– Чёрти когда, говорите? Целых пятнадцать лет? – в перерывах между приступами хохота голосил он.
Марина не знала, куда себя девать. Она лихорадочно покрутила головой вокруг, ожидая увидеть удивлённые и испуганные лица других посетителей и персонала, но ни тех, ни других приступ хохота её кавалера не интересовал. Разве что одна из лядей за стойкой бросила на Марину оценивающий взгляд через плечо.
Наконец, Велиор успокоился.
– Простите, – утирая слёзы салфеткой, проговорил он, – уж больно вы смешно сказали…
После этого он замолчал и уставился в потолок, где по-прежнему улыбался хвостатый Жерар. Так они просидели довольно долго. Велиор молча гипнотизировал кота и, кажется, о чём-то думал, а Марина, также молча, теребила краешек скатерти.
– Кстати, чего вы так испугались? – вдруг нарушил тишину Велиор. – Это же всего лишь портрет.
«И правда, чего я завелась?» – с удивлением подумала про себя Марина.
– Да и сама не знаю, – сказала она, пожимая плечами, – как-то само собой получилось… а для вас это так важно, да?
Велиор махнул рукой, видимо, в знак согласия.
– Видите ли, Мариночка, – начал он, включив обаяние на максимум, – старинная традиция параллельного портрета в последнее время оказалась совершенно забытой не только здесь, в России, но и во всём мире. Так как я в некотором роде сам художник, меня это обстоятельство ужасно огорчает…
– Вы – художник? – вырвалось у Марины.
– Все мы немного художники, – уклончиво ответил Велиор.
– А где можно увидеть ваши работы?
Велиор небрежно указал отогнутым большим пальцем куда-то вбок.
Марина проследовала взглядом за пальцем, и с огромным удивлением для себя увидела на стене небольшую картину в простенькой рамке, которую раньше почему-то не замечала. На картине был с удивительной точностью запечатлён тот самый пейзаж с Выгозера, который она так долго рассматривала во время их первой встречи.
– Вот это да! Здорово… – вырвалось у неё. – А ещё что-нибудь?
Палец, на этот раз указательный, упёрся на противоположную стену. Марина повернула голову и увидела на стене нарисованную сангиной голую девицу размера «плюс», лежащую в позе, что называется, на грани фола.
– Понятно…
Маринин взгляд последовал по стене дальше и обнаружил ещё дюжину подобных произведений, на которых сидели, стояли и лежали в разных позах обнажённые фемины. Техника, насколько успела заметить Марина, применялась разная: кроме графических работ, как первая, имелись и небрежные акварельки и написанные крупными мазками работы маслом.
– А вы женщин только без одежды рисуете? – спросила она.
– Отчего же, – ответил Велиор, – вон та, например, в шляпе.
Его палец указал на рисунок в самом углу, на котором красовалась голая дама в шляпке-канапе. Марина перевела взгляд обратно на собеседника, и по выражению его лица поняла, что эта тема ему не особенно приятна.
– Вы что-то начали говорить про портреты, – сказала Марина, чтобы её сменить.
– Ах, да! – Велиор театрально потряс руками в воздухе, и Маринин взгляд зацепился за блестящие запонки на высунувшихся из рукавов пиджака белоснежных обшлагах рубашки.
– Я говорил, что само искусство классического портрета постепенно умирает.
– В смысле?
– Сейчас же никто, кроме арбатских хреноделов, не пишет портретов с натуры, все давно работают по фотографиям или, того хуже, просто копируют изображение на холст, а потом малюют, как детскую раскраску!
Для Марины это прозвучало новостью. Она была полностью уверена, что портреты пишутся по старинке: модель принимает героическую позу, а художник прячется за мольбертом. Тех же, кто пишет портреты по фотографиям, Марина всегда относила к низшей касте, недостойных даже назваться живописцами.
– Но, как бы там ни было, – сказала она, сокрушительно выдохнув, – на художницу в настоящий момент я никак не тяну. Не обессудьте.
– А кто говорит про «сейчас»? – удивился Велиор. – У нас достаточно времени…
– Это у кого как.
Велиор снова навёл на неё раскосую двустволку:
– Я уверен, вы сможете быстро восстановить свои утраченные навыки.
Словно крупье, он ловко швырнул через стол какую-то карточку. Марина поймала её рукой и поднесла к глазам. «Курсы классической живописи и рисунка» – значилось с одной стороны, а на другой находился автопортрет Рембрандта с Саскией и подпись: «Никогда не поздно».
– Скромно и мотивирует, – ухмыльнулась Марина.
– Настоятельно рекомендую, – сказал Велиор. – Они сидят в здании института путей сообщения, знаете, где это?
Марина машинально кивнула – она действительно знала, где находится МИИТ, именно там Жанну и научили надевать ртом презерватив.
– Вы думаете… – начала Марина.
– Уверен, – перебил её Велиор и небрежно махнул в воздухе правой рукой, – главное – начать. И потом, должно же быть у незамужней девушки какой-нибудь хобби.
Марина потупилась:
– Ну, допустим, хобби у меня уже есть.
– Интересно, какое?
– Нынче самое модное женское хобби – это психология, – ответила Марина и похлопала по сумочке, в которой томился нечитанный номер «Psychologies».
Велиор изобразил на лице прекислейшую мину:
– Будет вам! Это ваше модное увлечение объясняется банальным женским любопытством из разряда «А как у других?», которое, в свою очередь, является следствием зависти. Также женской и также банальной. Разумеется, никакого отношения к психологии, как к науке, сие увлечение не имеет! И ещё: зависть – это не хобби. Зависть – это болезнь.
Марине было неприятно это слышать, но она удержалась от спора, в основном из-за того, что её собеседник был абсолютно прав. Психологией здесь и не пахло, а пахло именно любопытным бабьём.
– В таком случае, у меня нет хобби, – грустно сказала она.
– Теперь будет! – бодро сообщил Велиор.
К столику знакомой шаркающей походкой подошла официантка.
– Прошу прощения, Мариночка, – подавив зевок, сказал Велиор, – но вам придётся за себя расплатиться самой. Я, видите ли, денег с собой не ношу. Здесь у меня беспроцентный кредит.
Марину охватил секундный ужас, поскольку в её кошельке лежали только «деревянные», да и то немного, но произнесённое Велиором слово «кредит» натолкнуло её на спасительную мысль.
– Carte de crédit?[6] – с сомнением в голосе спросила Марина официантку.
– Oui, madame[7], – кривенькими зубками улыбнулась та.
Марина совершенно искренне улыбнулась в ответ. Официантка взяла из её рук карточку и, вильнув тощим задом ушаркала куда-то за стойку. Через минуту у Марины тренькнул мобильник.
«Двенадцать евро, – подумала Марина, читая сообщение, – ни фига себе кофе попила…»
Вернулась официантка с карточкой, ручкой и чеком. Марина, не глядя, расписалась и спрятала карточку обратно в кошелёк.
Не поворачивая головы, Велиор проводил тощую фигуру официантки глазами, а потом посмотрел на Марину.
– Ну, раз мы с вами обо всём договорились, давайте попрощаемся.
– Разве мне не надо что-нибудь подписать? – с иронией в голосе спросила Марина.
– Вы уже подписали, – ответил Велиор и взглядом указал на чек.
Оторопевшая Марина не сразу смогла взять в руки не желающий разворачиваться свиток, в котором обнаружилось огромное количество мельчайшего текста. Марина пыталась вчитаться, но смогла разобрать только первое слово: «Contractus».
– Это по-латыни, – пояснил Велиор, – традиции, будь они неладны.
Марина почувствовала, что у неё от страха начинает сводить живот.
– А что… что там написано? – произнесла она тихо.
– Ничего такого, успокойтесь, – оскалился Велиор, – договор типовой, но обязанности сторон там отражены.
Марина шумно сглотнула, и в этот момент на чек упала красная капля, моментально превратившись в расплывшуюся кляксу.
– Ой… – пискнула Марина, и что есть силы задрала кверху не ко времени потёкший нос.
Улыбка Жерара теперь не выглядела забавной, скорее, издевательской.
– Ну, вот теперь абсолютно все формальности соблюдены, – удовлетворённо сказал Велиор и протянул Марине белоснежный платок.
Марина немедленно приложила его к носу и проскулила:
– Что же мне теперь делать?
Прежде чем ответить, Велиор поднялся с места, обошёл Марину с тыла и, положив руки на плечи, над самым ухом произнёс:
– Живите спокойно, всё будет хорошо, я обещаю.
Какое-то время он молчал, мягко поглаживая Маринины плечи, а потом добавил:
– А вы обещайте мне сходить на курсы.
– Обещаю, – сказала Марина, которой вдруг стало очень и очень спокойно.
7. Внутренняя Венеция
По указанному в визитке адресу Марина прибыла с опозданием в пятнадцать минут. Легко вбежала по ступенькам широкой парадной лестницы, растолкала стеклянные двери и влетела в слабоосвещённое фойе. Дальше путь преградил стол с вохрушкой, телевизором и фикусом. В телевизоре юродствовал нечёсаный Малахов.
– Вы куда? – воспрянув ото сна, пробасила вохрушка.
– Я на курсы, – ответила Марина с интонацией опоздавшей школьницы, за что ей сразу стало стыдно.
– Четвёртый этаж, направо, до конца, – возвращаясь к Малахову, бросила вохрушка, – лифт не работает.
Пока Марина скакала по лестничным пролётам, её обмотал знакомый запах – студенчества и праздности. В голову пришла неожиданная мысль:
«Все институты, по большому счёту, пахнут одинаково, – подумала она, – молодостью. Отличаются лишь оттенки, определяемые специализацией…»
Четвёртый этаж. Длинный, длинный темнющий коридор, в конце которого свет. Единственная открытая дверь. Марина просунулась внутрь, выставив вперёд папку, словно щит. Извиниться за опоздание ей не дали.
– Вы – Марина? – спросила крупная тётка в диких бусах.
– Я, – ответила Марина.
– Мы вас заждались!
Тётка взяла Марину под локоть и отволокла в конец аудитории, где стояла сделанная из обшитых ватманами «раскладушек» ширма.