Получая за «оправдательный» документ тысячу рублей от Полушкина, студент еле удержался, чтоб не ударить «благотворителя».
— Подлец вы! — закричал студент Полушкину, когда тот вздумал было протянуть ему на прощание руку.
VРАЗРЫВ
Клавдия закутила. Она безрассудно стала тратить деньги, как будто им никогда и конца не предвиделось.
Прислуга «дешевых меблирашек» была без ума от щедрой барыни. Она отродясь не видала такого легкомысленного отношения к деньгам и открыто грабила Льговскую, беря за «покупку» самой «свежей» провизии втридорога и никогда не отдавая сдачи.
Студент несколько раз замечал Клавдии, но та даже сердилась, замечая «осторожному» юноше, что она не девочка и сама все отлично понимает.
Собственно с этих мелочей у ней и началась с студентом размолвка, кончившаяся впоследствии полнейшим разрывом.
Студент не бросал надежды на то, что он исправит Клавдию. Он постоянно, издалека, говорил ей о прелестях другой, честной, трудовой жизни.
Клавдия была девушка очень неглупая и развитая и прекрасно понимала, к чему клонятся эти разглагольствования.
По правде сказать, она даже совсем их не выносила. Ей нравились смех, беззаботное «чистое искусство, безумный жар крови и мысли».
Льговская стала заметно скучать в обществе студента и избегать его.
За последнее время она познакомилась с «гражданской» супругой какого-то чиновника и часто стала бывать у них. «Супруги» моментально обласкали одинокую бедную женщину и стали бесцеремонно пользоваться крохами ее средств. Особенно этому сближению была не рада прислуга номеров: золотые деньки ее прошли и обирать ее стала одна чиновница, поступив почти в экономки к Клавдии.
Льговская ездила с «новыми» друзьями в театр, возила их на лихачах и, «скуки» ради, дневала и ночевала в их но-мере.
У «супругов» она и познакомилась с другим студентом-медиком, живущим в тех же номерах, этажом выше. Прежний «доктор» был с ним также знаком, но они друг у друга не бывали.
Новый был разбитной, беззаботный молодой человек и жил, как птица небесная, не помышляя о завтрашнем дне. На лекциях он не бывал совсем, предпочитая волочиться за «холостыми»" номерными дамами…
Кажется, и чиновница, в отсутствие своего содержателя, не избегнула его сетей: уж очень вольно он обращался с ней, когда «самого» не было!
Клавдии он понравился сразу.
Заметив слишком недвусмысленное ухаживание коллеги за Клавдией, «прежний», сделал ей ревнивую сцену.
Льговская показала ему свои «когти».
— Свобода мне дороже всего! — сердито промолвила она в ответ на его ревность. — Кого хочу, того и люблю.
— А вы не боитесь его заразить? — хотел было хоть этим «напоминанием» вернуть к себе Льговскую «прежний».
Клавдия еще больше рассердилась.
— А вам какое дело?! — Но, прогоняя от себя, раз навсегда, незаслуженно оскорбленного любовника, она подумала:
«А что, если он скажет “новому”? Лучше уж я сама его предупрежу».
Она так и сделала, когда знакомый «чиновников» слишком стал приставать к ней…
— Какие глупости! — весело сказал ей новый поклонник. — Все женщины, особенно «студенческие», больные. Однако, мужчины их любят, и среди них еще какие рожи попадаются, просто, я думаю, даже черт не соблазнится… А вы — красавица, так что об этом говорить! Я тоже медик, на пятый курс недавно перешел, и все понимаю! Притом же, вы пока здоровы… В нашей клинике больных надолго «вылуживают»…
VIТАЙНЫЕ ПРИТОНЫ
Деньги у Клавдии скоро уплыли. «Платонические» любовники их не доставали, и Льговская начала подумывать о будущем.
Заводить себе, при такой болезни, постоянного богатого любовника Клавдия считала нечестным и небезопасным делом: мало ли что может выйти?
Клавдия, при посредничестве «веселого» студента, познакомилась со многими уличными «этими дамами», и «практичные» особы многому научили «глупенькую» Клашу.
Они передали ей все свои треволнения, все притеснения… Клавдии было как-то неловко, ради куска хлеба, заняться их ремеслом в тех же номерах, где ее знали и где она до сего времени жила «честно»…
Она переселилась в другие комнаты и решилась, по совету «бывалых» товарок, для спокойствия выправить себе билет и поступить в число «штатных» падших женщин…
Первое время ей очень повезло… От кавалеров не было отбоя. Где бы она ни ходила для «ловли» их: по Тверской, в кондитерских, — за ней всегда волочилась масса народу.
Как ни была испорчена Клавдия, но тяжелое ремесло ей очень не нравилось… Положим, чувственность смягчала ее стыд, но не совсем гасила его.
Льговская предпочитала молодых и красивых остальным, но у юнцов редко были большие деньги, и в материальном отношении дела Клавдии хромали.
Она неисправно платила за номер и была на плохом счету у хозяина гостиницы.
Как-то раз у ней произошел скандал с «гостем», и ее попросили очистить номер.
Оставшись на улице, Клавдия решила перевезти свой скарб к молоденькой подруге Мане, жившей на всем готовом у «квартирной хозяйки».
Таких «квартирных хозяек» масса по Москве промышляет человеческим телом, и полиции нет никакой возможности уследить за их незаконной деятельностью. Эти «паразитки» положительно сосут соки из своих несчастных жилиц и, как «вампиры», пьют из них кровь.
Клавдия для опыта осталась жить у квартирной хозяйки Мани.
Неглупая Льговская живо сообразила, в чем тут дело, и терпела такую «жизнь» до первого счастливого случая.
Хозяйка кормила ее, как и других своих рабынь, очень плохо и, если не угощал кавалер, приходилось жить впроголодь. Затем, она принуждала девиц любить каких-то своих «грязных» знакомых из простонародья, по которым насекомые ползали; заставляла как можно больше пить, держа у себя на квартире тайный ренсковой погреб; научала воровать у опьяневших гостей деньги, вещи. Все это крайне не нравилось Клавдии, и она постоянно воевала с хозяйкой, отстаивая свою самостоятельность и человеческое достоинство. Хозяйка ее терпеть не могла, но держала, скрепя сердце.
— Уж больно у Клашки, — услыхала как-то раз Льговская отзыв о себе, — тело скусно. Мед, право слово, мед настоящий…
Прозябание Клавдии у «скорпионши» было не долго.
Льговская ей устроила скандал, в который вмешалась и полиция. Дело произошло так: к Клавдии забрел миловидный и богатый купчик. По обыкновению, хозяйка их напоила и, когда они заснули, вошла в комнату Клавдии и вынула из кошелька мальчишки несколько сотен. Наутро кража обнаружилась. Купчик стал упрекать Льговскую. Та объяснила ему, чьи эти штуки. Ни слова не говоря хозяйке, они пошли и заявили полиции.
— Иначе бы ничего не вышло! — объясняла по дороге в участок Клавдия боявшемуся больше всего «морали» купчику. — Так она их схоронить не успеет, не догадается.
Полиция приняла все заявленное к сведению и, внезапно нагрянув, нашла у хозяйки как деньги купчика, так и тайный ренсковой погреб.
VII«ВЕСЕЛЫЕ» ДОМА
Как ни любила Клавдия свободу, а решила, раз уж по такой «специальности» пошла, закабалить себя в открыто существующий, недалеко от Сухаревки, дом. Льговскую с большим удовольствием приняли за красоту в самое богатое и дорогое заведение.
— Здесь, по крайней мере, я буду застрахована от превратностей нашей карьеры, — убеждала себя Клавдия. — Да и от забот и «мужичья» буду избавлена.
Только теперь поняла Клавдия весь ужас своей жизни, но возвращаться уже было поздно, а потом, она так любила разврат и никакую более счастливую, жизнь на него не променяла бы!
«Веселый» переулок и дома, находящиеся в нем, как и театр Декольте, были страшной, необходимой и непредотвратимой язвой нашего времени «с точки зрения какого-либо порядка и введения в рамки» разнузданности человеческой натуры. Все известные европейские ученые пришли к единогласному решению, что позорные дома не прекращают заразу и не застраховывают от страшных болезней. Многие государства, на этом основании, решили закрыть подобные «общежития» падших женщин, но «свободный», лишенный законности и известного контроля, «натурный» промысел достиг до таких страшных размеров, что администрация допустила вновь открытие подобных «коллегий». С уничтожением явных «циничных» притонов повторилась такая же история, как и с тотализатором после официального уничтожения в Германии этого бесполезного чудовища, вносящего в дело коннозаводства не пользу, а безусловный вред. Но «тайный» азарт так разросся, что поневоле пришлось вновь допустить существование «тотошки». Явная неприятность в несколько раз хуже тайной; с известным вредом, когда его знаешь, можно бороться, отчасти его обессиливая и накладывая узду, а с тайным, неопределенным, непонятым, злостным «наростом» жизни «битва» почти невозможна.
Страшно подумать, что человек дошел до такого ужасного падения, которое вызвало непобедимую и необходимую «накипь» нашего земного существования — проституцию! Грустно допустить даже в «идеале», что есть целая армия несчастных женщин, которые, под влиянием нужды или удовлетворения чувственности, добровольно основывают «подружество» и рядом, отделенные друг от дружки только тонкой перегородкой, продаются за деньги первому встречному-поперечному! Мучительно больно знать, что женщины — этот перл создания и воплощение всего прекрасного, — ежесекундно унижают, при занятии позорным ремеслом, свое человеческое достоинство с незнакомыми, пылающими животною страстью мужчинами, дополняя, как бесчувственная машина, их «семейное счастье», а иногда и исключительно составляя его.
Неужели они так любят жизнь и свои скотские похоти, чтоб не отказаться от такого позора, когда различные «самцы» забываются в их объятиях!.. Мужчинам ведь не стыдно: страсть их отуманивает, случайные любовники все забывают в объятиях женщин, но они!.. Они сознательно, без всякого чувства и забвения, дарят за деньги свое измученное и, в большинстве случаев, больное тело! Искусственно сладострастничают, симулируя наслаждения! Положим, большинство «вакханок»