— И сорок пять съем.
— Ан, не съешь!
— Съем.
— Давай поспорим!
— Давай.
Условливаются: тот, кто берется съесть сорок пять блинов и не съест их, а оставит хоть полблина, платит рубль тому, кто покупает эти блины; если же съест, то другой спорящий остается в убытке, истратившись на покупку блинов.
Взявшийся съесть сорок пять блинов ставил условие, чтобы ему во время еды дали ковш квасу, который продавался в овощных лавках; стоил «корец» (деревянный ковш с короткой ручкой) одну копейку.
Посылали за квасом и блинами, их приносили горячими прямо из пекарни.
Вся мастерская следила за процессом съедания блинов. Первые блины шли ходко — их почти целиком проглатывал проголодавшийся, а к середине уже упирались — едок все чаще и чаще прикладывался к квасу, а к концу уже с трудом проглатывал тяжелые, вязкие, остывшие блины.
Бывали случаи, что едок никак не мог осилить три-четыре последних блина и проигрывал рубль. Бывали споры и другого рода, основанные на недогадливости одного из спорящих. Например, предлагалось съесть простую маленькую булку, стоящую две с половиной копейки, и на грош добавку.
— Какого же ты добавку даешь? Может, ядовитого чего или гвоздей? — спрашивал недогадливый.
— Нет, съедобного…
Недогадливый соглашался. Били друг друга по рукам, третий разнимал, то есть был свидетелем. Посылали в лавку купить булку и на полкопейки соли, а ее на полкопейки давали чуть ли не фунт.
Эта забава была не из приятных: воды во время еды не полагалось, и вот спорщик с трудом ел небольшую булку с большим количеством соли, а соль в то время была неочищенная, крупная. Из десен показывалась кровь, спорщик просил воды и проигрывал пари.
Еще был забавный спор: съесть булку, подвешенную к потолку на тонкой веревочке, но не дотрагиваться до нее руками и чтобы ни один кусочек из нее не выпал. Особенно трудно было кусать булку в том месте, где она была перевязана веревочкой, тут была нужна особая сноровка и осторожность, чтобы остаток булки не выпал из завязки.
Работа в мастерских после пасхи шла усиленным темпом только до Троицына дня — это был летний сезон.
К Петрову дню — 29 июня — большинство мастеровых уезжало в деревню на полевые работы, да и Москва заметно пустела и затихала, особенно, когда большинство московского купечества и торгового люда уезжало на Нижегородскую ярмарку — «к Макарью»…
Интересную картину представлял «город», то есть все торговые пункты центра Москвы, включая Старую и Новую площади…* Собственно говоря, никаких площадей не было — эти названия носили проезды по внутренней стороне китай-городской стены между Варварскими и Ильинскими воротами; первый проезд назывался Новой площадью, а второй — Старой площадью. На Старой площади был развал — толкучка; сюда каждый день с раннего утра сходились скупщики старого — старья и разных домашних вещей, старьевщики, которые ходили по дворам, выкрикивая «старого старья продавать». Этим делом занимались, да и до сих пор занимаются, татары; скупленные вещи они выносили на толкучку, продавали их с рук или в старьевые лавочки, приютившиеся в нишах китай-городской стены. У татар-старьевщиков можно было встретить самые разнообразные вещи: старомодный пуховой цилиндр, фрак или вицмундир, вышедшую из моды дамскую шляпу с перьями и цветами, изъеденное молью меховое пальто, распаявшийся самовар и другие самые разнообразные вещи.
Тут же на площади находилась «обжорка» — съестные лавочки, кормившие ломовых извозчиков и весь толкучий люд по очень дешевой цене: миска щей с хлебом стоила три копейки, а миска каши — две копейки; бабы-торговки сидели на крышках больших глиняных горшков — «корчаг», закутанных тряпками, и продавали из них горячие рубцы…
На Никольской улице, ближе к Владимирским воротам, находились книжные лавки букинистов и издателей-лубочников.
Много было букинистов, торговавших в проходе между Никольской и Театральным проездом, около Троицы в полях; там многие годы сидел в своей крохотной лавочке старый букинист Афанасий Афанасьевич Астапов; низенькая горбатая фигура его была знакома многим москвичам из ученого и литературного мира.
На месте теперешнего Лубянского пассажа находился трактир Колгушкина, где издатели-лубочники за парой чая или за графинчиком совершали сделки по продаже книг с офенями и провинциальными книжниками. Туда же приходили писатели — поставщики литературного товара на рынок.
В довоенное еще время толкучка со Старой площади была переведена за Устьинский мост, около комиссариата.*
На Новой площади толкучки не было, там торговали большей частью меховыми товарами, остатками ситца, браком суконных товаров в таких же лавочках, прижатых к китай-городской стене, вплоть до самых Варварских ворот…
Покровка (улица Чернышевского). Конец XIX века
Покровка. В центре — церковь Успения конца XVII века (не сохранилась).
Камергерский (Газетный) переулок. Конец XIX века
Зарядье. На переднем плане — фрагмент Китайгородской стены. Конец XIX века
Тверская (Горького) улица. Конец XIX века
Театральный проезд (проспект Маркса). Конец XIX века
Тверской бульвар. На переднем плане — памятник А. С. Пушкину. Конец XIX века
Тверская (Горького) улица. Конец XIX века
Страстная (Пушкина) площадь. Справа — колокольня Страстного монастыря. Начало XX века
Страстная площадь. Начало XX века
Памятник А. С. Пушкину. Конец XIX века
Арбатская площадь. Справа — памятник Н. В. Гоголю на Пречистенском (Гоголя) бульваре. Начало XX века
Арбатские переулки. Конец XIX века
Московская ночлежка. Начало XX века
Таганская площадь. Начало Б. Алексеевской (Б. Коммунистической) улицы. 1881 год
Площадь Никитских ворот. Справа — кинотеатр «Унион» (Повторного фильма). Конец XIX века
Остоженка. Справа — Храм Христа Спасителя. Конец XIX века
Баржи с лесом на Москве-реке между Большими Устинским и Краснохолмским мостами. Конец XIX века
Чистые пруды. Начало XX века
Страстная (Пушкина) площадь
Тверская (Горького) улица с Садово-Триумфальной (Маяковского) площади. Начало XX века
Варварка (улица Степана Разина). Начало XX века
Петербургское (Ленинградское) шоссе. Ресторан «Яр». Начало XX века
«Холодный» сапожник (т. е. не имеющий собственной рабочей конуры). Начало XX века
Воробьевы (Ленинские) горы. Ресторан Крынкина. Начало XX века
Швейная мастерская. Начало XX века
Хитровка. Начало XX века
В начале семидесятых годов на месте теперешнего Лубянского сквера был пустырь, ведущий от Ильинских ворот до Варварской площади; пустырь был огорожен деревянным забором. Со стороны Ильинских ворот, на том месте, где теперь стоит памятник павшим героям русско-турецкой войны 1877 года, стояли деревянные постройки, в которых производилась торговля фруктами, сластями и бакалейными колониальными товарами. Самый пустырь служил для склада пустых ящиков, рогож, бочек. В другом же конце пустыря, прилегающем к Варварской площади, находились рыбные торговли, и эта часть почему-то называлась «ерзугой», а на самой площади стоял народный театр, который был выстроен к Политехнической выставке в 1872 году, устроенной в Александровском саду по случаю 100-летия со дня рождения Петра I.
По китай-городской стене, прилегающей к Лубянской площади, от Ильинских ворот до Варварских ворот, были развешаны огромные картины-плакаты, изображающие сцены из жизни Петра I. Этот театр был действительно общедоступным и посещался мастеровыми и рабочим людом.
Не помню, кто из мастеров нашей мастерской взял меня с собой в этот театр. Мне было около девяти лет, но я, как сейчас, ощущаю ту радость и даже счастье, что я попал туда. Для меня все было ново, невиданно: и огромное стечение народа, и самый воздух, и игра на сцене, на которой я увидел таких людей, каких мне еще не приходилось видеть, и музыка…
Отец наказал меня за то, что я без его позволения пошел в театр. Это меня очень огорчило, я долго плакал, но не остановило моего влечения к театру, и я тайком уходил на утренние спектакли.
Я не знаю, каких артистов, игравших в театре, я видел, но впоследствии узнал, что я видел многих знаменитостей — Николая Хрисанфовича Рыбакова,* игравшего со своим сыном Константином Николаевичем, впоследствии артистом Малого театра; там же в народном театре выступали Александр Павлович Ленский, А. И. Стрелкова, В. В. Зорина и многие другие.
Спектаклями руководил А. Ф. Федотов* — муж Гликерии Николаевны Федотовой. Точно не помню репертуара этого театра, но, наверное, это были пьесы исторического жанра и мелодрамы.
После народного театра на Варварской площади я вспоминаю другой народный театр — «Скоморох», помещавшийся в круглом здании, построенном на земле Кашиных на Сретенском бульваре для панорамы «Взятие Плевны».
Впоследствии на этом месте был построен большой дом страхового общества «Россия». «Скоморохом» руководил Андрей Александрович Черепанов.
Этот театр я знал уже ближе и посещал его довольно часто, был знаком с самим Черепановым и многими другими артистами — Львовым, Черногорским, Леоновым; часто бывал за кулисами и познакомился с закулисной жизнью. Репертуар театра был самый разнообразный: наряду с народными пьесами Е. П. Карпова* и С. Т. Семенова ставились опера «Аскольдова могила», мелодрамы, трагедии.