Дано в Хагенау, 12 декабря, в лето 1516-е, нашего правления — 31-е.
Особая инструкция императора Максимилиана барону Герберштейну об освобождении князя Михаила Глинского
Максимилиан I, гравюра А. Дюрера
Максимилиан, Божией милостью избранный римский цесарь и прочая. Инструкция, о чем должны говорить с великим князем Руссии наши верноподданные Зигмунд фон Герберштейн и Петр Ма-ракси, наши советники.
После того как они подробно обсудят с этим великим князем Руссии содержание нашей главной инструкции и, как мы надеемся, убедят его, чтобы в своей вражде против нашего любезного брата короля польского он пошел на компромисс, либо как-нибудь иначе завершат дело, они должны передать Его любезности нашу особую верительную грамоту и после этого на законном основании объявить, что до нас дошло, что Его любезность, быть может, по важным причинам, держит в заточении герцога Михаила Глинского; но так как мы воспитывали названного герцога Михаила Глинского с юных лет при нашем дворе, и он оказал себя честным и исправным на нашей службе у нашего любезного дяди и князя, герцога Альбрехта саксонского, мы особенно расположены к нему; хотя он, может быть, и сделал что-нибудь против Его любезности, нам все же кажется, что он уже довольно искупил вину своим заключением, и поскольку, далее, не во всех делах следует употреблять строгость, но иногда и милосердие, то наша дружеская просьба к Его любезности — отменить свою немилость по отношению к упомянутому герцогу Михаилу Глинскому{376}и ради нас и нам в услугу освободить его из заключения и передать нашим советникам как в наши руки.
Тогда мы убедили и обязали бы его никогда не замышлять ничего и не выступать против Его любезности и его людей. И если Его любезность не отклонит и не отринет этой нашей просьбы, на что мы совершенно надеемся, то за это возблагодарим Его любезность такими же и прочими дружескими услугами, как о том Его любезность подробнее узнает от наших советников.
Дано в нашем и имперском городе Хагенау, 12 декабря 1516 года, а нашего правления — 31-го года.
Полномочия, данные императоромКарлом I графу Нугарола
Карл, Божией милостью избранный император христианского мира и римский, присно Август, а также католический король Германии, Испании и всех королевств, относящихся к нашим Кастильской и Арагонской коронам, а также Балеарских островов, Канарских островов и Индий, Антиподов Нового Света, суши в Море-Океане, Проливов Антарктического Полюса и многих других островов как крайнего Востока, так и Запада, и прочая; эрцгерцог Австрии, герцог Бургундии, Брабанта, Лимбурга, Люксембурга, Гельдерна и прочая; граф Фландрии, Артуа и Бургундии, пфальцграф Хеннегау, Голландии, Зеландии, Намюра, Руссильона, Серданьи, Цютфена, маркграф Ористании и Готциании, государь Каталонии и многих других королевств и владений в Европе, а также в Азии и Африке господин и прочая.
Настоящим утверждаем и возвещаем, что хотя блюсти мир и согласие со всеми королями и государями было нашим всегдашним намерением, однако паче всего надлежит стремиться к этому с теми государями, какие состояли в искренней дружбе и братском союзе с нашими предками и предшественниками. Итак, поскольку некогда между Светлейшим господином цесарем Максимилианом, Высокочтимейшим дедом и господином нашим, с одной стороны, и Светлейшим и могущественнейшим государем господином Василием, великим князем Руссии, Владимира, Москвы, Новгорода, Пскова, Смоленска, Твери, Югрии, Пермии, Вятки, Булгарии, Новгорода Нижнего, Чернигова, Рязани, Волока, Вязьмы, Белой Ржевы, Ярославля, Белозерска, Удории, Обдории, Кондинии и прочая, братом и другом нашим дражайшим, с другой стороны, были заключены некоторые союзы, соглашения и договоренности, которые мы и сей великий князь ради взаимного блага и блага всего христианского мира твердо желаем укрепить и упрочить новыми узами и договоренностями, а также, если удастся, расширить либо облечь в лучшую и более надежную форму, то мы по зрелом размышлении и в твердой уверенности постановили, утвердили, отправили, нарядили, а в силу настоящего письма утверждаем, отправляем и наряжаем нашим представителем и нижеперечисленных наших поручений исполнителем и главным и чрезвычайным послом [такого-то] советника и посланника{377} нашего, с тем, чтобы он, как сможет и сумеет, от нашего имени, по мере своего разумения и как окажется возможным, укрепил, подтвердил, а если удастся, расширил, распространил, объявил и скрепил даже вящими узами, если это покажется нужным, все и каждый союзы, соглашения и договоренности, которые названный господин цесарь дед наш заключил, совершил и имел с упомянутым великим князем Руссии, и заключил бы новые договоренности и соглашения, коль скоро они взаимно на них согласятся, заявил бы об обязательстве нас и наших королевств и владений соблюдать эти союзы и делал бы, действовал, обсуждал и заключал все прочее согласно названным пунктам или любому из названных пунктов в отдельности, как могли бы делать, действовать, обсуждать и заключать мы сами, если бы присутствовали, хотя бы и случилось такое, что потребовало бы полномочий, более чрезвычайных, чем данные сим письмом.
Обещаем словом и нашей цесарской честью, что все, и что бы это ни было, обсужденное, заключенное и обещанное названным посланником нашим согласно перечисленным пунктам, будет для нас желанным, действительным и нерасторжимым навечно, и мы никогда, никоим образом и ни под каким вымышленным предлогом не пойдем против них.
Свидетельством тому — это наше письмо, подписанное нашей рукой и скрепленное приложением нашей печати.
В Толедо, 12 августа 1525 года, в лето правления нашего римского 7-е, а прочих всех — 10-е.
Замечания барона Герберштейна о полученных им от эрцгерцога Фердинанда инструкциях
Светлейший государь, господин всемилостивейший!
Ваша светлость в своем письме, переданном мне через высокого господина графа Леонарда Нугарола, посла Цесарского величества, повелели мне, чтобы я изучил инструкцию, в силу которой я от имени Вашей светлости вместе с названным цесарским послом должен вести переговоры со Светлейшими королями Венгрии и Польши и государем Руссии, и, если что-либо в ней покажется мне неясным либо заслуживающим исправления, дал бы знать Вашей светлости. Хотя я и проезжал через Вену, но тогда я еще не обнаружил ничего неясного, и только, когда я позже перечитал инструкцию несколько раз, обнаружил и счел необходимым кое-что довести до сведения Вашей светлости.
Во-первых, в главе, начинающейся словами: «Впрочем, названные послы, если дозволенным образом и так далее», нам предоставляется право заключать мир и так далее, но в конце инструкции содержится предостережение, чтобы мы не обещали ничего определенного. Однако не столько в части, касающейся скрепления мира с Польшей и Московией, как выше, сколько в этой части о взаимном оборонительном и наступательном согласии необходимы более подробные полномочия. Если король польский и московит смогут договориться об условиях, надо ли нам вести дело до окончательного заключения или следует предпринять что-либо иное.
Далее, есть глава, начинающаяся словами: «Но названные послы на такие речи и так далее», где рассмотрен единственный вариант: убедить польского короля, чтобы он принял эти условия, предложенные послами московита и так далее. Но если король их не примет и не предложит других, которые, по нашему разумению, могли бы быть приняты московитом, то столь далекое путешествие наше оказалось бы безрезультатным. Не будет ли нам позволено вести переговоры о продолжении перемирия, но это в крайнем случае, если все прочие средства добиться прочного и длительного мира будут отвергнуты.
В главе же, что начинается словами: «Но если этот польский король после всех попыток и так далее», примерно в середине говорится: «Названные послы не только посольским именем и так далее». Смысл мне совершенно не ясен. Хотя господин граф и сказал мне, что располагает какими-то объяснениями от господина Якоба Шпигля, однако, поскольку дело слишком важное, нам необходимо иметь прямые указания, выражающие четкий смысл, дабы мы не заблуждались.
В последней главе Ваша светлость обязывает нас вести переговоры о взаимном согласии между цесарем, Вашей светлостью, королями венгерским и польским и князем московским против турок и так далее и о способе, каким можно было бы отразить врага и так далее. В этой части мне представляется необходимым получить кое-какие разъяснения. Ведь когда мы начнем говорить об этом, то, если у нас спросят, какой же способ, по крайности, нам самим кажется подходящим, нам придется, к большому стыду, умолкнуть, ибо мы не располагаем ни разъяснениями, ни полномочиями, что следовало бы говорить по этому поводу.
В той же главе Ваша светлость говорит, чтобы мы, ни от имени Цесарского величества, ни Вашего величества ничего вообще не обещали и не приговаривали со всей определенностью ни в том, ни в другом деле, то есть ни в вопросе о заключении мира с поляком и московитом, как выше, ни в вопросе о взаимном наступательном и оборонительном согласии против турок. Это кажется мне еще более трудным, чем то, о чем я уже говорил, касаясь этого дела, в особенности же если мы договоримся о мире, о котором шла речь выше, ибо я знаю обычай московитов: как только сказано какое-либо слово, они следят и замечают: это сказал такой-то. Я же никоим образом не привык отказываться от своих слов либо брать их обратно. Поэтому пусть Ваша светлость изволит дать мне ясные полномочия, что и как говорить, чтобы мне не пришлось отрекаться от сказанного.