Это было самое верное решение. Дамы споро разделили чёрно-белую добычу на пять частей и стали поглощать её с нескрываемым удовольствием.
Вместе с тортом, вкуса которого почти не ощущала, Марина переваривала только что сделанное открытие.
«Теперь всё проясняется, – думала она, не отрывая взгляда от уменьшающегося с каждой секундой глазированного прямоугольника, – теперь всё понятно… Софи ест и не толстеет, Нина – в её-то возрасте! – носит парик. А Марго и Катрин? Что с ними-то не так? Но главное – тут всё по-настоящему…»
Чтобы не выдать себя озабоченным взглядом, Марина ещё долго смотрела в тарелку, а потом, когда ту убрали, переключилась на старую фотографию в картонной раме, которая висела за спиной у Марго. Заметив интерес к фотографии, Марго легко повернулась и сняла её со стены.
– Люблю хорошее довоенное фото, – сказала она и передала карточку Марине через стол.
На фото были изображены сидящие за круглым столом офицер и молодая девушка в легкомысленной шляпке с лентой. На столе стояла ваза с разлапистым букетом, а рядом серебряное ведро с бутылкой шампанского внутри и два фужера.
Марина внимательно осмотрела людей на фотографии, но ничего странного не обнаружила. Разве что лицо девушки показалось ей чересчур томным и немного знакомым. Марина перевернула фото и на обратной стороне прочитала:
Выпьемъ, добрая подружка, Бѣдной юности моей, Выпьемъ съ горя; гдѣ же кружка? Сердцу будетъ веселѣй…
– Что такое Ф.А.М.? – спросила она. – Точнее, кто?
– Феликс Арнольдович Мёллендорф, мой первый муж, – спокойно ответила Марго.
– Ваш кто? – переспросила Марина.
– Я же говорю: «муж». Законный супруг.
До Марины только теперь дошло, до какой именно войны сделано это фото: офицер в погонах, барышня в корсетном платье с рюшами, да и странное трёхстишье написано с ятями, которых Марина почему-то сразу не заметила.
– Это сколько же вам лет? – выпалила Марина, но сразу же осеклась и, кажется, покраснела. Она решила, что выдала себя с головой, что теперь все моментально поймут, о чём она думает, но Марго (как и остальные) и бровью не повела.
– Я же вам говорила, Мариночка, – сказала она несколько надменно, – без трёх… нет, уже почти без двух месяцев кошмар.
За столом стало неуютно тихо. Тикали старые часы, за стеклянной дверью гудела вечерняя Москва, в животе у Марины нехорошо заурчало.
– Марина, – сказала Катрин, – ты по телефону сказала, что хочешь с нами поговорить. Так?
Марина неуверенно кивнула.
– Ну, тогда сейчас – самое время.
«Действительно, самое время, – подумалось Марине, – другого просто не будет…»
– Я бы хотела с ним встретиться, – наконец сказала Марина.
– Для чего, позвольте спросить? – из-за дыма подала голос Марго. – Вы ведь уже встречались, насколько я знаю.
Марина снова кивнула. Она поняла, что «включить заднюю» у неё не получится – придётся врать.
– Понимаете, мне хочется, чтобы всё побыстрее произошло… сказала Марина, – ну, вы понимаете…
На неё смотрели удивлённо, и даже, возможно, совершенно искренне. Марину это немного смущало, но более всего (и заметила она только сегодня) на неё давило и несколько пугало то, что она говорила не с четырьмя разными женщинами, а будто бы с одним существом о четырёх телах. С некой единой силой, которую просто распределили по четырём фронтам и усадили вокруг одной единственной Марины. Бред, конечно, но ощущение казалось настолько сильным, что Марине так и не удалось от него избавиться – с того момента она уже не могла воспринимать «ведьм» поодиночке, а лишь в командном составе.
– Понимаем, – за всех ответила Марго, избавив Марину от дальнейших мучительных объяснений. – Но, к сожалению, можем вам помочь только в организации встречи, хотя это и не приветствуется. Остальное не в нашей власти…
– Вы нам очень симпатичны, Марина, – приняла эстафету Софи, – но всё, что происходит между вами, между вами и остаётся.
Марина не поняла, о чём они, но всё равно поблагодарила обеих. С ней картинно раскланялись и налили ещё чаю.
– Ну что, кто звонить-то будет? – спросила Софи.
– Кто же, как не я, самая старая из присутствующих здесь дам! – прокряхтела Марго, вызвав у окружающих смех.
С этими словами она достала из ридикюля знакомый Марине листок с коряво записанным телефоном гопника, положила на скатерть и аккуратно разгладила ладонями.
На столе откуда-то появился раритетный телефон с огромным дисковым номеронабирателем и огромной же трубкой, лежащей на развесистых рычагах. Марго взяла оперстнённой рукой чёрную трубищу и несколько раз с усилием крутанула диск.
– Здорова, Вася! – заорала она в трубку после приличной паузы. – Это бабаня Марго! Пахана свистни!
Из трубки донеслось что-то похожее на «сам перезвонит».
– Ну ладно! Подождём! Пакеда, Вася, черепам привет!
Марго водрузила трубку на рычаги и закурила.
– Этого гопника Вася зовут? – с удивлением спросила Марина.
– Да все они Васи, – махнула рукой Марго.
Телефон противно тренькнул минут через десять-пятнадцать, когда Марина уже перестала верить, что когда-нибудь вообще зазвонит.
– Тут одна девушка симпатичной наружности желает с вами как можно скорее встретиться, – сказала поднявшая трубку Марго совершенно нормальным голосом, – да, вот тут рядом со мной сидит…
Марина приняла трубку из её рук и приложила к уху прохладный бакелит.
– Добрый вечер, Марина, – сказала трубка.
– Здравствуйте, – ответила Марина она, побоявшись назвать визави по имени.
– Как я понимаю, вам не терпится. Я вас прекрасно понимаю. Чтобы ускорить процесс, мы поступим вот как…
Марина отметила про себя, что Велиор говорит отрывисто и чётко, словно отдаёт распоряжения войскам. Она даже на секунду представила его в мундире с эполетами на фоне развевающихся знамён.
– …в эту субботу в девять утра вам надлежит явиться в МИИТ на курсы живописи и рисунка. Туда же, где вы были в прошлый раз. Я там буду. Условия прежние. Придёте?
– Разумеется, – твёрдо ответила Марина.
– Вот и чудненько. Тогда до скорого. Ведьмам привет.
В трубке резко щёлкнуло.
– До встречи, – сказала Марина тишине.
– Ну что? – спросила Марго.
– Вам всем привет, – ответила Марина, аккуратно кладя трубку.
– А по существу?
– Всё хорошо, – рассеянно, с вымученной улыбкой ответила Марина, – спасибо за хлопоты.
Ночью Марине приснился почти тот же сон про аэропорт. Почти, потому что стрелка весов в нём не остановилась в зелёном секторе, а уверенно проследовала дальше и, пройдя жёлтый, примерно до половины залезла в красный. Марина посмотрела туда, где должна сидела дама в мундире, но её там почему-то не оказалось. Того, кто её заменил, пока Марина следила за стрелкой весов, через ставшее вдруг полупрозрачным стекло разглядеть не удавалось. Марина нагнулась к окошку и чуть не умерла от страха. Более жуткой картины ей в жизни видеть не приходилось. Прямо на столе сидел некто маленького роста с одним глазом. Вместо второго была безобразно взбухшая мозоль. Острые уши незнакомца несимметрично торчали в стороны, широко раздутые ноздри подрагивали, а из-под сросшейся верхней губы свисал раздваивающийся синеватый язык.
Марине захотелось срочно проснуться, но это оказалось непросто. Она понимала, что видит всего лишь сон, что ей ничего не угрожает, но не нашла ничего лучшего, чем закричать, и в итоге проснулась от собственного крика.
9. Портрет Саши Грей
Существует масса историй, когда портрет похищает что-нибудь у того, кто на этом портрете изображён. Жизнь, душу, молодость… Обычно в этом контексте вспоминается Оскар великолепный, но, поверьте, тема не нова. К ней обращались и до него и после. История же Михаила оказалась прямо противоположной, в том смысле, что обокраденным оказался художник, а не модель. Проще говоря, он сам.
Это случилось в незабвенное лето девяносто шестого года, когда царь Борис корчился в безобразных предвыборных па, а вся страна корчилась от той безобразной и невыносимой жизни, в которую её вверг сей танцор. Именно тогда безработный художник Михаил Волошин столкнулся с такой серьёзной для почти женатого мужчины проблемой как новая любовь. Столкнулся в прямом смысле слова – она, эта любовь, выскочила на велосипеде из-за угла и сшибла не успевшего испугаться Михаила с ног.
До этого момента он преспокойно курил около сельпо в подмосковном Вороново, где у родителей его почти жены была дача, и ждал эту самую почти жену с покупками. Удар пришёлся в правый окорок. Скорее от неожиданности, нежели от силы воздействия, Михаил ахнулся навзничь, разметав по сторонам руки. Приземление на пятую точку вышло достаточно жёстким, но вполне терпимым, а вот удар головой о сухую и твёрдую землю на несколько секунд отключил Михаила от окружающей действительности. Придя в себя, он какое-то время созерцал безоблачное подмосковное небо, по которому не спеша пролетал белоснежный «Боинг», а после увидел прямо над собой маленький золотой кулончик в виде двух переплетённых между собой рыбок.
«Рыбы, – подумал Михаил, – с девятнадцатого февраля по двадцатое марта».
По тоненькой цепочке, на которой висели рыбки, его взгляд поднялся до загорелой шеи, а после сам собою заполз в вырез тоненького летнего платьица, где его ждал дорогой каждому мужчину вид, который, впрочем, тут же прикрыла узкая кисть, лишённая колец.
Михаил поднял глаза чуть выше и увидел окаймлённое тёмно-русыми кудрями совсем юное личико, за которым соломенным нимбом торчала шляпка.
– Вы не ушиблись? – спросила виновница ДТП.
В её голосе чувствовалось столько беспокойства и заботы, что Михаилу стало стыдно.
– Спасибо, я в норме, – сказал он, пытаясь встать, – сам виноват, надо по сторонам смотреть…
Девушка хотела ему помочь, но Михаил справился сам. Поднявшись, он смерил её взглядом и непроизвольно улыбнулся – та оказалась до того худенькой, что было совершенно непонятно, ка