Увлечение новыми возможностями стиха характеризуют пьесы Д. Варравина, поэта, для которого организм природы и организм слова связаны нераздельно.
Есть какая-то растительная жизнь, есть боль, есть удивление и восторг, есть кроткость и набожность в словах Рюрика Ивнева. Большеглазая детскость, выращенная в квартире – каждое слова точно комната, в которой и ковер, и стол, и зеркало… а иногда и изображение в этом зеркале – свое, глаз, ушей, пробора, волос, колпака… Иногда странные «почему-то», будто белая кровь, будто счастие в несчастье. А стиль напряженный, четкий, хрупкий:
Мне нравится моя новая прическа…
. . . . . . . . . .
Одену я колпак дурацкий
И стану бродить по Руси.
Кликушество, затаенный и явный страх – от страха бьющиеся друг о друга слова, а меж них, мертвый, пугающий, лик поэта. Т. Чурилин в «Весне после смерти» заразил свои слова каким-то безумием, в котором он заставляет их биться; даже и в период расцветшей, и расцветающей «Весны».
Сред сред салонных пятница голубая,
(Пятница, пятница, пятница – голубятница…)
Слова в лирике К. Большакова всегда нарядны и соперничают друг с другом в силе выразительности и сравнения:
У меня глаза, как будто в озере
Утопилась девушка, не пожелавшая стать матерью,
Это мои последние козыри
у жизни, стелющейся белоснежной скатертью.
Совсем по-особому мечтательны и философичны слова, с которыми приходит Н. Бурлюк в поэзию. Углубленное искусство стиха, лирика и лиризм, сплетенные друг с другом.
Пусть в современной лирике еще нет религий, учений, мудрости, зато в ней яркое слонце, несущее радость за русское искусство.
А. К. «Машков, Кузнецов, Сарьян, Лентулов, Кончаловский, Бурлюк, Уткин, Куприн, Мильман»
Наблюдатели искусств, стремясь объяснить явления живописи, любуясь каким-нибудь отдельным моментом ее истории, счастливы бывают отметить, что облюбованная ими группа как нельзя лучше продолжает мастерство уже установившихся образцов живописи.
Вопросы эволюции искусства и революции художнического творчества разрешаются пристрастными любителями исторической перспективы, конечно, в пользу эволюции.
Нам же вопросы «почему» – не важны. Генезис нашей эстетики, вкуса и потребности с исторической – или иной точки зрения – мы оставляем в стороне. Нам в нашей попытке художественной характеристики важно только то, что определенная группа художников создает какое-то искусство, которое мы потому называем современным, что оно отвечает нашей настоящей живописной потребности. Мы любуемся только теми мастерами, которые создают сущность наших настоящих эстетических императивов. – La peinture c’est vous!
Павел Кузнецов. Влюбленность в пески и цвет Востока. Восток, не как этнография, чуждая национальность, а как утонченное любование жизнью иной. Восток – как форма, вбирающая восприятия Европы. Не экзотика, а грустность, тонкость – вся в изысканной манере мастера. Сарьян. Восток, но совсем иной. Сарьян, обязанный всем своим существом Востоку, его поэзии, мифу и отношению к вещам и людям, весь в нем, в его желтом цвете, в медленности и крике. Но в совершенстве своем (примитив) в композиции, технике – это, конечно, художник русский, художник от русской Европы. Илья Машков. Прежде всего определенно художник от Русской Земли, прошедший через увлечение французскими ультра-реалистами (Эдуард Мане, Клод Моне, Сезанн) и создавший с виртуозностью форму красочного натюрморта. Культ видимого реализма – лишь внешний повод к проблеме живописности*. Тайна художника в том, что его «реализм» разрешает ту проблему искусства, которая не понимает культа форм природы как искусства. Аристарх Лентулов. Живопись это, прежде всего, цвет (а не краска), цвет, в котором и время и пространство – отсюда форма и фантастика, стремящаяся объять макрокосм. Так мало красок в палитре (всего семь), но в творческом вдохновении превращаются в чудеса золотой солнечной яркости, разлившейся в бытии. Любя и принимая мир – любование собственным мастерством – даже в таких вещах, как «Москва». (Собрание В. В. Лабинской) Петр Кончаловский. В своем творчестве продолжает задания западных мастеров. Дорога, ценна и понятна нам, как высшее достижение, излюбленная художником гамма переходов от фиолетового к серому, мягкая в своей качественной материальности. В отношениях к живописному материалу комбинация сущности цвета, а не краски (раскрашенности). Давид Бурлюк. Весь от культуры. Русский лубок, старые книги, гравюры, эстампы, старинные письмена, от иконографии до гиероглифов – вот источник вдохновения и тот материал художника, который преломляется у него в вечном стремлении найти какое-то новое выражение форм живописи. Петр Уткин. Лирик. Жест и поза, чарующие своей мечтательностью. Художник большой выразительности и глубины. Александр Куприн. Синтез форм. Изысканность. При минимуме средств выражения – достижения подлинной живописи. А. Мильман. Природа важна постольку, поскольку ее пейзаж есть повод для натюрморта. Предметы – только в комбинации, способствующей выявить организм своей формы. Москве, как некогда Искусство Италии Флоренции и Риму – обязано русское искусство вообще, а русская живопись в частности. Поистине вправе она дать имя свое своим ярким мастерам.
* Реализм отличается от натурализма своим эстетическим содержанием.
Дм. Вараввин. О стихе В. Хлебникова
Осин серебряные бревна
сумрак пронзили седой
и стоят две водяные царевны
одежды зеркальной водой
они серебряною зыбью
замутив реки залив
ночью купая тело рыбье
от ткани тайну оголив.
При разборе пользуюсь такими обозначениями, как двудольник и трехдольник, искусственными и мало характеризующими русский стих, единственно потому, что это представляется удобным, по отношению к Хлебникову. Собственно говоря, правильнее было бы схематизировать, не разбивая на стопы.
Схема:
[схема]
1-ю строку можно рассматривать, как двудольник: ямб, ямб, пиррихий, ямб; 2-ю – как трехдольник: трехстопный метрический дактиль; 3-ю – с очень интересным ритмическим ходом – тоже как трехдольник: анапест, дактиль, дактиль и дактиль усеченный; 4-ю – трехдольник: метрический трехстопный амфибрахий; 5-ю – двудольник: ямб, ямб, пиррихий, ямб; 6-ю – двудольник: пиррихий, хорей, хорей и хорей усеченный; 7-ю – трехдольник: дактиль четырехстопный с паузами во 2-й и 3-й стопах (4-я усечена), и 8-ю – снова двудольник: ямб, ямб, пиррихий, ямб. Это бросающееся в глаза соединение двудольников с трехдольниками, выраженное с такой настойчивой яркостью, можно встретить редко у других поэтов. У Хлебникова же оно не случайно:
«это жестоко, – она отошла –
и, руки протянув, вздохнула»
Дактиль четырехстопный и четырехстопный ямб с привходящим пэаном (пиррихий во 2-й стопе);
«Старый игрок! Не прогнал тебя некто, давно пора с земного шара».
Четырехстопный дактиль и метрический четырехстопный ямб;
«Семь могучих оборотней
Товарищ и друг»
Четырехстопный хорей с привходящим пэаном (пиррихий в 3-й стопе) и двухстопный амфибрахий;
«Гилеи великой знакомо мне имя
но зачем ты оставил свой плащ и штаны?…
…мы предстанем пред ними
как степные скакуны»
1-я строка – амфибрахий, 2-я – анапест, 3-я и 4-я: анапест двустопный и пиррихий, хорей, пиррихий, усеченный хорей (мне кажется вернее так разобрать эту строку, а не, как трехдольник-анапест с лишним слогом во второй стопе);
Не две восковые свечи прудов
лебяжья думает чета
о белые тени белых лугов
о белая ночь и высота
[схема]
1-я строка – амфибрахий с паузой в 3-й стопе, 2-я – ямб, пиррихий, ямб, 3-я – сходна с 1-й и 4-я – редкий ритмический ход – амфибрахий с паузой ударяемого слога в 3-й стопе и неударяемого во 2-й.
Примеров соединения двудольников с трехдольниками у Хлебникова можно было бы привести еще очень много, но мне думается, что и эти достаточно убедительны. Привожу отрывок еще одного стихотворения, ритмическое богатство которого предоставляю без схематического разбора – уловить читателю (хлебниковское выявлено в нем с силой):
Вы помните о городе, обиженном в чуде,
чей звук так мило нежит слух,
и, взятый из языка старинной Чуди,
зовет увидеть вас пастух.
С свирелью сельской (есть много неги в сельском имени)
молочный скот с обильным выменем,
немного робкий перейти реку, журчащий брод.
Все это нам передал в названьи чужой народ…
Другой особенностью хлебниковского стиха являются очень часто встречающиеся ударяемые слоги рядом – или спондей – или молосс, или же, просто, ударяемый конец одной стопы и ударяемое начало соседней. Примеры:
«Чувствую, что нужно протянуть руку прямо еще»
«Сильных рук взмахом играя наглей!»
«И стоят две водяные царевны»
«Они сядут на нас белые»