревни, на которые возложен уход за ними и охрана их, и за ними смотрят почти как в зверинцах. Они случаются с домашними коровами, но с позором для себя. Ибо после этого прочие буйволы не допускают их в стадо, как обесчестивших себя, и родившиеся от такой случки телята не живучи.
Когда я был послом при дворе Сигизмунда-Августа, то он подарил мне одного зверя, уже выпотрошенного, которого охотники добили, найдя его полуживым, выгнанного из стада. Однако кожа на лбу у него была срезана. Я подумал, что это сделано неспроста, хотя по рассеянности не расспросил, зачем это делается. Но известно, что пояса, сделанные из буйволовой кожи, ценятся, и общераспространено убеждение, будто опоясывание ими ускоряет роды. В этих видах королева Бона, мать Сигизмунда-Августа, подарила мне два таких пояса, один из которых милостиво приняла от меня в дар пресветлейшая госпожа моя, королева римская.
Тот зверь, которого литовцы называют на своем языке лосем, по-немецки именуется «элленд»; он водится не только в Литве, но и в Пруссии, и в Руссии.
Поляки утверждают, будто это онагр, то есть лесной осел, но внешность его тому не соответствует. Ибо у него раздвоенные копыта; впрочем, попадаются и имеющие цельные копыта, но очень редко. Это животное выше оленя, с выступающими ушами и ноздрями, рога его несколько отличаются от оленьих, цвет шерсти также более белый. На ходу они весьма быстры и бегают не так, как другие животные, а наподобие иноходца. Копыта их часто носят как амулеты против падучей болезни.
На степных равнинах около Борисфена, Танаиса и Ра водится лесная овца, именуемая поляками солгак, а московитами — сайгак, величиной с косулю, но с более короткими ногами; рога у ней вытянуты вверх и как бы отмечены колечками; московиты делают из них прозрачные рукоятки ножей. Они весьма стремительны и очень высоко прыгают. Встречаются также дикие лошади, которых никоим образом нельзя приучить к работе. Простолюдины употребляют их в пищу. Все они, как правило, бледной масти с черными полосами вдоль спины.
Ближайшая к Литве область — Жемайтия, по-русски — Жомотская земля. Она лежит к северу от княжества Литовского, принадлежа к тому же, что и оно, великому княжеству, и доходит до самого Балтийского моря, где на протяжении четырех немецких миль отделяет Пруссию от Ливонии. Она не замечательна никакими городами или крепостями, разве что после моего путешествия было что-либо выстроено.
Государь назначает туда из Литвы начальника, которого на своем языке, соответственно его должности, они называют «староста», то есть «старейший». Ему не приходится опасаться, что его уволят от должности, разве только по каким-нибудь очень веским причинам, обыкновенно же он остается на своем месте до конца жизни. Там есть епископ, подчиняющийся римскому первосвященнику. Крещены они были одновременно с королем Ягайлом, принявшим имя Владислава, и Литовской землей.
Вот что в Жемайтии прежде всего заслуживает удивления: жители этой страны, как правило, высокого роста, а дети родятся у них точно по очереди — то необыкновенной величины, то прекрошечные, прямо-таки карлики, которых они обычно называют карлами.
Одеваются жемайты бедно, причем чаще всего в пепельно-серые цвета. Живут они в плохих домах, внешне напоминающих длинные овины или хлевы для скота, низких и очень длинных; посредине в них поддерживается огонь, и когда у него восседает отец семейства, он может все время видеть скот — коня, свинью, быка и прочих, стоящих вокруг без всякой перегородки, а также всю домашнюю утварь. Крайне редко у них можно увидеть отгороженные спальные комнаты.
Более богатые и знатные употребляют рога буйволов в качестве кубков. Это люди смелые и хорошие воины. В бою они пользуются панцирем и прочим разнообразным вооружением, главным же образом копьем, причем короче обыкновенного, похожим на копье охотников; такое же копье служит оружием и для всадников.
Лошади у них так малы, что прямо не верится, как могут они ходить под седлом таких тяжелых людей и выполнять столько работ: они ведь служат и на войне, в походах, и дома для обработки полей. Землю они вспахивают не железом, а деревом, и это тем более удивительно, что земля их жесткая, а не песчаная, так что на ней нигде не растут сосны. Отправляясь пахать, они берут с собой множество деревянных рал, которыми взрывают землю, пользуясь ими в качестве сошника, для того, разумеется, чтобы, если сломается одно, иметь наготове еще и еще, не тратя на это времени. Один из начальников области, желая облегчить жителям их чересчур тяжелый труд, велел доставить большое количество железных сошников. Но когда и в тот год, и в два или три следующих урожай из-за превратностей погоды не соответствовал ожиданиям земледельцев, простой народ стал приписывать бесплодие своих полей железному сошнику, не признавая никакой другой причины. Тогда начальник, опасаясь возмущения, упразднил железо, предоста