Марина давно работала в конторе и потому прекрасно знала золотое правило общения с руководством: «с дураками не спорить». Проще говоря, покорно кивать и соглашаться с каждым словом начальника до тех пор, пока тот, наконец, не иссякнет и не отвалит к себе в логово дальше портить воздух и заниматься хернёй. Или же не пойдёт в компании равных себе и ещё парочки жополизов из простых курить.
– Последнее время с тобой одни проблемы, – продолжила гундеть Дьяволина, – постоянно ведь косячишь. Только на прошлой неделе за тобой два раза исправлять пришлось. Теперь вот, моду взяла опаздывать…
– Я постараюсь исправиться, – воспользовавшись паузой, вставила Марина, но это не помогло.
– …я одного не пойму, тебе что, работать у нас надоело? Или мы тебе слишком много платим? Ты только скажи, мы всё поправим! Мигом!
За долгое время издевательств у Марины выработался своеобразный защитный рефлекс, а точнее, оригинальный способ пассивной борьбы со злом: во время таких головомоек она мысленно пересчитывала недостатки агрессора. В этот раз она начала с толстеющей с каждым годом начальственной задницы, потом перешла ко влажным подмышкам, продолжила дрябловатой кожей на шее и закончила малозаметным, но существующим пятном на блузке под левой грудью, которая к тому же была старой и плоской. Каждый новый прокол в образе начальницы заставлял Марину слегка улыбнуться и несколько нивелировал полученные до этого тычки.
Дьяволина неожиданно замолкла:
– А чему это ты улыбаешься? Я что-нибудь смешное сказала?
Марина моментально проглотила улыбку:
– Вам показалось, Ангелина Анатольевна.
– То-то…
Какое-то время Марина и её разгневанная начальница провели в молчании. Первой сказать было нечего, а последняя, похоже, сбилась с мысли, если таковая вообще присутствовала.
– Ещё одно опоздание – и подам на депремирование, – наконец-то сформулировала свои требования Дьяволина, – понятно?
– Как скажете, Ангелина Анатольевна, – покорно кивнула Марина.
– И не забудь задержаться после работы на… – Дьяволина бросила взгляд на свои огромные блестящие часы, – шестнадцать минут.
Потом шваркнула о подчинённую удовлетворённым взглядом и пошла прочь.
– Гори в аду, старая корова, – тихо сказала Марина удаляющейся сутулой спине, на которой она только что узрела ещё одно пятно.
Марина долго не могла понять, почему именно в этот день, когда и так всё плохо, когда зима решила напомнить расслабившимся москвичам и гостям столицы, кто в городе хозяин, её начали гнобить с самого недоброго утра, но потом всё встало на свои места. Дело было в счастье, которое светилось в Марининых глазах даже после утренних пистонов. Его нельзя было не заметить. Именно оно, это счастье, так взбесило разведённую толстую стареющую Дьяволину. Такие, как она, безошибочно его чувствуют, как, впрочем, и чужое горе.
Марина смотрела на себя в зеркало в женском туалете, и не могла поверить в то, что видит себя, а не какую-то другую молодую женщину, которая провела ночь у любимого мужчины и собирается повторить это минимум тысячу и один раз. Марина оперлась на раковину и прикрыла глаза. В её голове пронёсся трейлер вчерашней ночи в формате «3D». От увиденного под лифчиком, с застёжкой которого вчера так долго не мог справиться Михаил, забилось чаще.
– Ты в порядке? – послышалось сзади.
Марина открыла глаза и увидела в зеркале рядом со своим обеспокоенное лицо той самой Аллы из «логистики», с которой они здорово поржали на инструктаже по технике безопасности.
– Тебе что, плохо? – не дождавшись ответа, снова спросила Алла.
– Нет, всё хорошо, – ответила быстро пришедшая в себя Марина и улыбнулась, – просто не выспалась.
Алла внимательно посмотрела сначала в один глаз Марине, потом во второй:
– А чего такая бледная?
– Бледная?
Марина бросила взгляд в зеркало.
– Действительно, бледная, – согласилась она и вдруг почувствовала чужую руку у себя на запястье. От неожиданности Марина слегка дёрнулась.
– Спокойно, я в «меде» целых три семестра отучилась, – заявила Алла, – потом выгнали. Я только пульс проверю… так, нормальный… теперь пальцем нижнее веко опусти.
Марина сделала, что от неё просят.
– Гемоглобин у тебя низкий, – уверенно кивнула Алла, – иди, поешь чего-нибудь, желательно с мясом, и чаю с сахаром выпей.
– Кто б меня отпустил… – грустно ухмыльнулась Марина, – до обеда ещё два часа.
Алла скривилась:
– Забей на всё, здоровье дороже. Берёшь папку с документами потолще, говоришь: «Я в серпентарий, в смысле, в бухгалтерию», и идёшь, куда тебе надо. Я всегда так делаю. Главное, на обратном пути действительно зайди в бухгалтерию, поздороваться, и мобилу с собой возьми на всякий случай.
Марина подумала, что поесть – не самая плохая идея, поскольку у неё сегодня был только французский завтрак – кофе и секс.
– Кстати, я его знаю? – прервала его мысль Алла.
– Кого? – не поняла Марина.
Алла улыбнулась:
– Ну, того, из-за кого ты не выспалась.
Марина смущённо отвела глаза:
– Нет… он не из наших…
Неожиданно хлопнула входная дверь, и в зеркале появилось отражение главной бухгалтерши.
Алла сориентировалась мгновенно:
– Ладно, потом расскажешь, не забудь, что я тебе сказала… ча-о! – и, поздоровавшись с вошедшей, ускакала из туалета.
– Увидимся, – с искренней улыбкой ответила Марина и тоже пожелала здоровья маленькой, кривоногой, обвешанной с ног до головы золотыми цацками главбухше.
Та не удостоила ни одну даже взгляда.
У себя в отделе Марина молча положила в папку, в которой обычно носила письма начальству на подпись, первые попавшиеся документы, сделала вид, что до кого-то не дозвонилась, встала, с умным видом заявила: «Я в бухгалтерию!», и уверенной походкой пошла в буфет для простых на третьем этаже, куда обычно начальство не заглядывало.
Решение посетить «ведьм» и отменить заказ пришло к Марине после еды. Мысли подобного калибра почти всегда посещали её именно после приёма пищи. Так она решила поступать во МТУСИ, а не в МАИ, как хотела мама; так же – в двадцать лет съехать от родителей, хотя они были против; и уйти со старой работы, где хорошо платили, но к ней бесстыдно клеился один из заместителей генерального; и ещё много чего важного – должно быть, работал знаменитый принцип: «Сытый желудок вечера мудренее».
Но для того, чтобы не оказаться хуже татарина, Марине сначала надо требовалось позвонить. Телефон с визитки отозвался с третьего раза, трубку взяла как обычно весёлая Катрин.
– Марина, привет! – радостно сказала она. – Давно тебя слышно не было! Что-то случилось?
– Нет, ничего, – ответила Марина. – Я просто хотела спросить…
– Спрашивай!
Марина сделала глубокий вздох:
– Когда я могу к вам прийти?
– Да хоть сегодня! Подгребай к семи!
Марина с облегчением выдохнула:
– Что-нибудь купить?
На другом конце задумались:
– Нет, ничего… хотя, слушай, принеси какой-нибудь тортик, очень хочется…
– «Птичье молоко» подойдёт?
– Отлично, тащи! Я его обожаю!
Марина услышала, как за голосом Катрин фоном заиграл «Полёт валькирий».
– Ой, мобила звонит, – быстро сказала она, – давай вечером поговорим, хорошо?
– Хорошо, пока, – ответила Марина и отключилась.
Приём пищи благотворно повлиял на Маринино самочувствие. В отдел она вернулась совершенно другим человеком.
Задерживаться на рабочем месте на шестнадцать минут Марина не стала. Она прекрасно понимала, что коллеги могут стукнуть, но ей надоело бояться.
«Будь, что будет», – сказала она себе, собралась и пошла в ближайший супермаркет за тортиком.
Пока Марина тряслась в метро, она придумывала, что же скажет. Ей нужно как-то аккуратно подвести разговор к очень непростой теме. Или, может, просто рубануть с порога знаменитое Есенинское: «Проведите, проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека!»
Марина усмехнулась сама себе: «человека?!»
Неожиданно её пронзила мысль о том, что она могла бы просто пойти в незабвенное кафе «Се ля ви» и попытаться найти его там, и всё ему рассказать, но с удивлением осознала, что не помнит, где именно это кафе расположено. Марина начала срочно восстанавливать в памяти свой тогдашний маршрут, но так и не смогла вспомнить улицу, на которой ей попалась на глаза та самая низкая вывеска.
– Вот-те на… – сказала она вслух после дюжины неудачных попыток, – это что же, ранний склероз или шутки некоторых персонажей?..
Дверной колокольчик звякнул за Мариной в девятнадцать ноль семь. Её встретили, как родную – помогли раздеться, отобрали тортик и проводили до стола.
– У меня с «Птичьим молоком» давний роман, – с любовью открывая коробку, сообщила Софи, – мы с мамой до девяносто первого года жили на Херсонской, напротив фабрики, где эти торты делают. А при фабрике, разумеется, был магазин… помню, я после школы заходила туда и брала один себе с шоколадом и второй с халвой – маме. Половину своего съедала сразу, а вторую половину чуть попозже… Сколько я этих тортов сожрала, пока мы оттуда не съехали, подумать страшно!
– По тебе не скажешь, – заметила Марина.
Софи удовлетворённо провела руками по плоскому животу и талии:
– Это единственное, в чём мне повезло в жизни.
– Ха! Да за одно это любая тётка душу продаст, не задумываясь! – бросила Марина и тут же прикусила язык.
В её голову, точно сбившаяся с пути перелётная птица, залетела неожиданная и одновременно давно просившаяся мысль.
«И что ж я, овца, раньше об этом не догадалась!» – подумала она с ужасом.
Марина обвела ведьм слегка удивлённым взглядом. В ответ на неё посмотрели так, будто она только что призналась в любви к творчеству Стаса Михайлова или в том, что не бреет ноги. Марина смутилась и немного испугалась.
– Это шутка была, – сказала она, выдавив из себя улыбку, – возможно, не совсем удачная.
– Проехали, – махнула рукой Софи, – давайте лучше пожрём.