Купечество ранее подразделялась на три гильдии, причем каждому купцу Сиротским судом* назначалась опека над малолетними сиротами купеческого и мещанского сословия. Распределением опек заведовали чиновники Сиротского суда, получавшие оклады жалованья, установленные еще во времена легендарного «царя Гороха». Так, например, там были чиновники, получавшие жалованье в месяц по 2 рубля 63 копейки, но, несмотря на скудость таких невероятных окладов, они жили довольно зажиточно. Для чиновников доходной статьей служили опеки и купцы. Для последних Сиротский суд с его опеками был так же страшен, как для купчихи в комедии Островского были страшны слова «металл и жупел».
Начиналось с того, что купец получал из Сиротского суда приказ принять в заведование многочисленную и сложную опеку, требовавшую много траты времени и денег. Желая избавиться от такой напасти, купец шел в Сиротский суд, отыскивал там приславшего указ чиновника и обращался к нему с покорнейшей просьбой избавить его от такой сложной опеки, за что обещал поблагодарить чиновника; последнему только это и нужно было. Он брал с купца взятку от двадцати до пятидесяти рублей и менял опеку сложную на более легкую.
Купцы говорили, что есть только четыре учреждения одинакового ранга: Сиротский суд, консистория,* комиссариат* и ад… В то время еще не знали сенаторских ревизий, поэтому и в Сиротском суде взятки брали без всяких опасений, почти легальным образом.
Угловые здания городских рядов, выходившие на Ильинку и Никольскую, назывались «глаголями». В одном из них, Ильинском, торговали фруктами, гастрономическими и бакалейными товарами; в другом, Никольском, — писчей бумагой, письменными и канцелярскими принадлежностями.
Между «глаголями», во всю длину Красной площади, находилась самая бойкая оригинальная часть Гостиного двора — Ножовая линия. С одной стороны ее были расположены лавки с модными товарами, с другой между наружных дверей, выходивших на Красную площадь, в каменных простенках помещались многочисленные шкафчики. Каждый шкафчик занимал пространство в три аршина в длину и два аршина в ширину. Торговавшие в них купцы всегда находились с наружной стороны прилавка, то есть стояли вместе с покупателями. Шкафчики для торговли были крайне неудобны, а для здоровья торгующих безусловно вредны; около них был всегда сквозной ветер; зимой в метель их заносило снегом. Летом поливало косым дождем. Поэтому большинство купцов, торговавших в шкафчиках, часто простуживалось и болело. В шкафчиках торговали дешевыми кружевами, бахромой, пуговицами, иголками, разными отделками и т. п.
Проход между лавками и шкафчиками был шириной в четыре аршина. Выставки в лавках были маленькие и плохие, их заменяли купцы и их приказчики, которые стояли около своих лавок и громко зазывали к себе проходившую публику. Указывая пальцем на свои лавки, они выкрикивали: «Пожалуйте, у нас есть для вас атлас, канифас и прочие шелковые товары». Торговцы сапогами и башмаками не довольствовались обыкновенным зазыванием покупателей у своих лавок; они для более наглядного понятия об их товаре давали своим мальчикам под мышки по паре сапог и посылали их на Красную площадь зазывать покупателей. Целый день мальчики ходили по тротуарам кругом рядов и каждому встречному предлагали купить сапоги. Найдя желающего, мальчик приводил его в лавку и передавал приказчикам, а сам снова шел на площадь ловить покупателей, которые назывались «площадными». Продать им было очень трудно, так как эти покупатели предлагали всегда полцены, а иногда и менее.
По рядам и по Красной площади ходили еще бродячие сапожники, так называемые подбойщики; они имели при себе небольшие куски кожи, нож, гвозди, молоток и толстую деревянную палку с железной лапкой. С помощью этих инструментов они на самых видных и бойких местах за дешевую цену чинили старые сапоги. Для этого обладатель худых сапог, несмотря ни на какую погоду, разувался на улице и стоял босиком, пока подбойщик чинил его сапоги.
На московских улицах такие сцены и типы уже более не встречаются.
В Ножовой линии среди купцов и их служащих было множество типов Островского. Так, например, недалеко от лавки Заборова в шкафчике торговал галантереей низенький бритый старичок Червяков. Он одевался летом в крылатку, а зимой в енотовую шубу со стоячим воротником. На голове у него всегда был высокий цилиндр, с которым он не расставался и зимой, даже в сильные морозы. В общем фигура Червякова была в высшей степени комична. Он был настолько мнительный человек, что не верил не только посторонним, но и самому себе. Каждый вечер он запирал и печатал свой шкафчик более часа. Окончив печатать, он снимал с головы цилиндр и начинал молиться на все четыре стороны, сначала на рядскую икону, затем на свой шкафчик, на соседнюю лавку и на фруктовый «глаголь».
После этого он уходил. Отойдя от своего шкафчика на 200―300 шагов, он возвращался и начинал опять осматривать и ощупывать в шкафчике все замки и печати. Затем снова молился на все четыре стороны и уходил, но через несколько минут опять являлся за тем же… Таким образом, ревизию замков и печатей старичок производил ежедневно по нескольку раз. Он прекращал это занятие, когда рядские сторожа выводили из подземелья цепных собак и пускали их на всю ночь в Ножовую линию.
Другой оригинал, некто Батраков, торговавший готовым платьем, ежедневно с утра уходил в «Бубновскую дыру», откуда возвращался всегда вечером красный как вареный рак. Входя в лавку, он громко спрашивал приказчиков: «Что, продавали?» Старший приказчик отвечал: «Продавали-с». Купец шел за прилавок к «выручке», отворял пустой ящик… «А где же деньги?» — «Да ведь продавали, да не продали-с». Купец молча подходил к приказчику и что-то долго и внушительно шептал ему на ухо.
Интересен был еще сосед Еремкин, торговавший чаем, хотя торговлей он совсем не занимался. Его профессия была «ходатайствовать везде и повсюду, за всех и за вся». Для этого он имел знакомство в разных судах, канцеляриях, правлениях и пр. Он никогда не отказывался ни от какого дела, за все брался, за возможное и невозможное.
Главная специальность его была доставать купцам медали, ордена, звание почетного гражданина и пр. За свои услуги он брал недорого и поэтому всегда имел среди купцов большую клиентуру.
Был еще довольно пожилых лет купец Королев, торговавший обувью. Этот субъект был большой любитель пожаров. Он обязательно ехал на каждый пожар, где бы он ни был, днем или ночью, это безразлично, и уезжал он оттуда всегда последним, когда погасят пожар.
Но самой яркой и типичной фигурой в Ножовой линии был наш хозяин, старик Заборов.
Он всегда сидел на высоком табурете у входа в лавку; с другой стороны двери стояла кучка его приказчиков и хором зазывала в лавку всех проходивших, предлагая им купить башмаки и сапоги. Заборов торговал оптом и в розницу; годичный оборот его был несколько более 100 тысяч рублей.
Как бы ни было много в лавке покупателей, все приказчики не могли отсюда уйти. Здесь было постоянное дежурство, на обязанности дежурного лежало «зазывать» покупателей. Многим проходящим это зазывание не нравилось, они в ответ зазывателю говорили: «Какой барбос…» В остальных рядах зазывание практиковалось в меньших размерах.
Очень типичен был иконный ряд. Одну половину его занимали иконные лавки, а другую — бабы, торговавшие в маленьких шкафчиках ручными кружевами.
В иконных лавках иконы не продавались, а «выменивались». Это делалось таким образом. Покупатель, входя в лавку, говорил:
— Я бы желал выменять икону.
Продавец в ответ на это быстро снимал с своей головы картуз и клал его тут же на прилавок.
Покупатель следовал примеру продавца и стоял также с непокрытой головой.
Икона выбрана. Покупатель спрашивает:
— Сколько стоит выменять икону?
Купец назначал за нее баснословную цену.
Начинался торг. Для большей убедительности продавец говорил, что он назначил цену божескую, потому что за иконы торговаться грешно.
Покупатель с ним соглашался и покупал икону за «божескую цену». Иконы выменивали большей частью рогожские и замоскворецкие купцы. Более интеллигентные покупатели не соглашались с «божескими ценами», назначаемыми купцом. Просили его покрыть голову картузом и взять за иконы половину «божеской цены».
Продавец быстро шел на уступки и продавал икону за предлагаемую цену.
Купцы и приказчики, торговавшие иконами, были все поголовно ярыми алкоголиками.
Они в «Бубновской дыре» считались самыми почетными гостями и пользовались особым уважением.
Некоторым из них, десятки лет выпивавшим там ежедневно невероятное количество вина, делалась значительная скидка. Этой заслуженной привилегией купцы очень гордились.
Как известно, во всех магазинах и лавках имеются свои особые метки, которыми размечают товар. Для этого купец выбирает какое-нибудь слово, имеющее десять разных букв, например «Мельниковъ»; с помощью этих (1 2 3 4 5 6 7 8 9 0) букв он пишет единицы, десятки, сотни и тысячи.
Однажды я был очевидцем следующей интересной сценки.
В иконную лавку пришли два купца, старый и молодой, и с ними три женщины покупать для свадьбы три иконы. Они выбирали их довольно долго, затем спросили, сколько стоит выменять вот эти иконы. Продавец назначил за них 150 рублей. Купцы нашли эту цену слишком дорогой и начали объясняться между собой своей меткой следующим образом: молодой человек, очевидно жених, обращаясь к отцу, произнес: «Можно дать арцы, иже, покой». Старик на это ответил: «Нет, это дорого, довольно будет твердо, он», и, обращаясь к продавцу, сказал: «Хочешь взять 90 рублей, больше гроша не дадим, а то купим в другом месте». Продавец быстро пошел на уступки, и иконы были проданы купцам за «твердо, он»…
В центре Гостиного двора был ряд так называемых «менял», из них большинство были японцы. Они разменивали деньги, продавали и покупали серии и купоны.