м с японцами воевал. – Это опять говорил старик.
– Понимаю. Понимаю. Но не могу. Не имею права. – Это опять говорил военком.
Наконец дверь открылась. Вышел старик. И у этого вид угрюмый. Много лет старику для того, чтобы записывать его в ополчение.
Ушли подросток и старик из военкомата. А на следующий день, когда ополченцы явились на сборный пункт, смотрят, а там в строю ополченцев уже стоят и вчерашний подросток и вчерашний старик.
– Вот это да! – поразились люди.
Правда, у подростка с ополчением так ничего и не вышло. Заметили его. Вернули назад мальчишку. Война не детское это дело. А вот старик так и остался вместе со всеми. Вместе со всеми и шел он в учебный лагерь. Тут же двигались повозки со снаряжением.
– Дедушка, – обращаются к нему ополченцы, – да ты хотя бы присел на одну из повозок.
Сердится старик, негодует:
– Какой я вам дедушка! – Вскинул голову: – Я – боец! Я – солдат!
Самым удивительным оказалось то, что ему было даже не шестьдесят лет, как предполагали тогда в военкомате другие, и даже не семьдесят, а целых восемьдесят. Как раз летом 1941 года восемьдесят лет исполнилось. Так что был он даже не столько дедушкой, сколько прадедушкой. Каким он чудом попал и удержался в ополченцах, так никто и не смог понять. Однако имя и фамилию его запомнили – Иван Иванович Резниченко.
Лопата
Война есть война. Всякое здесь бывает. Лопата и та стреляет. Москва готовилась к схватке с врагом. Вокруг города возводились оборонительные рубежи. Рылись окопы. Создавались баррикады, завалы, возводились проволочные заграждения, устанавливались «ежи» и надолбы. Тысячи женщин, стариков и подростков брали в руки кирки, ломы, лопаты…
Длинной полоской уходит ров. Вот он прямо идет, вот чуть изогнулся, коленце сделал. Пополз чуть на взгорье. Сбежал к низинке. Пересек оголенное поле. Ушел за ближайший лес. Это противотанковый ров. Много их у границ Москвы. И этот. И чуть правее. И чуть левее. И дальше – за лесом. И дальше – за полем. И дальше, и дальше – перекрывшие горизонт.
Костя Незлобии – студент-текстильщик. В землеройной студент бригаде. Просится Костя в армию:
– Я в роту хочу. Я – в снайперы.
Не взяли Незлобина в армию. Слаб оказался зрением. И вот в землекопах теперь Незлобии. Вместе с другими копает ров. Девушки рядом, подростки, женщины. Старшим – старик Ордынцев.
Объясняет Костя:
– Не взяли в снайперы.
– Тут тоже, Незлобии, фронт, – отвечает Ордынцев.
– Подумаешь, фронт! – усмехнулся Костя. – Канава, ров.
– Не ров, а военный объект, – поправляет старик Ордынцев.
Только сказал, как в небе низко, совсем над землей, над людьми, над окопом пронесся фашистский летчик. Бросил он бомбу. Открыл огонь.
– Ложись! – закричал Ордынцев.
Бросились люди на дно окопа. Переждали огонь врага. Трижды в тот день приходили сюда фашисты.
– Ну, чем же тебе не фронт! – посмотрев на Костю, усмехнулся старик Ордынцев.
Ночь опустилась над лесом, над полем. На отдых ушли отрядники. Рядом на взгорке стоит деревня. Расположились в уютных избах. Только стал засыпать Незлобии, вдруг голос:
– Тревога! Тревога!
Вскочил Незлобии. Момент – на улице. Узнал, в чем дело. Оказалось, с воздуха сброшен фашистский десант. Проснулись люди. Бегут на поле. Промчались кони – наряд охраны. Вернулся Костя к избе, к сараю. Схватил лопату – вперед, за всеми.
Бежит к окопам, где место сбора. А здесь девчата, а здесь Ордынцев. Вдруг с неба – солдат фашистский. Повис на стропах. И прямо в группу.
Не ожидали девчата «гостя».
– Ай, ай! – с испуга.
А Костя словно лишь ждал момента. Схватил Незлобии секиру-заступ. Фашиста в спину.
– А-а-а! – взревел десантник. Осел и рухнул. Лежит, раскинул руки.
Расцеловали Костю друзья-девчата.
– Снайпер, ну, право, снайпер, – сказал Ордынцев.
Отбили люди десант фашистов. Вернулись в избы, ко сну, к покою. А утром снова трубит побудка. И снова люди в суровом поле.
Смешались с фронтом тылы, обозы. Кругом девизом, кругом паролем:
«Врага не пустим!»
«Врага осилим!»
И взмах лопаты как взрыв снаряда. И если надо, она копает. И если надо, она стреляет.
Три приятеля с Волхонки
Гошка, Витька и Алешка – три приятеля с Волхонки.
В дни обороны Москвы население города не только уходило в ряды ополченцев, не только помогало в сооружении оборонительных рубежей и укреплений. Все, кто мог, стали к станкам московских заводов. Жена заменяла ушедшего на фронт мужа, сестра – брата, старики – сыновей, подростки – своих отцов.
Круглые сутки, в три смены работали московские заводы. Все, что необходимо фронту, выпускали тогда заводы: гранаты и мины, колючую проволоку и противотанковые «ежи», железобетонные надолбы, снаряды и другое вооружение, военное обмундирование и много-много другого военного имущества.
На одном из московских заводов и работали трое друзей.
Вот идут они с работы. Вот встречают их мальчишки. Все мальчишки на Волхонке обожают трех друзей. Вот кричат привет мальчишки:
– Здравствуй, Гошка, здравствуй, Витька! Здравствуй, Лешенька, привет!
Остановились ребята, улыбнулись:
– Нас не трое, нас четыре.
Сказали и пошли себе дальше.
Стоят мальчишки, смотрят подросткам вслед, поражаются:
– Где четыре? Как четыре?! Где четыре, если три!
Верно – трое идут ребят. Три спины. Три головы. Четвертой нигде не видно.
Через несколько дней снова мальчишки увидели трех друзей. Озорно кричат мальчишки:
– Здравствуй, Гошка, здравствуй, Витька! Здравствуй, Лешенька, привет!
Остановились ребята, опять улыбнулись:
– Нас не трое – целых шесть!
Сказали и пошли себе дальше.
Опешили вовсе теперь мальчишки, смотрят подросткам вслед, плечами худыми водят:
– Где же шесть, раз только трое?! Трое, трое! Где же шесть?
Снова прошло несколько дней. Вновь идут они с работы – три приятеля с Волхонки, три рабочих паренька – Гошка, Витька и Алешка. Вновь мальчишки на Волхонке отдают друзьям салют:
– Здравствуй, Гошка, здравствуй, Витька! Здравствуй, Лешенька, привет!
Остановились опять подростки, посмотрели на мальчишек и вдруг сказали (у мальчишек даже глаза вразлет):
– Нас не трое, девять нас!
Ухмыльнулись мальчишки, на лицах улыбки глупые – как же понять?
Не мучили долго ребята мальчишек. Достали подростки свои рабочие книжки. Показали. В книжках нормы, в книжках цифры, сколько сделано за день. Вот рябит в глазах от чисел. Вот еще графа – процент. Смотрят мальчишки: сто… сто тридцать… двести… триста.
– Ого-го! – зашумели мальчишки.
Пропали с лиц у мальчишек улыбки глупые. Ясность теперь на лицах. Понятно любому и каждому – триста процентов, значит, работа здесь за троих. Смотрят мальчишки на трех друзей:
– Девять их, конечно, девять! Математика проста!
Улыбаются ребята. Приосанились ребята. Вот шагает по асфальту молодой рабочий класс: Гошка, Витька и Алешка – три приятеля с Волхонки. Три приятеля с Волхонки, лет военных пареньки.
Зоя
Сизой лентой на запад бежит шоссе. Мчат по шоссе машины. 85-й километр от Москвы. Присмотрись налево. Мраморный пьедестал. На пьедестале застыла девушка. Связаны руки. Гордый, открытый взгляд.
Это памятник Зое. Зое Космодемьянской.
Зоя училась в московской школе. Когда враг стал подходить к Москве, она вступила в партизанский отряд. Девушка перешла линию фронта и присоединилась к народным мстителям. Многие жители Подмосковья против фашистов тогда поднялись.
Полюбили в отряде Зою. Отважно переносила она все тяготы и невзгоды опасной жизни. «Партизанка Таня» – так называли в отряде Зою.
В селе Петрищево остановился большой фашистский отряд. Ночью Зоя проникла в Петрищево. Она пришла сюда с боевым заданием. Но враги схватили юную партизанку.
Допрашивал Зою сам командир дивизии подполковник Рюдерер:
– Кто вы?
– Не скажу.
– Это вы подожгли дома?
– Да, я.
– Ваши цели?
– Уничтожить вас.
Зою начали избивать. Требовали, чтобы она выдала своих товарищей, сказала, откуда пришла, кто послал ее на задание.
«Нет», «Не знаю», «Не скажу», «Нет», – отвечала Зоя.
И снова пошли побои.
Ночью Зою подвергли новым мучениям. Почти раздетую, в одном нижнем белье, ее несколько раз выгоняли на улицу и заставляли босую ходить по снегу.
И снова:
– Скажите, кто вы? Кто вас послал? Откуда пришли?
Зоя не отвечала.
Утром Зою повели на казнь. Устроили ее в центре деревни, на деревенской площади. К месту казни согнали колхозников.
Девушку повели к виселице. Поставили на ящик. Набросили петлю на шею.
Последняя минута, последний миг молодой жизни. Как использовать этот миг? Как остаться бойцом до конца?
Вот комендант приготовился дать команду. Вот занес руку, но остановился. Кто-то из фашистов в это время припал к фотоаппарату. Комендант приосанился: нужно получиться достойным на снимке. И в это время…
– Товарищи! Не бойтесь, – прозвучал голос Зои. – Будьте смелее, боритесь, бейте фашистов, жгите, травите!
Стоявший рядом фашист подбежал к Зое, хотел ударить, но девушка оттолкнула его ногой.
– Мне не страшно умирать, товарищи, – говорила Зоя. – Это счастье – умереть за свой народ. – И, чуть повернувшись, прокричала своим мучителям: – Нас двести миллионов. Всех не перевешаете. Все равно победа будет за нами!
Комендант дернулся. Подал рукой команду…
Минское шоссе. 85-й километр от Москвы. Памятник героине. Люди, пришедшие поклониться Зое. Синее небо. Простор. Цветы…
Отдельный танковый батальон
Подолжается жестокая схватка с фашистами. Тяжелые бои идут у поселка и станции Крюково. С особой силой здесь жмут фашисты. Не хватает солдатских сил. Вот-вот отойдут солдаты. Звонят командиры старшим начальникам. Просят о срочной помощи. Нет у старших начальников помощи. Все резервы давно в бою.