В XVII в. дворянская конница оставалась многочисленной, но ее роль в войнах на Западе все более сходила на нет. При осаде и обороне крепостей (в которых и состояла зачастую цель кампании) обилие иррегулярной кавалерии вообще доставляло больше помех, внося дезорганизацию и создавая трудности со снабжением. Для успешной войны с Речью Посполитой или Швецией требовалась обученная действиям в строю и вооруженная огнестрельным оружием пехота, инженерные войска и артиллерия, а также не столь многочисленная, но профессиональная, управляемая и упорная в ближнем бою кавалерия. Поэтому правительство было постоянно озабочено развитием системы наемных отрядов, а также созданием и умножением полков «европейского строя». Из людей «по прибору» (вольнонаемных служилых на государственном жалованьи) составлялись десятки слобод стрелецких и солдатских полков. В Москве военные слободы лежали внутри Белого (4 слободы) и Земляного (23 слободы) города. Обычно слобода заселялась одним полком и включала 500–1000 воинов, часто получая название по имени командира полка (например, Зубовская, Сухаревская). Вне стен их не ставили, предпочитая отводить, в случае нужды, земли черных слобод, которые переселяли за город. Это объяснимо: стрельцы постепенно стали опорой власти и постоянно росли в числе: с 7600 в начале века их стало к 1681 г. 22 500 человек. В мирное время они несли караульную и полицейскую службу, а поскольку жалованья вечно не хватало, в свободное время занимались промыслами и торговлей. (Стрельцы должны были получать ежегодно 5–10 руб., то есть гораздо меньше, чем многие мастера Оружейной палаты; 40 пудов ржи и столько же овса; сукно на кафтан.) Наиболее привилегированной частью был Стремянной полк — личная охрана государя из стрельцов. Менее престижной считалась служба солдат, жалованье которых уступало стрелецкому. В Москве стояли два солдатских полка (Аггея Шепелева и Матвея Кравкова), в которых все офицеры были русскими (офицеры солдатских, рейтарских и драгунских полков «в городах» могли быть иноземцами). Москва была вообще сильно военизирована, здесь помещались части, охранявшие городские стены и ворота (две Воротничьих слободы и пушкари, вместе с мастерами-ремонтниками насчитывавшие 500 человек), казаки и другие отряды (была даже Капитанская слобода). Офицеры и солдаты, служившие в иноземных частях, населяли Немецкую слободу. В конце концов, именно им и суждено было обучить два первых «потешных» полка, Семеновский и Преображенский, которые положили начало формированию Петром I регулярной русской армии.
ЛЮДИ
Иван II Красный (Кроткий)
Иван II Красный (Кроткий) (1326–1359) — великий князь московский и владимирский (с 1354 г.), второй сын Ивана I Калиты. В 1340 г. получил, по духовной отца, Звенигородское княжение и часть доходов с Московского княжества. От его второго брака (предположительно с дочерью тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова, Александрой) родились сын Дмитрий, будущий Донской, и дочь Анна, жена воеводы Дмитрия Боброка-Волынского. Великим князем владимирским он стал по смерти от чумы своего старшего брата Семена Гордого, благодаря чему великое княжение Московское перешло из старшей линии в боковую ветвь. В политике проявил себя как разумный и спокойный правитель, склонный прибегать к авторитету третейского суда (так, он не ополчился на князя рязанского Олега Ивановича, отторгшего часть московских владений и пленившего наместников). В то же время его правительство действовало достаточно решительно: в 1357 г. при разбирательстве дела об убийстве тысяцкого А. П. Хвоста, когда ряд бояр отъехали в Рязань, и в 1358 г., когда хана Мамат-Хожу не допустили к размежеванию границ Москвы и Рязани. При Иване Ивановиче митрополитом Киевским и всея Руси стал русский епископ Алексей, которому суждено было сыграть выдающуюся роль в управлении Москвой в третьей четверти XIV в. Внешне необычно тихий и слабый в череде правителей ранней Москвы, Иван Красный успел за недолгое княжение «перераспределить» оставленные старшим братом владения: вдова Симеона Гордого, Мария Александровна, потеряла большую их часть, доставшуюся теперь по духовной детям великого князя (в основном Дмитрию). Умер в возрасте 33 лет, когда сыну Дмитрию было всего 9 лет.
Дмитрий Иванович Донской
Дмитрий Иванович Донской (1350–1389) — великий князь московский (с 1359 г.) и владимирский (впервые — в 1362 г.). Сын князя Ивана Красного и его второй жены Александры. Принял княжение по смерти отца в возрасте 9 лет, поэтому в первые годы обязанности регентов выполняли митрополит Алексей и ближние бояре, которым пришлось столкнуться в борьбе за великое княжение с князем Нижнего Новгорода Дмитрием Константиновичем и князем тверским Михаилом Александровичем. Москва вынуждена была продолжать сложную политическую игру в Золотой Орде и отражать все учащавшиеся нападения со стороны Великого княжества Литовского. Добиться отказа нижегородского князя от своих прав на великокняжеский ярлык удалось уже в 1362–1363 гг., и в 1366 г. Дмитрий Иванович женился на дочери Дмитрия Константиновича, Евдокии.
После возведения в 1367–1368 гг. каменного Кремля (первого в Северо-Восточной Руси) политика Москвы стала гораздо более дерзкой и уверенной (москвичи, «надеяся на свою великую силу», стали князей «приводите в свою волю» или «посягать злобою» на них). Это немедленно сказалось на общем обострении обстановки: кончилась эпоха «тишины великой». Следующие два с лишним десятилетия прошли в почти непрерывных войнах на многих направлениях — на литовском рубеже, на границах с Тверью, Рязанью и, что было совершенно новым в политике Москвы, на границах Руси и Орды. На начало 70-х гг. приходится обострение отношений с Рязанским княжеством из-за попытки Пронского княжества добиться суверенитета, которую поддержала Москва. Начавшаяся война была удачной для Дмитрия Ивановича: в 1371 г. москвичи разбили войско великого князя рязанского Олега Ивановича под Скорнищевым.
В 1368 г. Дмитрий вмешался в усобицу тверских князей по поводу наследства князя Дорогобужа Семена Константиновича — но действовал далеко не теми методами, которые были привычны его отцу, Ивану Красному. Он пригласил в Москву тверского князя Михаила Александровича и взял под стражу вместе с боярами, заставив отдать ему Городок и часть наследства князя Семена. Князя Михаила пришлось отпустить, так как к Москве приближались ордынские послы, но той же осенью Дмитрий напал на Тверь. Это спровоцировало назревавший русско-литовский конфликт, поскольку Михаил Тверской был родственником великого князя литовского Ольгерда. Объединенная литовско-тверская рать осадила Кремль, и, хотя взять его не удалось, Дмитрий вынужден был вернуть Твери захваченную часть наследства Семена Дорогобужского, а также Городок. Далее война приобрела «циклический» характер: в 1370 г. Дмитрий опять пошел на Тверь (ему удалось захватить города Микулин и Зубцов), Михаил вновь бежал в Литву, а Ольгерд во второй раз оказался под стенами Москвы. В следующем году Дмитрий решился не признать право Михаила Александровича на великокняжеский престол вопреки полученному там ярлыку, и война вспыхнула в третий раз. Дмитрию пришлось отражать наступление тверичей, которые еще раз попытались взять, совместно с литовцами, его столицу (1372). В последней московско-тверской войне 1370-х гг. Дмитрий выступал не обороняющейся, а наступающей стороной. Поводом для нее стала очередная попытка князя Михаила перехватить у Москвы великое княжение. В 1374 г. к нему отъехали от князя Дмитрия гость Некомат Сурожанин, человек, по-видимому, состоятельный, пользовавшийся значительным политическим влиянием, и сын московского тысяцкого Иван Васильевич Вельяминов. Они отправились в Орду и доставили оттуда в Тверь ярлык на великое княжение — но он опять не был признан Дмитрием, спешно готовившимся к войне. В кампании 1375 г. на стороне Москвы выступили объединенные силы Северо-Восточной Руси, включая Новгород. После месячной осады Михаил Александрович сдал свой стольный город, и князья заключили договор, значительно ограничивший самостоятельность Твери.
Со второй половины 1370-х гг. заметно возрастает степень сопротивления князя Дмитрия Орде, московские дипломаты ведут себя все активнее при ханском дворе, ловко пользуясь противоречиями между различными группировками ханов, а московские воеводы более не страшатся выходить навстречу ордынцам. Хотя в одном из первых крупных столкновений с Ордой (на реке Пьяне в 1377) московская рать потерпела поражение, уже на следующий год Дмитрий сумел разбить на реке Воже (притоке реки Оки) войско мурзы Бегича, впервые выиграв у монголов сражение в открытом поле.
Итогом этой борьбы и самой яркой ее страницей стала победа в битве на Куликовом поле 1380 г., за которую Дмитрий был прозван «Донским», и как герой этой битвы вошел в русскую историю. Позже литературные произведения, поэма «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище», описали ряд эпизодов этого события, ставших хрестоматийными (несмотря на то, что часть их не имеет исторической основы). В них московский князь предстает доблестным и в то же время благочестивым и скромным витязем, окруженным опытными советниками и преданными слугами. Он получает благословение на поход у Сергия Радонежского и берет с собою двух принявших схиму бояр-воинов. Собирает ополчение почти со всей Руси, уверенно ведет его к Дону и переправляется через него после совета с князьями. Дмитрий тщательно готовит битву, расставляя полки, объезжая ночью вместе с воеводой Боброком поле будущего сражения, строит предположения о его исходе. В самой битве князь предпочитает участвовать неузнанным, как простой воин, желая разделить судьбу всего войска, и в результате получает множество ран. Народное сознание стремилось видеть в Дмитрии мученика и неохотно мирилось с тем, что князь вообще остался жив (вместо него принимает смерть один из ближних бояр, стоявший в княжеской одежде под главным стягом). В позднейшем фольклоре отсутствие у Дмитрия мученического венца вызывало удивление и даже известное сожаление, о чем прямо говорится в духовном стихе «Дмитровская суббота»:
«Вопросила Мать Пресвятая Богородица:
«А где ж да князь Димитрей?»
Отвечал ей Петр апостол:
«А Димитрей князь в Московском граде,
Во святом Успенском соборе,
Да и слушает он обедню…»
И рече Мать Пресвятая Богородица:
«Не в своем Димитрей князь месте:
Предводить ему лики мучеников…»
Добытая кровью победа не была окончательной: Дмитрию Ивановичу пришлось еще увидеть свой город разгромленным и сожженным войском Тохтамыша (1382). Однако он постарался свести счеты с врагами, нанеся сильный удар по Рязани, которая способствовала внезапному появлению Тохтамыша под Москвой. Мир с князем Олегом Ивановичем был заключен только в 1385 г., когда сын Олега, Федор, женился на дочери Дмитрия — Софье.
Не очень много известно о деятельности Дмитрия Ивановича по государственному устроению, однако уже то, что он завещал великое княжение Владимирское сыну как свою вотчину, а не как владение, управляемое с санкции Орды, показывает существенные перемены на Руси. Мы знаем, что при Дмитрии в Москве начали чеканить собственную монету (возможно, в 1370-х гг.), а это было серьезным шагом к суверенитету. Правительство Дмитрия Донского постоянно заботилось об укреплении войска. Оно имело на вооружении артиллерию, бывшую тогда в Европе нововведением (по крайней мере, в 1380-х гг. на кремлевских стенах уже стояли пушки). По-видимому, возросла и роль пехоты, набиравшейся из горожан (это также было частью общеевропейского процесса). Незадолго до смерти князя был введен новый принцип формирования: землевладельцы теперь должны были сражаться в полку того князя, в чьей земле лежали их владения, независимо от того, у кого из князей они в данный момент служили. Этот территориальный принцип несколько ограничивал свободу службы бояр и право их отъезда.
Как и его дед Иван Калита, Дмитрий Иванович, несомненно, стремился опираться на авторитет и поддержку Церкви, но позднейшая апологетика нарисовала слишком радужную картину согласия, царившего между ним и современными ему церковными деятелями. Князь Дмитрий явно задумывался о возможно более полном контроле над Церковью, прежде всего — над «кадровым составом» высшего духовенства. После смерти митрополита Алексея, всецело преданного московскому княжескому дому, он попытался передать кафедру своему ставленнику, попу Митяю, но, несмотря на все усилия и вполне детективную историю с путешествием последнего в Константинополь, не смог преодолеть сопротивления духовенства. Отправленный в Царьград с большим посольством, состоявшим в основном из священнослужителей, и снабженный, кроме денег, чистыми «харатьями» (листами с печатью князя, позволявшими составлять официальные бумаги от имени князя), Митяй, по настоянию князя поставленный во епископа, так и не добрался до столицы Византии: он умер на своем корабле в виду города, по-видимому от яда. Рассказ об этих событиях, происходивших как раз до и после Куликовской битвы, помещен в летописи и рисует поразительно яркую картину жизни этого периода: мы видим его героев в Москве и Орде, в Крыму и на Босфоре; видим их встречи с греками, итальянцами, турками, татарами, в числе которых и Мамай накануне его похода на Русь. Попытка одного из епископов в посольстве, Пимена, стать митрополитом (он подделал грамоту, использовав чистую «харатью», и был даже рукоположен) не удалась. В конце концов митрополитом стал происходивший с Балкан и учившийся в Болгарии Киприан. Современные исследователи полагают, что и отношения Дмитрия с величайшим из подвижников средневековой Руси, Сергием Радонежским, не были безоблачны и часто омрачались конфликтами с политической подоплекой.
К концу княжения Дмитрия Донского Московское княжество резко расширило свои границы (особенно учитывая земли Владимирского великого княжения). Однако постоянная военная активность (из почти 30 лет правления Дмитрия 16 лет были отданы походам); долгие, упорные войны на своей или чужой территории; расходы на оборону города; разграбление Москвы Тохтамышем с последовавшей за этим необходимостью платить огромный «выход» потребовали мобилизации всех финансов. Даже богатство княжеской казны, сколько можно судить по духовным, начало иссякать — в завещаниях Дмитрия упоминается меньше предметов из золота и серебра, чем было у его предшественников, Ивана Калиты и Симеона Гордого.
Владимир Андреевич Храбрый
Владимир Андреевич Храбрый (1353–1410) — удельный князь серпуховской и боровский, внук Ивана Калиты и двоюродный брат великого князя московского Дмитрия Ивановича, признавший себя по договору его «младшим братом». В 1372 г. женился на Елене, дочери великого князя литовского Ольгерда. Верный союзник великих князей московских в борьбе со всеми противниками, сражавшийся с полками Твери и Рязани, дававший отпор литовцам и немецким рыцарям. Свое прозвище «Храбрый» получил за доблесть в Куликовской битве (где, согласно поэтическим описаниям хода сражения, командовал, вместе с князем Д. М. Боброком-Волынским, засадным полком, выступившим на сцену в решающую минуту боя). Владимир Андреевич и позже участвовал в отражении набегов татар: разбил отряд Тохтамыша под Волоком (1382), готовил отпор Тамерлану (1395), оборонял Москву от нашествия Едигея (1408). В последние десятилетия жизни Дмитрия и в начале правления Василия I Дмитриевича летописи отмечают «розмирья» между ними и Владимиром Андреевичем, которые удалось урегулировать благодаря пожалованиям, закрепленным в договоре племянника и дяди. Владимир Андреевич очень заботился о своей удельной столице, Серпухове, где поставил крепость и ряд церквей, основал Высоцкий монастырь.
Михаил Ярославович, великий князь тверской
Михаил Ярославович, великий князь тверской (с 1285), был тем правителем, при котором Тверское княжество достигло наибольшего расцвета и вступило в борьбу за первенство среди земель Восточной Руси. Принявший тверское княжение от отца в очень юном возрасте, Михаил рано включился в сложную военную и дипломатическую игру последней четверти XIII в. Он отражал набеги литовцев и соперничал с великими князьями владимирскими и переяславскими, сперва Дмитрием (которому вынужден был подчинится и жить в мире до смерти последнего в 1294 г.), а затем его братом Андреем. По смерти Андрея (1304 г.) это соперничество как бы унаследовали, вместе с Переяславлем, князья молодой Москвы. Отныне противостояние Москвы и Твери становилось одним из решающих факторов в жизни Руси.
Получив в 1304 г. ярлык на великое княжение, Михаил Ярославич двинулся на Москву, но города не взял и заключил с Юрием Даниловичем мир, что не помешало новому нападению в 1308 г. Одновременно тверской князь посягал на владения Новгородской республики, пытаясь подчинить ее своему влиянию и используя в качестве рычага возможность не пропускать в Новгород хлеб. Он добился противоположного: в 1314 г. новгородцы, пользуясь отсутствием князя, изгнали его наместников и пригласили княжить Юрия Даниловича Московского. Вернувшийся из Орды с новым ярлыком от хана Узбека Михаил разбил новгородское войско и казнил зачинщиков. Однако сложность ситуации на Руси была столь велика, что иной военный успех мог легко обернуться общим провалом политики. Когда Юрий Данилович Московский женился на сестре хана Узбека, Кончаке (Агафье), получил ярлык на великое княжение и при поддержке ордынских и новгородских сил попробовал реализовать свои права, Михаил Тверской наголову разбил его войска при селе Бортеневе (1318), что стало роковой ошибкой. Несмотря на сделанные в мирном договоре уступки, Михаил Ярославич был вызван в Орду, обвинен в сопротивлении ханским послам, утайке дани и, главное, отравлении взятой в плен Кончаки и после многих мучений казнен в 1319 г. Его тело Юрий Данилович перевез в Москву, где и похоронил, выдав его только через год. Тверичи похоронили останки своего князя с большим почетом в первом каменном городском соборе св. Спаса, который был ранее построен самим Михаилом Ярославичем. История жизни и страданий князя, которого после смерти прославили как святого мученика, была записана в «Повести о Михаиле Тверском».
Александр Михайлович, великий князь тверской и владимирский
Александр Михайлович, великий князь тверской и владимирский (1301–1339) — второй по старшинству сын великого князя Михаила Ярославича, одна из самых ярких фигур в решительной схватке между Москвой и Тверью за великое княжение в первой трети XIV в. Его жизнь была полна приключений, что типично для многих русских князей той эпохи. Когда в Орде убили его отца, Александр вместе со старшим братом Дмитрием с успехом противостоял московским притязаниям, неоднократно побеждая врага в сражениях: так, в 1322 г. на реке Удоме он захватил всю казну князя Юрия, вместе с ордынским выходом. Александр обладал не только решительностью и военным счастьем, но и дипломатическим талантом: не достигнув двадцатилетия, он заключил мир с князем Юрием и добился выдачи тела отца. После казни в Орде князя Дмитрия Михайловича, носившего характерное прозвище «Грозные Очи», молодой князь Александр не только сумел сохранить за собою Тверь, но и вновь получил великое княжение Владимирское (1325). Тверь теперь снова могла вступать в прямые отношения с Ордой, в том числе и по вопросам «выхода» (за это Александр будет бороться всю жизнь). Кроме того, под ее контролем на время оказался Новгород. В лице Александра московский князь Иван Данилович получал могущественного и целеустремленного соперника.
Однако удержать достигнутое оказалось непросто. Тверь обеднела в усобицах, да и поездки в Орду стоили огромных затрат. В тверские земли нахлынули заимодавцы, обычно приводившие с собой военные отряды. Обстановка накалилась, и князю не удалось удержать народ от взрыва. В 1327 г. в Тверь приехал из Орды «посол» Чолхан (Щелкан русского эпоса) — баскак, поведение которого отличалось непомерной наглостью. Он занял княжеский дворец, его слуги посягали на имущество горожан и вступали с ними в ссоры. Вспыхнувшее стихийное восстание, возможно, поддержали и люди князя. Чолхан оборонялся и был сожжен во дворце вместе со свитой. В ответ карательная русско-ордынская экспедиция, возглавленная Иваном Калитой, опустошила Тверскую землю, однако результатом этого и других восстаний стала окончательная отмена на Руги института «баскачества», то есть передачи сбора дани на откуп «бесерменам» (впервые от такой практики отказались еще после восстания 1262 г.).
Александр бежал в Новгород, а затем был приглашен княжить в Псков, где надолго укрепился, опираясь на горожан, которые советовали ему: «не ходи в Орду, и аще что быдет на тебе, то изомрем с тобою во едином месте». Попытки Калиты добиться его высылки (в том числе угроза применить военную силу) или добровольного приезда в Орду не увенчались успехом. Даже наложенное митрополитом Феогностом на весь Псков церковное отречение и закрытие церквей заставило Александра лишь уйти дальше на запад, в Литву, чтобы позже вернуться в Псков. Он предпринимал поистине героические усилия, чтобы добиться уже не первенства, но равноправия Твери, все более теснимой Москвой, по крайней мере в отношениях с Ордой. В 1337 г. он решился выехать из Пскова, чтобы просить у хана Узбека милости и возврата княжения. Ему было разрешено вернуть себе Тверь, которой в его отсутствие управлял третий из сыновей Михаила Тверского, Константин, незаурядный администратор, вместе с матерью, вдовствующей княгиней Анной. Однако «дело Щелкана» не было закрыто окончательно, и в конце концов, видимо не без участия москвичей, князь Александр Михайлович был осужден в Орде и умер 25 октября 1339 г. вместе с сыном Федором мучительной смертью (их расчленили по суставам).
Михаил Александрович (инок Матвей)
Михаил Александрович (инок Матвей) — великий князь тверской (род. 1333 г.), деятельность которого проходила в упорной борьбе с московским великим князем Дмитрием Ивановичем Донским. После десятилетий усобицы внутри Тверского княжества Михаил (до этого удельный князь Микулинский) с помощью литовских князей захватывает Тверь, вскоре становится ее законным правителем (1368) и вступает в борьбу с Москвой за великое княжение. В последней трети XIV в. Тверь была слишком слаба, чтобы в одиночку противостоять Москве, но она могла опираться на поддержку Литвы, куда князь Михаил Александрович постоянно обращался за помощью. Изгнанный войсками Дмитрия Ивановича, он с помощью Ольгерда осаждает каменный Московский Кремль (1368). Ответный удар Москвы через два года заставляет князя уйти через Литву в Орду, где он получает от Мамая ярлык на великое княжение. Вновь приведя к Москве Ольгерда, он опять не может взять Кремль, разоряя лишь окрестности (1370). В 1371 г. Михаил добывает ярлык еще раз, но и теперь его права не признаются Дмитрием Ивановичем. Новая война начинается для Твери удачно, удается разорить и занять верхневолжские владения Москвы. В третий раз Михаил с Ольгердом совместно осаждают Кремль, однако он так и остается невзятым (1372).
Окончательно решили дело захватывающе интересные, события 1375 г., когда Михаил Александрович попытался использовать в политической игре двух перебежчиков из Москвы: купца Некомата, имевшего связи в Орде, и сына московского тысяцкого, Ивана Вельяминова. Отправившись в Орду, они доставили в Тверь новый ярлык на великое княжение — но Дмитрий Иванович Московский отказался его признать. Объединенное ополчение северо-восточных княжеств Руси месяц держало Тверь в осаде, после чего Михаил Александрович вынужден был пойти на договор (докончание), по которому признавал себя вассалом («братом молодшим») князя Московского и, более того, ровней удельному князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому. Тверской князь не мог больше искать великого княжения Владимирского (признававшегося отчиной московских князей), даже самостоятельно объявлять войну, обязывался выступать совместно с Москвой против Орды: «А пойдут на нас татарове или на тобе, битися нам с одиного противу их. Или мы пойдем на них, и тобе с нами с одиного пойти на них». Длительные неудачные войны истощили силы княжества, его территория стала сокращаться, а права все более ущемлялись. Князь Михаил, умерший в схиме в 1399 г., пережил своего соперника, Дмитрия Московского, но он уже не был опасен Москве и ни разу не мог добиться в Орде ярлыка на великое княжение.
Дмитрий Михайлович Грозные Очи
Дмитрий Михайлович Грозные Очи («Звериные Очи») — великий князь тверской (с 1319) и владимирский (1322–1325). Старший сын великого князя Михаила Ярославича, убитого в Орде по обвинению Юрия Даниловича Московского, он был одним из самых яростных и решительных врагов московского князя. Стремясь найти поддержку для слабеющей Твери, он женился на дочери могущественного литовского князя Гедемина, Марии. Вынужденный до поры уступить Москве исключительное право сношений с Ордой по вопросам дани, он воспользовался первой же возможностью обвинить Юрия Даниловича в нежелании передавать хану «выход» и осенью 1322 г. сумел сесть, с помощью ордынского посла, на великое княжение Владимирское. Вызванного на суд в Орду Юрия князь Дмитрий демонстративно убил накануне годовщины смерти отца (21 ноября 1324 г.), понадеясь «на царево жалованье», то есть не заручившись приказом хана («без царева слова, мстя кровь отчу»). За это он сам был через год казнен ханом Узбеком (15 сентября 1325 г.).
Борис Александрович, великий князь тверской
Борис Александрович, великий князь тверской (1425–1461), — последний из крупных политических деятелей независимой Твери. Чувствуя ослабление позиций своего княжества, он упорно старался сохранить его независимость, вынужденно лавируя между могучими соседями Москвой и Литвой, старался не задирать первую и придерживаться линии на союз со второй. Вместе с великим князем литовским Витовтом он воевал с Новгородом, позже породнился со Свидригайлом Ольгердовичем, выдав за него двоюродную сестру Анну, и долго поддерживал этого князя во внутрилитовской борьбе. В ходе московской феодальной войны 1425–1453 гг. Борис Александрович сперва сохранял нейтралитет, не проявляя явной враждебности ни к одной из сторон. Постепенно втягиваясь в борьбу, он заключает союзный договор с Василием II; организует ряд походов в новгородские земли; вместе с Дмитрием Шемякой участвует в захвате казны великого князя московского. Окончательный переход Бориса Александровича на сторону Василия Темного (скрепленный обручением, а в 1453 г. и женитьбой сына Василия — будущего Ивана III — на дочери тверского князя Марии) во многом определил победу московского великого князя над Шемякой. При Борисе Александровиче в Твери был составлен летописный свод, велось широкое церковное строительство, процветало искусство. Изготовленное для князя великолепно украшенное охотничье или парадное копье (рогатина) из серебреного булата, на котором золотой насечкой изображены сцены библейской истории Иосифа, принадлежит к центральным произведениям прикладного искусства Руси XV в. Особый интерес представляет построенный им «островной замок» — «город» «Любовен» («Любълин») на месте «разоренного» Федоровского монастыря в устье реки Тьмаки в Твери (1446).
Михаил Борисович Тверской
Михаил Борисович Тверской — последний великий князь тверской (с 1461), вступивший на престол ребенком и позже неудачно пытавшийся продолжить политику отца на сохранение политической независимости своей земли. Окрепшая Москва во второй половине XV в. уже не довольствовалась «нейтралитетом» Твери, стремясь к ее полному подчинению, а попытки лавировать, опираясь на поддержку Литвы, воспринимались как враждебные действия. До начала 1480-х гг. войска Михаила Борисовича участвовали в военных походах Ивана III на Новгород и стояли с ним на Угре, но в 1483 г. Михаил Борисович задумал жениться на родственнице великого князя литовского Казимира IV. Тем самым возникал политический союз, который представлялся Москве опасным. В ответ московские полки разорили княжество, и по новому договору Михаилу пришлось довольствоваться явно подчиненной ролью — он утратил право вести независимую внешнюю политику и заключать договора без одобрения Москвы. От тверского князя начали отъезжать к Москве его слуги-бояре, а следствием продолжения сношений с Литвой стало еще одно военное вторжение (1485). Князь Михаил Борисович, не будучи в силах противостоять ему, бежал в Литву. Вернуться ему уже не удалось, и он долго, вплоть до начала XVI в., скитался по чужим землям.
Афанасий Никитин
Афанасий Никитин (ум. до 1475) — купец из Твери, автор повести о путешествии на Восток («Хождение за три моря»). Он отправился в путь, вероятно, в 1466 г., и на обратном пути «Смоленска не дошед, умре», после чего его записки попали к составителю одной из летописей. Афанасий двинулся в путь, имея грамоты великого князя тверского Михаила Борисовича и тверского архиепископа. Под Астраханью его караван ограбили ногайские татары, но вернуться на Русь он не мог, опасаясь кредиторов. Почти без средств, он достиг Дербента, но от ширваншаха помощи не получил и двинулся дальше на юг, через Баку в Персию, а оттуда через Гурмыз — в Индию. Попытки исправить положение не принесли успеха, и Афанасий пришел к пессимистическому заключению о невозможности русско-индийской торговли из-за отсутствия всякой правовой защиты в странах ислама и сравнительной узости рынка товаров: «Мене залгали пся-бесермены, а сказывали всего много нашего товара, ано нет ничего на нашу землю; все товар белой на бесерменьскую землю, перец да краска, то и дешево… А пошлин много, а на море разбойников много». Прошли годы, пока купец вернулся через Черное море обратно на Русь, так и не приобретя состояния, но привезя бесценные записки о далеких странах (заканчиваются на приезде в крымскую Кафу — ныне Судак). Это совершенно неофициальные, нерегулярные дневниковые записи, перемежающиеся рассуждениями автора, лишь отдаленно родственные паломническим «хождениям» в Святую землю. Они полны живых наблюдений и сценок («И тут есть Индейская страна, и люди ходят все наги… А детей у них много, а мужики и жонки все наги, а все черныя: аз куды хожу, ино за мной людей много, да дивуются белому человеку…»), хотя часто и передают вполне баснословные россказни, услышанные в пути. Экзотика не заслоняла от него реальную, конкретную социальную действительность индийского исламского государства Бахманидов, совершенно непохожую на средневековые представления об Индии как о некоем «райском саде». Он видел, что, хотя «земля людна велми», крестьяне «голы велми, а бояре силны добре и пышны велми»; что население делится на завоевателей-мусульман («бесерменов»), чей хан «ездит на людех», хотя «слонов у него и коний много добрых», и местных жителей («гундустанцев», которые «все пешеходы… а все наги и босы»); что мусульмане ведут войны с соседними индуистскими правителями, а князья-индийцы не хотят в них участвовать («султан ополелся на индеян, што мало вышло с ним»); что «индеяне» тщательно скрывают от завоевателей свой быт и верования (которые охотно открыли самому Афанасию, узнав, что он не мусульманин).
Отношение Афанасия Никитина к вероисповеданию вообще крайне своеобразно, терпимо и далеко от любой формы ортодоксии. Он имел редкую возможность знакомиться изнутри с религиозной практикой других народов. Не исключено, что в какой-то момент путешествия им был принят ислам (он называл себя мусульманским именем «Хозя Юсуф Хорасани», решался поститься и разговляться вместе с мусульманами, пользовался текстами мусульманских молитв, одна из которых завершает «Хождение») — но, даже если и было, никак не означало отступничества купца от христианства. Внутренняя открытость и готовность к сопереживанию, поистине поразительные, привели его к оригинальному «синкретическому монотеизму», не отвергающему ни одно из вероучений, ценность которых — в единобожии и нравственной чистоте. «А правую веру бог ведаеть, а правая вера бога единого знати, имя его призывати на всяком месте чисте чисту», — писал Афанасий Никитин. Владевший многими языками, часть записей он делал по-тюркски и персидски, в их числе — молитва-благопожелание далекой родной стране: «Русская земля да будет богом хранима!… На этом свете нет страны, такой, как она, хотя князья («бегъляри») Русской земли — не братья друг другу. Пусть же устроится Русская земля устроенной, хотя правды мало в ней».
Василий III Иванович
Василий III Иванович (1479–1533) — великий князь владимирский и московский, государь всея Руси (с 1505). Вступил на престол после напряженной внутрисемейной борьбы. В конце жизни Ивана III на великое княжение было два основных претендента: юный внук Дмитрий, сын Ивана Молодого, рожденного в первом браке Ивана III с тверской княжной Марией (сам Иван Молодой умер в 30-летнем возрасте), и сын Ивана III от второго брака с Софьей Палеолог, Василий, по годам далеко превосходивший 14-летнего Дмитрия-внука. Выбор пал на последнего, он был очень торжественно венчан на великое княжение (впервые был возложен «Мономахов венец» и бармы) в Успенском соборе, благословлен митрополитом и стал официальным наследником престола (1498). К его венчанию приурочили обнародование нового Судебника, с ним же было связано составление «Сказания о князьях Владимирских». Василий Иванович, стремившийся воспрепятствовать передаче власти Дмитрию, стал во главе заговора, но был взят под стражу, а его сподвижников казнили. В это время резко возросло влияние матери Дмитрия — Елены Волошанки (дочери молдавского господаря Стефана Великого).
Однако вскоре (январь 1499) ситуация изменилась: близкие к кругу Елены и входившие в ближайшее окружение Ивана III бояре были внезапно казнены (князь Семен Иванович Ряполовский) или пострижены в монахи (князья Патрикеевы). В 1502 г. были заточены Елена Стефановна и Дмитрий-внук. Причины этих опал неизвестны, — в официальных документах о них говорилось крайне уклончиво. При этом в 1499–1501 гг. будущему Василию III были пожалованы Новгород и Псков, и он получил право на титул «великого князя всея Руси», фактически став соправителем тяжелобольного отца. По-видимому, в это время он сблизился с иосифлянским духовенством, искавшим поддержки правителей против еретиков и нестяжателей, и обеспечил ему победу на соборе 1504 г. По смерти отца Василий III принял меры к укреплению единовластия: он уничтожил возможного соперника (Дмитрий-внук умер в заключении в 1509 г.) и явно стремился покончить с уделами, целый ряд которых вообще прекратил существование (Волоцкий, Калужский, Углицкий), а другие ограничивались всеми правдами и неправдами (Андрей Иванович Старицкий получил свое княжество, завещанное Иваном III, только в 1519 г.; в 1522 г. был арестован и погиб последний новгород-северский князь Василий Иванович Шемячич).
На правление Василия III пришелся завершающий этап слияния русских земель в Московское государство: в 1510 г. в него окончательно вошел Псков, в 1521 г. — Рязань. Продолжая политику отца, Василий III сумел добиться укрепления позиций Москвы и в отношениях с соседями, прежде всего Великим княжеством Литовским, Казанским и Крымским ханствами. Русско-литовские войны начала XVI в. завершились присоединением Смоленска (1514); на юго-востоке было начато сооружение Большой засечной черты (1521) и освоение защищаемых ею территорий. Постепенно возрастал статус Руси и в Западной Европе, ее дальние соседи демонстрировали готовность использовать в дипломатической переписке царский титул, что означало формальное признание равенства (например, в договоре с императором Священной Римской империи Максималианом I 1514 г.).
Внутренняя политика Василия III отличалась самовластием, заставившим двор вспоминать даже о правлении Ивана III как о более умеренном и терпимом. Опала при нем могла привести к жестокой казни (как это случилось с И. Н. Берсенем-Беклемишевым в 1525 г.), а ропот недовольства теми или иными действиями правителя (например, разводом и новой женитьбой) обычно не принимался во внимание. В сочинениях эпохи Василия III все более уверенно звучали мотивы непререкаемости воли правителя, ее тождественности воле божией, а также и божественности происхождения самой великокняжеской власти, развитые в сочинениях Иосифа Волоцкого, в «Сказании о князьях Владимирских» и других, им подобных. Правда, великий князь решился и на конфликт с иосифлянами, сделав попытку ограничить монастырское землевладение при опоре на нестяжателей, но сплоченные и готовые составить надежную политическую опору для светской власти последователи Иосифа Волоцкого, такие как имевший большое влияние на великого князя митрополит Даниил и Вассиан Топорков, показались ему более выгодными союзниками. Церковь явно подчинялась воле великого князя, превращаясь в послушное орудие самодержавия.
Подобно рачительному хозяину, Василий III достраивал здание Московского государства, почти во всем продолжая линию, начатую его отцом. Завершались последние работы по отстройке кремлевской крепости, а внутри нее поднялись великолепный дворец великого князя и Архангельский собор — новая усыпальница правителей Москвы. В русскую службу по-прежнему стремились привлечь возможно больше иноземных специалистов, причем не только военных, но также теологов (Максим Грек), врачей (Николай Булев), но их вклад уже ограничивался начавшейся унификацией русской культуры. Само начало правления Василия было ознаменовано разгромом московско-новгородской ереси; при нем общерусское летописание сводится к официальному великокняжескому варианту (относительную независимость сохраняли только псковские книжники); почти исчезли из обращения светские «неполезные» повести. Правда, в это же время расцветает полемическая публицистика, продолжают писать не только Иосиф Волоцкий и митрополит Даниил, но и их противники (Вассиан Патрикеев, Максим Грек).
Последние годы жизни Василия III окрашены в романтические тона. Еще в 1505 г. великий князь взял в жены представительницу старого боярского рода, Соломонию Сабурову, но через двадцать лет был вынужден решиться на пострижение ее в монастырь из-за бесплодия и вторично жениться на литовской княжне Елене Глинской (1526), от которой имел сыновей Ивана (будущего царя) и больного Юрия. После напряженных, драматических событий развода брак с юной красавицей и появление на свет долгожданных наследников открывал, казалось, новые перспективы и перед государем, и перед страной. Радостная атмосфера этих лет проникла даже на страницы официальной летописи (например, в описания грандиозных великокняжеских пиров). Мельчайшие детали, донесенные до нас документами, замечательно вводят в жизнь двора (например, известие о том, что пожилой великий князь перед женитьбой сбрил бороду — что с точки зрения обычаев ранней Москвы было вещью неслыханной и недопустимой). Однако в момент общего подъема великий князь внезапно умер от заражения крови. Трогательной заботой о жене и детях отмечены его письма к Елене (это редкий для Московской Руси памятник глубоко личной, семейной переписки — как многие правители, Василий III писал прежде всего деловые, дипломатические послания). Личная тема звучит и в замечательной летописной «Повести о смерти Василия III», написанной о его последних днях кем-то из участников событий. Она рассказывает о симптомах его страшной болезни; передает беседу с врачом Николаем Булевым, признающим бессилие своей науки; трогательное прощание с маленьким сыном (будущим Иваном Грозным) и женой; предсмертные наставления придворным и близким (неоднократно впоследствии редактировавшиеся по политическим соображениям). В рассказ включены споры по поводу пострижения умирающего, описана сцена проводимого в спешке обряда, а последние строки посвящены выносу тела усопшего князя и впавшей в беспамятство молодой вдовы.
Елена Глинская
Елена Глинская — супруга великого князя Василия III и великая княгиня (с 1526), принадлежала к княжескому роду, известному с XV в. (легендарные родословные возводят его к сыну хана Мамая, владевшему в Приднепровье городком Глинск), первые князья этого рода упомянуты в грамоте 1437 г. В Москву Елена попала вместе со своим отцом Василием и дядей Михаилом, которые бежали из Литвы и перешли на московскую службу в 1508 г. (Судьба Михаила Львовича достойна быть описана в самом ярком авантюрном романе: он воспитывался при дворе императора Максимилиана, получил диплом врача, принял католичество в Италии, сражался во многих частях Европы, под знаменами разных государей, а в 1490-х гг. оказывал большое влияние на политику Великого княжества Литовского, будучи соправителем великого князя литовского Александра, и даже пытался сформировать отдельное королевство из православных земель этого государства.) После пострижения из-за неплодия великой княгини Соломонии Сабуровой Елена стала второй женой Василия III (21 января 1526). Она родила ему наследника (1530), будущего Ивана IV, и по смерти мужа, в 1533–1538 гг., осуществляла функции регента при малолетнем сыне. При этом Елена решительно расправлялась с потенциальными претендентами на власть в государстве: сперва пришлось схватить брата Василия III, Юрия Ивановича; затем заточить собственного дядю, Михаила, выступившего против ее фаворита, князя Овчины-Телепнева-Оболенского; умертвить дядю великого князя — Андрея Старицкого. При Елене Глинской была проведена денежная реформа 1535 г., унифицировавшая денежную систему государства; проводилась губная реформа, укреплявшая местное самоуправление; обстраивались многие города на западной границе; в Москве была построена Китайгородская стена (1535–1538); достигнуты успехи в отношениях с Литвой и Швецией. В 1538 г. Елена Глинская внезапно умерла в возрасте 30 лет — подозревают, что она была отравлена.
Вассиан (князь Василий Иванович) Патрикеев (Косой)
Вассиан (князь Василий Иванович) Патрикеев (Косой) (около 1479 — после 1531) — государственный деятель и писатель. Его дед и отец занимали высшие должности при дворе великих князей Василия II и Ивана III, и Василий вступил на службу рядом с отцом: в 1490-х гг. участвовал в войне и последующих переговорах с Литвой; был воеводой в русско-шведскую войну 1495–1497 гг., участвовал в суде, защищал интересы Ивана III в борьбе с удельными князьями. Но во время борьбы за наследование великокняжеского престола Патрикеевы встали на сторону Дмитрия-внука (внука Ивана III) и после его отстранения от власти попали в опалу. Карьера Василия Ивановича оборвалась после неудачного дипломатического дебюта: будучи послом в Литве, он вместе СИ. Ряполовским в 1494 г. «пропил» великокняжеское «имя», то есть не смог добиться включения титула князя «всея Руси» в текст русско-литовского договора. В 1499 г. Ряполовского за это казнили, а Патрикеева сослали на Белоозеро и насильно («в железах») постригли в Кириллове монастыре под именем Вассиана.
Встреча с Нилом Сорским, последователем которого он стал, решила дальнейшую его судьбу. Вассиан преобразовал учение главы нестяжателей, стал наиболее упорным и последовательным его защитником и тесно связал идеи с политической борьбой. При Василии III (с которым Вассиан дружил в детстве) он был возвращен из ссылки (ок. 1509), приближен к кругам, склонным ограничить монастырские вотчины, и «учил великого князя села отъимати у церквей и монастырей». Но в 1520-х гг. власть переориентировалась на союз с иосифлянами, создавшими концепцию «теократического абсолютизма», и митрополичий престол занял ученик Иосифа Волоцкого, Даниил. Он добился соборного суда над Вассианом (1531) и обвинения его в составлении неканонической Кормчей книги, в борьбе с монастырским землевладением, в ереси, утверждающей единую божественную природу Христа. Вассиана сослали в Иосифо-Волоцкий монастырь, где «презлые иосифляне», по выражению А. М. Курбского, «по мале времени его уморили».
Сохранилось пять его публицистических произведений, посвященных полемике с иосифлянскими решениями собора 1503 г. и с совершенно инквизиторским «Посланием» Иосифа Волоцкого о наказании еретиков («Слово ответне», «Слово о еретиках», «Прение с Иосифом Волоцким»). В 1517–1522 гг. им, при участии Максима Грека, была закончена так называемая нестяжательская Кормчая (церковный судебник). С глубоким сочувствием описывает Вассиан положение крестьян; противопоставляет реальный монашеский быт христианскому идеалу; разрабатывает учение о недопустимости для монастыря владеть селами и настаивает на их секуляризации. Его страстные, резкие и едкие тексты отразили вполне гуманистические взгляды: непокаявшихся еретиков следовало не казнить, но заточать, а покаявшихся — принимать обратно в лоно Церкви; инокам следует «сел не держати, ни владети ими, но жити в тишине и в безмолвии, питаяся своими руками».
Сильвестр
Сильвестр (ум. до 1577) — священник Благовещенского собора в Кремле, государственный деятель и писатель. Уроженец Новгорода, где руководил скрипторием, занимался подготовкой иконников, певчих и каллиграфов. В Москву попал, видимо, вместе с митрополитом Макарием в 1542 г. В переписке Курбского с Грозным и некоторых других сочинениях рассыпаны рассказы о мощном личном влиянии Сильвестра на юного Ивана IV (царь сам писал о «детских страшилах», которыми тот «прельстил» его; Курбский тоже упоминал о «чудесах» попа). Не будучи официальным царским духовником и вообще не занимая никаких высоких должностей, оставаясь «благовещенским попом», Сильвестр в 1540–1550-х гг. называется современниками, наряду с Адашевым, одним из творцов всей политики, однако документы не дают оснований оценить его реальный вклад в нее. На рубеже 1550–1560-х гг., в обстановке резкого охлаждения Грозного к своей «Избранной раде» и начинающихся опал, Сильвестр отправляется в Кирилло-Белозерский монастырь (добровольно или в ссылку — до конца неясно), где принимает постриг под именем инока Спиридона. (Здесь впоследствии останется его богатая келейная библиотека, состав которой ученым частично удалось восстановить.) Курбский говорит о нем, как об умершем, в ответе на второе послание царя в 1577 г. Из сочинений Сильвестра достоверно известны «Житие княгини Ольги» и по крайней мере два послания. Ему же долго приписывали знаменитый сборник наставлений по организации домашнего быта и ведению хозяйства, «Книга глаголемая Домострой», в создании которой он несомненно участвовал по крайней мере как редактор. Это ценнейшая национальная энциклопедия семейного быта состоятельных горожан (почти не отраженного иными источниками) и важный памятник древнерусского языка. По широте охвата «Домострой» аналогичен таким фундаментальным литературным творениям середины XVI в., как великие Минеи Четьи, Лицевой Летописный свод, Степенная книга.
Симеон Бекбулатович
Симеон Бекбулатович (до крещения Саинбулат) — великий князь всея Руси (1575–1576). Правнук последнего хана Большой Орды Ахмата; в России находился вместе с отцом с 1562 г. В 1570 г. получил титул хана («царя») и стал правителем мусульманского удельного Касимовского ханства. Касимовское ханство — условное владение, которое вплоть до конца XVII в. сохранялось в Московском царстве отчасти как рудимент, отчасти же для поддержания права на титул (ордынским ханам русские документы присваивали царский титул, так как среди вассалов царя должны быть другие, покоренные им, цари). Симеон Бекбулатович участвовал в военных кампаниях 1571–1572 гг. против шведов («свицких немцев») и в походе на г. Пайду командовал Большим полком Касимовского ханства («царства»). Вскоре окрещенный, он получил новое имя, породнился с князьями Мстиславскими и был поставлен Грозным во главе земской думы. Жизненный путь «царя» Симеона странен и мучителен. 30 октября 1575 г., уже по завершении опричнины, Иван IV внезапно и очень торжественно сделал его великим князем всея Руси, передал ему весь «царский чин», сам назвался «московским князьком Иванцом Московским» и удалился из Кремля. Иван IV теперь «ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех… А как приедет к великому князю Семиону, и сядет далеко, как и бояря, а Семион князь велики сядет в царьском месте». Симеон номинально управлял своего рода новой «земщиной», в которую входило теперь много бывших опричных земель, а Иван IV — «государевым уделом», в котором было много земель «старой земщины». На имя Симеона официально писались грамоты и челобитные, среди которых были и издевательски-униженно оформленные распоряжения Грозного декоративному царю. (Впрочем, прежний порядок титулатуры сохранили дипломатические документы, а также акты бывших татарских ханств — видимо, из опасения возбудить нежелательные воспоминания о независимости.) Несомненно, что за этим стояли какие-то новые планы царя — во всяком случае, перед коронацией Симеона Грозный провел очередную решительную чистку своего ближайшего окружения, казнив ряд бывших видных опричников, по сути составлявших правительство страны. Но в причинах такого «тронного маскарада» много неясного: предполагали, что царь хотел избежать смерти, напророченной волхвами «московскому царю» в новом году; выдвигали дипломатические соображения; видели попытку выявить «противников режима», способ вернуться к неограниченному террору, уходившему в прошлое вместе с опричниной. Почти ровно через год, осенью 1576 г., Симеон был низложен и стал, столь же номинально, «великим князем Тверским», получая с Твери и Торжка лишь деньги на содержание своего условного «двора». В глазах наследников Грозного совершенно марионеточная фигура Симеона все же представляла известную угрозу в роли «природного» царя: Борис Годунов приказал его ослепить; при Лжедмитрии I он смог вернуться ненадолго в Москву, а не совсем уверенный в своих династических правах Василий Шуйский вновь сослал его, на этот раз в Кирилло-Белозерский монастырь, где его и постригли в 1606 г.
Малюта (Григорий Лукьянович) Скуратов-Бельский
Малюта (Григорий Лукьянович) Скуратов-Бельский — любимец Ивана IV, незнатный служилый человек (имел чин думного дворянина, но стоял в списке последним, и лишь в конце опричнины получил чин дворового воеводы). Опричник и одно из главных действующих лиц опричной думы, выступавший в роли расследователя «преступлений» против государя. Один из немногих людей, которым царь полностью доверял, искал защиты и опоры и был, кажется, искренне привязан. Как беспрекословный, но активный исполнитель царской воли, Малюта участвовал во многих казнях, пытках и других злодеяниях Грозного (например, в 1569 г. в Тверском Отроче монастыре своими руками задушил митрополита Филиппа Колычева). В послании Грозному Курбский, говоря об опричных «прескверных паразитах и маньяках», описал их как «прегнусных и пресквернодейных и богомерзких Вельских с товарыщи». Малюта способствовал заключению брака Грозного с Марфой Собакиной, благодаря чему породнился с царским семейством. Это позволило ему выдать дочерей за представителей лучших семейств при дворе: одна из них вышла замуж за двоюродного брата царя, И. М. Глинского; вторая за Б. Ф. Годунова (будущего царя); третья — за Д. И. Шуйского (брата будущего царя Василия Шуйского; именно ее подозревали в отравлении М. В. Скопина-Шуйского). В 1572 г. Малюта погиб в Ливонском походе, убитый пушечным ядром. Народ сохранил память о нем как о кровавом палаче, и само имя «Малюта» стало нарицательным.
Лихуды, Иоанникий и Софроний
Лихуды, Иоанникий (1633–1717) и Софроний (1652–1730) — два брата, греческие монахи, просветители и очень плодовитые писатели. Уроженцы острова Кефалония, они учились в Венеции и Падуе; вернувшись на родной остров, работали в местных школах (Софроний еще в Македонии и Фессалии). В 1683 г. отправились в Россию через Валахию, Трансильванию и Польшу, где задержались на два года. В 1685 г. они начали преподавать в училище при Богоявленском монастыре, а затем в новосозданной Славяно-греко-латинской академии («Спасских школах»), специальное здание которой появилось в 1685 г. в Заиконоспасском монастыре. Они преподавали греческий язык, грамматику, риторику и физику, составили ряд пособий (сокращенный учебник греческой Грамматики; учебник Риторики, переведенный на русский язык, и Физики). Написали большой диалог о времени пресуществления святых даров, в котором полемизировали с «латинскими» (южнорусскими и польскими) книгами («Акос, или Врачевание противополагаемое ядовитым угрызением змиевым»). Их ученики перевели сочинение на русский язык, поднеся царям Иоанну и Петру, а также Софье Алексеевне. Против Лихудов выступили Сильвестр Медведев и другие книжники, в том числе киевские, но нашлись и защитники: Евфимий Чудновский в 1689 г. написал апологетическое сочинение, в котором превозносил ученость братьев и их методы преподавания (позже Софроний Лихуд участвовал в церковном суде над Сильвестром Медведевым, замешанным в деле Федора Шакловитого). В 1690 г. Софроний завершил новый труд в опровержение латинства («Мечец духовный»), оба брата приняли участие в составлении антилатинских сборников («Щит веры», «Остен»). Лихуды (особенно Софроний) с конца 80-х гг. и до середины 1720-х гг. писали стихотворные панегирики светским и церковным правителям России, выступали с «орациями» на торжествах и погребальных церемониях; им покровительствовали многие вельможи. Однако после того, как Лихуды попытались бежать из России, они были переведены работать в типографию и потеряли право преподавать в Академии (за исключением итальянского языка); сторонники латинской партии упрекали их в корыстолюбии, критиковали их методы обучения. В 1698 г. один из их учеников перешел в католичество, и братьев из типографии перевели в Новоспасский монастырь, где они писали произведения, направленные против протестантизма («Лютерские ереси») и принимали участие в составлении «Лексикона треязычного». По политическому доносу братьев сослали в Ипатьевский монастырь (до 1706), а оттуда перевели в Новгород. Здесь они создали школу с преподаванием на греческом и русском языках. Одновременно они работали над книгами, особенно переводами с латинского и итальянского, причем не только теологических, но также военных и других трактатов. В 1707 г. Софроний вернулся в Москву, где его оставили преподавать греческий язык, но Иоанникий продолжал подписывать работы обоими именами и успешно руководил школой. В 1716 г. он тоже перебрался в Москву, где братья написали сочинение против старообрядцев, поддержали протест против возведения в епископы Феофана Прокоповича, работали над исправлением славянского перевода Библии. По смерти Иоанникия Софроний написал ему эпитафию и продолжал преподавать в «Спасских школах». С 1723 г. был архимандритом рязанского Солотчинского монастыря, где умер и был похоронен.