«Говорю сама с собой, – подумала Марина, – совсем уже из ума выжила, старая…»
– Извините, что напугал, – сказал мужчина. – Меня зовут Димон.
– Марина, – ответила Марина на выдохе, отметив про себя, что слово «Димон» произнесено более чем странно – с ударением на «и», – и ещё, что на её попутчике старорежимные лыжные ботинки.
Улыбка в тридцать шесть зубов сделала его образ ещё более странным.
– Отличная сегодня погода для лыжной прогулки, как вы считаете?
Марине уже катастрофически не хватало воздуха, но она всё-таки произнесла:
– Вы можете меня обогнать… я всё равно… не могу быстрее…
– Если вы не против, я могу составить вам компанию, – бодро сообщил незваный попутчик, – вдвоём-то веселее!
«Весело, аж обхохочешься», – подумала Марина и попыталась прибавить ходу, но у неё не особенно хорошо получилось.
– Знаете, тут недалеко есть одно место с потрясающим видом, – не унимался попутчик, – можно прямо здесь свернуть, а потом я покажу, где срезать, и мы придём раньше всех, а?
Сие предложение вызвало у Марины горькую усмешку.
«Если бы ты знал, сколько раз вот так, или почти так меня пытались склеить всякие хмыри, вроде тебя!» – хотела сказать Марина, но не успела: странноватый попутчик её опередил.
– Вы только не подумайте, что я вас кадрю! При живом-то муже, это не в моих правилах!
– Он мне не муж, – вырвалось у Марины, – по крайней мере, пока…
– Пока, что?
– Просто, пока не муж, – теряя остатки терпения и воздуха, проговорила Марина.
– У-у-у-у, да вы совсем выдохлись! – развеселился попутчик. – Вас пора брать на буксир!
С этими словами он легко выкатился на лыжню впереди Марины и протянул ей одну палку рукояткой вперёд. Марина впервые видела такой экзотический вид буксировки.
«Ну, попробуй», – подумала она, хватаясь обеими руками за обмотанный чёрной изолентой конец палки.
– Держитесь! – крикнул мужчина и стал плавно разгоняться.
Марина чувствовала, как растёт тянущая её сила. Через минуту или две она уже ехала быстрее, чем когда-либо в жизни ездила на лыжах. Даже с горки. Будто зацепилась палкой за автобус, а не за странного мужика в советских лыжных ботинках.
Неожиданно «локомотив» резко взял вправо и рванул между заваленных снегом ёлок. Марина не успела испугаться. Поворот вышел резким, но она легко удержала равновесие.
Теперь они неслись по целине, но Маринины лыжи почти не проваливались в снег, а лишь слегка касались верхней корочки.
– Больше скорость – меньше ям! – заорал «локомотив», что вызвало у Марины приступ нервного хохота.
Ей стало страшно, но чувство, наполнившее её к тому моменту под завязку, нельзя назвать просто страхом – оно было многоэтажным и, если так можно сказать, многоподъездным; в нём умещались, кроме, собственно, страха, отчаяние, восторг, женское любопытство и ещё много чего, что Марина разучилась чувствовать ещё до того, как ей начали сниться мальчики.
Чувство достигло кульминации, когда «локомотив» резко повернул налево, как делают горнолыжники, когда хотят сбросить скорость, и отцепился.
Вооружённая тремя палками Марина прокатилась по инерции ещё метров пятнадцать и остановилась на самом краю небольшого обрыва, с которого открывался не просто красивый вид, а вид, которому ещё не придумано эквивалентного цензурного прилагательного.
– Твою мать… – вырвалось у Марины.
Созерцание заняло неоправданно много времени. Сначала Марина хотела сцапать всю открывшуюся ей красоту целиком, но вовремя поняв, что это невозможно, начала поглощать по кусочкам, откусывая по чуть-чуть, то справа, то слева, то с середины.
Всё это время локомотив-Димон стоял рядом. Марине он казался невидим, но она ощущала его присутствие.
Незаметно начало темнеть. Марина поняла это, когда перестал чётко просматриваться задний план «картины».
– Темнеет, – услышала она голос сзади.
– Темнеет, – повторила Марина.
Хозяин голоса подкатился к ней справа и протянул руку. Марина не поняла его жеста и посмотрела в него зеленоватые глаза вопросительно.
– Давайте палку, – улыбнулся он, – ехать пора.
Когда они добрались до лагеря, то есть до сельского клуба, где предстояло ночевать, по ощущениям пришла ночь. В окнах горел уютный свет, изнутри слышался смех и негромкие матюги. Марина вдруг поняла, что замёрзла, проголодалась, и невероятно хочет в туалет.
– Вот и прибыли, – из темноты подал голос Димон.
Марина по-подростковому глуповато хихикнула в ответ. Димон, кажется, не обратил на это никакого внимания, хотя с уверенностью говорить трудно, поскольку Марина видела только его контур и поблёскивающие в свете окон глаза.
– Ну, теперь-то вы знаете, какого чёрта сюда попёрлись? – спросил он.
Марина открыла рот, чтобы ответить, но облечь в слова мысль, которая в тот момент залетела в голову, оказалось непросто, поэтому она снова хихикнула, на этот раз, кажется, ещё глупее.
– Увидимся, – Димон махнул рукой и отчалил в чёрное.
С трудом переваливая через сугробы, Марина пробралась к центральному входу клуба, сняла лыжи и с невероятным усилием проникла внутрь, преодолев с поклажей целых две тяжеленные двери. Первое, что она увидела за ними, были огромные глаза Олежика.
– Ты где была? – простонал он.
– Пиво пила, – ответила Марина, заметив в его руке банку «Балтики».
Из-за Олежикового плеча показался Петрович – неизменный собутыльник и идейный вдохновитель мероприятия.
– Марин, что за фигня, мы уже идти за тобой собирались…
– Так чего не пошли? – огрызнулась Марина, которой вся эта гоп-компания вдруг стремительно опротивела.
У каждой приличной девушки должна быть подобная история в сумочке, другое дело, что у Марины история была подлинная. Она не боялась вспоминать о ней, но иногда, ночью, когда правят бал неврастения и отчаяние, ей становилось до того жутко от воспоминаний, что приходилось либо напиваться, либо звонить кому-нибудь из знакомых. Либо и то и другое вместе. По прошествии пары-тройки лет она благополучно забыла об этом маленьком приключении, но теперь воспоминание о нём, будто замороженное во льдах «нечто» имени Курта Рассела, чудесным образом ожило и начало стучаться в парадную дверь её памяти.
Она и сама не знала, почему решилась рассказать об этом «ведьмам». Просто во время её второго визита в «Адамовы веки» после общего трёпа, чая и конфет, ей вдруг захотелось поведать окружающим эту историю, в которую при любых других обстоятельствах никто бы никогда не поверил.
Её слушали очень внимательно. Даже Марго ни разу не перебила своими комментариями. После того, как Маринина история растаяла в дыме под лампой, дамы переглянулись между собой.
– Вы, конечно, поняли, с кем именно вам посчастливилось повстречаться? – тихо спросила Нина.
– Именно, посчастливилось! – всё-таки встряла Марго.
Марина поводила ложечкой в чашке с остывшим чаем.
– Честно говоря, я ни разу не отвечала вслух на этот вопрос.
«Ведьмы» переглянулись и понимающе закивали, видимо, ответ Марины их полностью удовлетворил.
– Главное, ничего не бойтесь, – спокойно сказала Катрин. – Это мужики напридумывали о нём всяких ужасов, хотя никто из них с ним ни разу не встречался, и, следовательно, никогда не видел. Мужская зависть, оскорблённое чувство собственника, бессильная злость и ненависть ко всем, кто сильнее – вот что породило тот образ, который представляется каждому, кто слышит его имя.
Марина внимательно посмотрела в серо-голубые глаза, эффектно смотрящиеся на фоне копны рыжих волос.
– Вы так говорите, будто он сейчас войдёт к нам с улицы!
– Не исключено, кстати, – брякнула Марго, прикуривая вставленную в мундштук сигарету.
Звон дверного колокольчика заставил всех, кто был за столом, подпрыгнуть на своих стульях. Чувствуя, как причёска шевелится над черепом, Марина медленно повернулась к двери, спиной к которой сидела.
Там стоял чуть припорошённый снегом парень в дублёнке и маленькой вязаной шапочке, у которого в одной руке висела грязная автомобильная щётка, а в другой – ключи от машины с огромным брелком бело-голубого цвета.
– Ал-л-лё, чей там «мерин» убитый стоит? – с порога заявил он. – Ёба, мне ваще-то ехать надо…
В магазине стало до противного тихо. Марина даже расслышала, как со щётки на пол капает тёмная жижа.
– Что, простите? – наконец подала голос Марго, тем самым вызывая огонь на себя.
Вошедший упёрся в неё тяжёлым взглядом агрессивного гопника, только что включившего «быка».
– Это ты, что ли, меня своим пердилом подпёрла?
Марго аккуратно стряхнула пепел, и медленно, с достоинством, поднялась со своего места. Сначала в направлении незваного гостя устремилась струя дыма, а вслед за ней в том же направлении полетело то, чего Марина никак не могла ожидать:
– Слышь ты, плесень, пещеру завали! Если ты мне ещё раз тыкнешь, я тебе на грудь насру и палкой размажу…
Маринина нижняя челюсть сама собой отчалила от верхней, да так там и осталась. С открытым ртом Марина посмотрела сначала на Марго, потом на остальных «ведьм», казавшихся совершенно невозмутимыми, а потом на гостя, который выглядел уже не так грозно, как раньше.
– Я говорю, меня там «мерин» убитый подпёр, – попытался перехватить тот инициативу, но Марго было не остановить. Она крыла его последними словами, некоторые из которых Марина слышала в первый раз в жизни. Особый шарм ситуации придавало то, что материлась она, не снимая с себя образа старушки-графини.
– …с хера ты тут гандонишь, очкун парашный? Ты что, с бычкой своей толстожопой базаришь, быдлота? Попутался?
От услышанного парень чуть не выронил щётку и ключи. Оглядевшись по сторонам, он хотел что-то сказать, но его лицо неожиданно перекосила нелепая гримаса, и он громко, не закрываясь, чихнул. Висевшие справа от него платья молодости Клавдии Ивановны Шульженко довольно заметно колыхнулись.
– Ты ещё мне тут всё соплями уделай! – гаркнула Марго.