сь собрать, – несколько стрелецких приказов, солдатских и рейтарских полков. Когда восставшие возвратились в царскую усадьбу, то попали в засаду – стрельцы и солдаты с одной стороны, а рейтары с другой зажали бунтовщиков в «клещи» и погнали к реке. Небезынтересен тот факт, что на стороне восставших находились и московские стрельцы – всего, по данным В. И. Буганова, 33 человека из разных приказов: «Из них шестнадцать были из приказа И. Монастырева, восемь – из приказа А. Лопухина, другие – из приказов Б. Бухвостова, А. С. Матвеева, Г. Астафьева, Г. Аладьина, М. Ознобишина, Я. Соловцова…»[448]. Если подсчитать примерную численность упомянутых приказов (от пятисот человек в подразделении) и сравнить с числом стрельцов-бунтовщиков, то получится следующее соотношение – тридцать три «вора» на примерно шесть и более тысяч лояльных правительству стрельцов. Кто же были эти тридцать три недовольных? Возможно, это были обнищавшие, задолжавшие люди, представители стрелецкой бедноты. К сожалению, пока не обнаружено никаких данных о причинах выступления этих людей против правительства и их имущественном положении. Тот же Кузьма Нагаев, хоть и служил в элите элит – Стремянном приказе, в злополучное утро восстания находился не со своим приказом в Коломенском, а в московском кабаке.
Интересно, что количество солдат «нового строя» – участников восстания значительно больше, чем московских стрельцов, тем более это были солдаты Первого Выборного полка Аггея Шепелева. Выборные полки комплектовались из детей боярских, беспоместных дворян, городовых казаков и черносошных крестьян. Выборные солдаты считались по своему социальному положению выше стрельцов (или равными, если Выборные солдаты были не из дворян и детей боярских, а из дворцовых крестьян и т. п.). В официальных документах, содержащих описание состава воеводских полков и т. п. войсковых соединений, Выборные полки упоминаются раньше московских стрельцов, сразу после дворян[449].
2. Московские стрельцы и восстание Степана Разина
Начало 70-х гг. XVII в. ознаменовалось для стрельцов участием в подавлении восстания под предводительством Степана Разина, которое из казачьего бунта переросло в полноценную партизанскую войну. Московские приказы действовали и как гарнизоны крепостей, и как пехота на поле боя, и как речной десант, и даже привлекались для антипартизанских штурмовых действий. В условиях внутренней войны к боеспособности московских стрельцов предъявлялись точно такие же профессиональные и морально-этические требования, как и в случае внешней войны, и соответствие стрельцов этим требованиям было главным условием политической лояльности царской администрации и лично самодержцу.
2.1. Первые бои с повстанцами
Одна из самых ранних командировок московских стрельцов на войну против голутвенных казаков состоялась в 1667 г., когда до Москвы дошли известия о разорении Разиным Яицкого городка. По этим «вестям» в Астрахань был отправлен И. С. Прозоровский, которому, в числе прочих войск, были приданы «четыре приказы московских стрельцов с головами…»[450]. В 1668 г. «воровские казаки», поданным отписок воеводы, сосредоточились на Кулалинском острове. Для их разгона и возможной ликвидации Прозоровский выделил одного из своих «товарыщей», князя С. И. Львова «с московскими и верховых городов и с астраханскими многими людьми и с пушки, и с гранаты, и с всякими пушечными запасы…»[451]. Однако еще до посылки князя с отрядом к казакам с дипломатической миссией были направлены московский стрелецкий сотник Н. Сивцов и московский стрелецкий пятидесятник С. Мисчилин. Разинцы убили сотника «ночью до смерти» и тело бросили в реку (судьба пятидесятника неизвестна). После убийства посла Львов действовал решительно. Князь с пехотой высадился на Кулалинском острове и напал на «воров», укрепившихся в «городке»[452]. Судя по материалам отписок, в этой схватке приняли участие московские стрелецкие приказы Федора Головленкова, Василия Пушечникова, Петра Лопухина, Кузьмы Хомутова и саратовский городовой стрелецкий приказ Марка Рожнова[453]. Потери стрельцов составили 57 человек. Бой за городок был упорным, но не перешел в рукопашную схватку. Стрельцы и казаки вели перестрелку, в ходе которой преимущество оказалось за «царевыми» людьми, у которых были пушки, ручные гранаты и профессиональная выучка. Казаки вынуждены были отступить. На основании данных о захвате 112 пленных – астраханских стрельцов, приставших к разницам после разорения Яицкого городка[454], можно предположить, что отряд Разина не просто потерпел поражение, а был разгромлен. Именно поэтому астраханские стрельцы сдались в плен, с целью спасти жизни и положение. У них был шанс достаточно легко избежать наказания под предлогом «невольно угнанных». Кроме того, в плен попали несколько казаков, которых Разин попытался освободить. У Черного Яра отряд Разина вступил с московскими стрелецкими головами в переговоры о выдаче пленников, которые ни к чему не привели[455]. Вступать в открытый бой с московскими стрельцами, не имея численного превосходства или каких-либо иных факторов превосходства, Разин не решился и ушел со своими казаками к Царицыну, позднее – к Астрахани. Упомянутые приказы вернулись в Москву и приступили к несению повседневной службы.
В 1670 г. на Низу сохранялась довольно напряженная обстановка. В Москве приняли решение об усилении московскими стрельцами и солдатами Выборных полков городовых приказов Воронежа, Коротояка и Тамбова. В июне 1670 г. в эти города отправились: в Тамбов – полуголова Григорий Салов, два сотника и двести десять московских стрельцов, в Воронеж – сотник Леонтий Бекорюков и сто московских стрельцов, в Коротояк – сотник Илья Тебеньков и сто стрельцов.
Московские стрельцы на живописном листе «Отпуск стрельцов водяным путем на Разина» – Фомичева 3. И. Редкое произведение русского искусства.// Древнерусское искусство XVII в. М., 1964. С. 317–322.
Возможно, это были подразделения сборные или же выделенные из приказов «пятисотых», которые чаще использовались для внутригосударственных «посылок», чем приказы «семисотые» и тем более «тысячные». Контингенты были наделены жалованьем, подъемными, а также оружием и боеприпасами. Стрелецкие отряды получили также «8 знамен, 8 барабанов, 10 протазанов, 3 пушки. Да в запас дано в Воронеж и на Коротояк по шти знамен киндячных, по шти барабанов…»[456]. Отдельно в города были направлены обозы с оружием для раздачи «новоприборным стрелцом по 400 мушкетов в город»[457].
2.2. Падение Царицына
Немаловажно, что Разину сочувствовало население и гарнизоны Астрахани, Царицына, Симбирска и многих других городов. Местные городовые стрельцы, возмущенные постоянными задержками в выплатах жалованья, также поддерживали Разина. В такой ситуации атаман сумел быстро захватить практически весь Низ. Первым испытал удар восставших Царицын (ныне Волгоград). Царицынские жители и гарнизон перешли на сторону Разина, как только повстанческие отряды появились под стенами города. Немногие московские стрельцы (по данным донесений очевидцев —10 человек) и воевода отбивались до последнего, запершись в одной из башен[458]. Разницы, в свою очередь, пленных не брали. Контингент московских стрельцов, размещенный в Царицыне, был уничтожен целиком. Таким образом, царицынская крепость, полностью перекрывавшая своими пушками фарватер Волги у города, оказалась под контролем восставших. Захват Царицына позволил Разину обезопасить себя от нападений правительственных войск с верхней Волги и сосредоточиться на взятии Астрахани.
2.3. Царицынская трагедия
До Кремля доходили лишь глухие отзвуки разинских действий на нижней и средней Волге. Полной картиной информации московские чины не располагали. Было принято решение направить сводный приказ московских стрельцов под командованием головы И. Лопатина на усиление астраханского гарнизона. В состав приказа вошли стрельцы из приказов Ивана Зубова (героя «Щекавчищины» 1658 г. – обороны Киева от войск Данилы Выговского), Григория Остафьева, Ивана Полтева и Якова Соловцова[459], Ивана Полтева, Артамона Матвеева (друга самого царя Алексея Михайловича), Андрея Веригина[460]. Интересно, что в состав сборного приказа входили стрельцы Якова Соловцова, т. к. его приказ был «Стремянным». Головой сборного приказа был назначен И.Т. Лопатин, полуголова приказа В. Л. Пушечникова. Его имя известно по документам уже с 1660 г., когда он участвовал в составе своего приказа в битве под Полонкой (Ляховичами)[461] и сумел выжить и во время окружения стрелецких приказов польско-литовской конницей, прорыва окружения и длительных арьергардных боев, когда потери составили более двух третей от всего состава подразделений. Очевидно, что Лопатин был умелым и опытным командиром. Сочетание двух таких факторов, как наличие в сборном отряде стрельцов из наиболее заслуженных «тысячных» приказов, тем более Стремянного приказа, а также назначение обладающего большим военным опытом И. Лопатина делает несостоятельной версию об удалении нежелательных элементов из московского стрелецкого корпуса на службу на Низ. Наоборот, логично считать, что подразделение было собрано из опытных воинов под командованием заслуженного командира и предназначалось для активного противодействия повстанцам.
В июле 1670 г. царская администрация еще плохо владела информацией о масштабах восстания и упустила драгоценное время. Как известно, приказ Лопатина попал в засаду у Царицына, где был атакован казаками на лодках и стругах. Атаман Разин блокировал берега Волги конницей, предотвратив возможность высадки стрельцов. Московские стрельцы приняли бой на воде и открыли огонь по казакам, продолжая грести. Голова Лопатин, по-видимому, надеялся пробиться к царицынской крепости и уйти под защиту крепостной артиллерии. Он не знал, что крепости и пушки захвачены разницами, а воевода и верный присяге гарнизон перебиты. Плотный огонь не позволял казакам приблизиться к стрелецким стругам. По некоторым данным современников, в этом бою Разин был ранен в руку[462]. Как только пушки Царицына обстреляли стрелецкие суда, все было кончено[463]. Потери в казачьих рядах и сам статус «московских» не оставили стрельцам шансов на пощаду. Погибли или были замучены практически все офицеры, в том числе и сам голова Лопатин: «…и говорит де (Разин. – А.П.) и бранит московских стрельцов и называет их мясниками: вы де мясники, слушаете бояр, а я де вам чем не боярин?… А голову Ивана Лопатина и сотников московских стрельцов и пятидесятников побил и обножа, пометал в воду. И стрельцов де метал в воду живых, связав человека по два, и наругаючи, на воде их колол дротиками…»[464]. Те из стрельцов, кому посчастливилось выжить, попали гребцами на разинские струги. Степан Разин ненавидел московских стрельцов. Именно он прозвал их «мясники» и заставлял пленных брить бороды. Большее унижение для мужчины XVII в. было трудно придумать, т. к. борода у русских православных людей, в т. ч. и у донских казаков, считалась символом мужского достоинства и чести. Интересно, что выжившие после Царицынского разгрома московские стрельцы в большинстве не примкнули к повстанцам. Всеми правдами и неправдами они уходили из плена, бежали поодиночке и группами, пробирались в Воронеж или Белгород к воеводам. С собой беглецы приносили разведданные и чувство мести за пережитый позор и погибших товарищей. Стрельцов допрашивали и отправляли в Москву, на прежние места службы[465]. Как могло получиться, что отборный отряд Лопатина был уничтожен повстанцами? Думается, не следует упрекать стрельцов в воинском неумении или в отсутствии мужества. Возможно, стрельцы погибли, т. к. Разин использовал ряд преимуществ. Прежде всего, многократный численный перевес. Против тысячи стрельцов действовало несколько тысяч казаков, причем стрельцы находились в растянутом по течению реки караване и не могли создать численного перевеса ни на одном из участков боя. Кроме того, у Разина были пушки царицынской крепости. Но самое главное московские стрельцы находились в полном информационном вакууме и не ожидали, что Царицын окажется зоной боевых действий. Немаловажно, что население Поволжья симпатизировало Разину, а не правительственным войскам. Разин узнал о движении отряда Лопатина заранее, в то время как стрелецкий голова о произошедших на Низу событиях и тем более о падении Царицына не знал ничего. По-видимому, нашлись люди, предупредившие Разина, в то же время Лопатина никто предупреждать не торопился. Возможно, стрельцы не выставляли дополнительные караулы, будучи уверенными, что идут по своей территории, и везли оружие нерасчехленным. Также вполне возможно, что боеприпасы, в т. ч. порох, не были розданы заранее, а также не палились дежурные фитили. Тем не менее стрельцам удалось удерживать казаков на расстоянии от своих стругов, и только царицынские пушки решили исход боя в пользу Разина.
Почти одновременно с гибелью приказа И. Лопатина были атакованы восставшими башкирами московские стрельцы приказа Федора Головленкова, направлявшиеся в Москву. С башкирами «бой был большой», причем силы повстанцев были таковы, что заблокировали стрельцам дорогу на Самару[466]. Московские стрельцы, находившиеся в гарнизоне крепости Камышинка, были разбиты разницами. Часть гарнизона сумела спастись и отступить вверх по реке, к Саратову[467]. Другие, вместе с воеводой, попали в плен. Голова московских стрельцов В. Лаговчин, находившийся в это время в Саратове, пытался наладить рассылку разведчиков, сбор информации и своевременную ее передачу в Москву[468]. Приказ Лаговчина, возможно, усилил саратовских городовых стрельцов.
2.4. Гибель Астрахани
Вслед за Царицыным пала Астрахань. Еще в Царицыне Разин знал, что штурм города не будет легким и спешным, т. к. в его лагерь приезжали «послы» от астраханского посада и городовых стрельцов с заверениями: «…с ним, Стенькою… их астраханские жители учнут битца для поманки..-»[469]. При подходе к городу разинских отрядов горожане и астраханские стрельцы открыли ворота перед казаками и вели огонь «одним порохом», т. е. имитировали стрельбу: «своровали… изменили и… Астрахань здали»[470]. Только небольшие группы персидских купцов – «тезиков», воевода, служилые дворяне и московские стрельцы сражались до конца. Победить они не могли, но и в плен не сдавались. Московские стрелецкие приказы, находившиеся в Астрахани, исполнили свой долг. Два полностью погибших во время боев в Астрахани московских приказа (Дмитрия Полуехтова и Алексея Соловцова) впоследствии никогда не были возобновлены.
2.5. Московские стрельцы в обороне Симбирска
Одна из ключевых крепостей на Волге, Симбирск (ныне Ульяновск) осталась в руках правительственных войск только благодаря твердости духа воеводы И. Милославского и стойкости московских стрельцов. Под командованием воеводы находились приказы Ивана Жидовинова (10-й приказ, синие кафтаны), Василия Бухвостова (21-й приказ, крапивные кафтаны) и Матвея Нарышкина (20-й приказ, коричневые кафтаны)[471]. Когда разинцы пошли на штурм, горожане дали залп холостыми и открыли ворота. Воевода с московскими стрельцами и зажиточными горожанами укрылся в цитадели-«малом остроге». Разин осадил симбирский острог и простоял под ним почти весь 1670 г. Тяжелая осада изнурила гарнизон, но позволила приковать к себе основные силы повстанцев. Ситуация, при которой «околничей Иван Богданович Милославский с синбирены и с московскими стрельцами в городе в осаде сидит…»[472], дала время на развертывание контрпартизанской борьбы князем Долгоруким и сосредоточение ударного кулака войсковой группировки князей Урусова и Барятинского. Осажденные терпели нужду даже в воде: «в Синбирску, государь, в рубленом городе один колодезь, и в том воды не будет на один день, в сутки не прибудет и четверти аршина… Станем сидеть в Синбирску до самой смерти московских приказов з головами и с стрельцами и з синбиряны добрыми людьми… А сю, Государь, отписку послали мы, холопи твои, Васильева приказу Бухвостова стрельцом с Ворфоломейкою…», но отбивали все приступы и крепость сдавать не собирались[473]. Возможно, стрельцы и симбирские жители хорошо знали о судьбе Астрахани, Царицына и др. взятых разницами городов, поэтому не питали никаких иллюзий по поводу отношения повстанцев к себе. Для московских стрельцов дополнительным и очень мощным поддерживающим моральным фактором была месть за товарищей и родню, погибших в Астрахани, отряде Лопатина и других боях.
Во время осады разинцы вели обстрел Малого острога и неоднократно штурмовали его. Повстанцы постоянно пытались поджечь стены деревянной крепости. Во время первого штурма Разин вместе со своими бойцами «навивал на телеги сено и подвозил под город и зажигал…». При ночном штурме разинцы попытались сделать «примет» под стену и зажечь его, но попытка оказалась неудачной. Восставшие выстроили вал, с которого стали забрасывать стены и сам Малый город горючими материалами, но царские воины завесили стены мокрыми парусами и потушили пламя[474].
Верные присяге люди бежали из разинского плена, в т. ч. и из-под Симбирска. Такой побег был делом рискованным и иногда мог закончиться гибелью беглецов: «…да тот жа де вор Стенька привез с собою в гребцах камышенского воеводу Юфима Панова. И он де, Юфим, в Синбирску подговорил с собою 30 человек московских стрельцов и с ними ис Синбирска убежал И ево, де, Юфима и стрельцов, догнав в Карсуни, Стенькины посылыцики порубили всех насмерть…»[475].
Благодаря оперативно поступающей информации власти сумели быстро отреагировать на расширяющееся восстание. На Волгу, в район наиболее активных боевых действий, был направлен полк воеводы князя П. Урусова. В него вошли оба Выборных полка полковников Аггея Шепелева и Матвея Кровкова, а также московские стрелецкие приказы Федора Александрова, Никифора Колобова, Андрея Веригина, Юрия Лутохина и Андрея Коптева[476]. Приказ Александрова ранее участвовал в боях против повстанцев гетмана Брюховецкого, приказ Коптева долго нес гарнизонную службу в Киеве. Приказы Колобова, Веригина и Лутохина к моменту включения их в полк Урусова были «пятисотыми», т. е. использовались не для ведения открытых полевых боев (хотя статус московских предполагал и такое), а для гарнизонной годовой службы в «украинных», т. е. пограничных городах Российского государства. Таким образом, отборная пехота, поступившая под командование воеводы Урусова, состояла из подразделений, имевших большой опыт полевых боев и антипартизанской войны, и из подразделений, хорошо знакомых с обороной пограничных городов. Для лучшей мобильности – «для поспешенья» – пехоту, в т. ч. и московских стрельцов сажали на подводы[477]. Обычно стрельцы везли на телегах боеприпасы, продукты, а сами шли в пешем строю[478]. Но война с разницами диктовала свои условия.
Решающее сражение между войском Степана Разина и группировкой князей Урусова и Барятинского состоялось под Симбирском. Барятинский планировал деблокировать осажденный острог, отбить разинцев от города и, если получится, разгромить.
В ходе ожесточенного двухдневного полевого сражения, в котором решающую роль сыграли стойкость стрелецких приказов и мощные удары дворянской и рейтарской конницы, Разин был разбит. «Вор Стенька» вывел в бой все свои силы: «Собрався с ворами с донскими казаки, и с астраханскими, и с царицынскими, и с саратовскими, и с самарскими ворами, и с изменники с синбирскими, и по черте из всех городов с ворами из розных городов с татары и с чювашею и с черемисок» и с мордвою с великими силами почел… наступать»[479]. Воевода Барятинский, «со всеми твоими великого государя ратными людьми разобрався и устроясь», атаковал разинцев. «И учинили бой, и на том бою ево, вора Стеньку, сорвали и прогнали. И собрався он, вор Стенька, со всеми силами с конными и пешими людьми и с пушками, и пришел к нему и учинил с ними бой, что люди в людех мешались и стрелба на обе стороны из мелково ружья и пушечная была в притин. И милостью божиею… тех воров побили безчисленно много…»[480]. Разин был несколько раз ранен и едва не попал в плен: «…а ево вора и крестопреступника Стеньку самово было жива взяли, и рублен саблею, и застрелен ис пищали в ногу, и одва ушол. А изымал де было ево алатарец Семен Силин сын Степанов, и тот Семен над ним, вором Стенькою, убит. И розбили де их всех врознь, а вор де Стенька з достольными людьми побежал к валу и башню запер. А бились де они с тем вором с утра до сумерек. И на том бою было взято языков 120 человек… Да на том же де бою взято у нево, вора Стеньки, 4 пушки, 14 знамен, литавры…»[481]. К вечеру к Симбирску подошли войска Урусова и Барятинского. Разбитые разницы укрылись на ночь в симбирском Большом городе. Атаман предпринял еще один отчаянный штурм Малого города: «в ночи вор учинил приступы с дровы ж…», но приступ был отбит. На следующий день, в результате атаки рейтар князя Барятинского, поддержанной фронтальной атакой стрельцов и солдат, разницы были разбиты окончательно. Самого атамана казаки увезли на струге в Царицын. Милославский писал царю: «В нынешнем государь во 179 годе октября в 3 день милостию государь всесильного Бога… ото врага божия и кресто-преступника вора Стеньки Разина с воровскими казаками Синбирск из осады очистился. И о том к тебе, великому государю, мы, холопи твои, писали наперед сего з головою московских стрельцов с Васильем Бухвостовым…»[482]. Голова Василий Бухвостов был отправлен с «сеунчем» не случайно – такова была награда голове приказа, выдержавшего осаду Симбирска. Заслуга московских стрельцов в обороне города была более чем велика. Многочисленные свидетельства источников – отписки воевод – свидетельствуют о том, что Симбирск не был сдан Разину только потому, что его обороняли московские стрельцы.
Интересно, что полевое сражение повстанцев с отрядом Барятинского шло по всем правилам тактики XVII в. Восставшие не сходились с царскими войсками врукопашную, а действовали, копируя тактику противника – сближались на дистанцию выстрела и вели перестрелку, сохраняя равнение и поддерживая дисциплину. Возможно, разинцы пытались копировать пехотную тактику, в частности, управление стрельбой и пехотой на поле боя. Косвенным доказательством этого могут служить барабаны, необходимые для отдачи сигналов и такого управления, захваченные у повстанцев царскими войсками. Но на стороне московских стрельцов и солдат Выборных полков оказались высокий уровень профессиональной выучки, лучшее обеспечение оружием и боеприпасами (в т. ч. и ручными гранатами) и наличие и синхронное с пехотой действие полковой артиллерии в боевых порядках, еще со времен русско-польской войны 1654–1667 гг. ставшее обычной практикой: «И на том де сходе околничей князь Юрья Никитич (Барятинский. – А.П.) бутто поторопился, и учел от воров подаватца назад, и навел тех воров на пехоту. И пехота де ис пушак и из ружья воров побили многих людей, а достальных учал сечь околничей з государевыми ратными людьми»[483]. С 60-х гг. в русской артиллерии велись опыты по применению гранатной стрельбы по противнику на дальних дистанциях[484]. Возможно, в данной битве царский воевода применил, наряду с притворным отступлением конницы, и эту тактику, т. е. разинцы начали терять своих ранеными и убитыми еще до подхода на дистанцию мушкетного выстрела. Таким образом, повстанческие отряды оказались втянуты в перестрелку, которую заведомо выиграть не могли, понесли потери и расстроили свои боевые порядки, чем немедленно воспользовались царские воеводы, которые ввели в бой дворянскую конницу и рейтарские роты.
2.6. Московские стрельцы в составе воеводского полка Ю. А. Долгорукого: контрпартизанские операции в Поволжье
Походы Выборных солдатских полков против разинцев в Поволжье получили детальное освещение в работе А. В. Малова[485]. Участие московских стрельцов в этих операциях до настоящего времени не было подробно раскрыто в работах исследователей.
Осенью 1670 г. из Москвы был направлен князь Ю.В. Долгорукий с войсками и полномочиями на подавление восстания в среднем Поволжье. Против разинцев под Симбирском действовал корпус князя Урусова и князя Барятинского. Московские стрелецкие приказы входили во все крупные войсковые соединения, собранные для борьбы с восставшими. Приказы Федора Головленкова, Василия Пушечникова, Тимофея Полтева, Петра Лопухина, Григория Остафьева и Луки Грамотна[486], подчинявшиеся воеводе Долгорукому, приняли участие в настоящей партизанской войне. Принцип комплектования этого сводного стрелецкого корпуса был полностью идентичен тому, по которому московские стрелецкие приказы были направлены в полк князя Урусова. Часть приказов (Головленкова, Пушечникова и Полтева) были «тысячными», т. е. регулярно направлялись в военные походы и имели большой боевой опыт. Другие три приказа (Лопухина, Остафьева и Грамотина) чаще привлекались в внутренней службе. Важно, что приказы Грамотина, Пушечникова и Лопухина, уже сталкивавшиеся с разницами на Кулалинском острове, были направлены в полк Долгорукова, т. е. для ведения контрпартизанских действий, а не в полк Урусова, т. е. против основных сил Разина, осаждавших Симбирск. Возможно, в Москве посчитали, что опыт уже воевавших с разницами приказов будет более востребован в действиях против мелких отрядов повстанцев.
Князь, штаб и основные силы базировались в Арзамасе. Из города во все стороны высылались небольшие конные дозоры – «подъезды». Их задачей были разведка и обнаружение скоплений противника. По факту обнаружения повстанческих групп из Арзамаса высылался сводный отряд, включавший в себя дворянские конные сотни, несколько рейтарских эскадронов и пять или более сотен московских стрельцов с пушками: «…послал я холоп твой Юшка товарища своего думного дворянина Федора Ивановича Леонтьева сего ж числа, а с ним твоих великого государя ратных людей дворян и детей боярских нижегородцев, алаторцов, арзамасцов, атемарцов и мурз и татар розных городов, которые объявились по приездом у нас, холопей твоих, в полкех, да полуголову Семена Остафьева, а с ним 5 человек сотников да 600 человек московских стрельцов, выбрав из шти приказов по сту человек…», «.. послал я государь холоп твой товарыща своего околничего и воеводу князь Констянтина Осиповича Щербатого, а с ним твоих, великого государя, ратных конных жильцов и городовых дворян и детей боярских и начальных людей, которым велено быть за полками, да розных городов мурз и татар 451 человек да полуголову Ивана Конищева, а с ним 5 человек сотников да московских стрельцов 800 человек. А с ними послал я государь холоп твой выбрав ис приказов лехких 6 пушек…»[487].
В случае открытого полевого боя стрельцы действовали согласно обычной тактике – вели точный массированный огонь из пушек и мушкетов, не допуская противника до рукопашной и предоставляя коннице свободу маневра. Как правило, бой этим и заканчивался: «Послал я холоп твой товарыща своего думного дворянина и воеводу Федора Ивановича Леонтьева, а с ним твоих великого государя ратных людей, дворян и детей боярских нижегородцев, арзамасцов, курмышан и начальных людей, и мурз и татар и рейтар 826 человек да полуголову Семена Остафьева, а с ним, выбрав из шти приказов, сотников 5 человек да московских стрельцов 600 человек, к селу Путятину на воровских казаков. И сентября государь в 28 день… товарыщ мой думной дворянин и воевода Федор Иванович Леонтьев… с воровскими казаками он сшелся и был у него с ними бой. И… многих воровских казаков побили и атамана и есаула и знамена поймали…»[488]. Случалось, что разинцы укреплялись в лесах или деревнях, сооружали «засеки». Тогда московские стрельцы действовали как штурмовые отряды. «Писал из посылки думный дворянин и воевода Федор Иванович Леонтьев с подьячим с Семеном Прокофьевым. Встретили его воровские казаки не допустив до села Панова с версту многим собраньем, тысячи с три, с знамены и с литавры, конные и пешие и учинили с ним бой. И милостью божьей… великого государя ратные люди воровских людей побили. А иные, ушедши, сели в осаду в лесу подле реки Ежати в крепких местах и осеклись засекою. И с четвертого де государь часу дни (с 9 ч. 5 мин. – А.П.) до ночи с ним, думным дворянином и воеводою, полуголова Семен Остафьев с стрельцами и иные твои великого государя ратные люди, взяв приступом, тех воровских казаков побили и живых поймали… Великого государя ратных людей на том бою убито московских стрельцов 3 человека, безвестно пропало 3 человека, ранено рейтар 2 человека да московских стрельцов 39 человек…»[489]. Царская администрация придавала большое значение московским стрельцам и солдатам Выборных полков в операциях против восставших крестьян и казаков: «А не собрався с государевыми ратными людьми бес пехоты на тех воров и на изменников на многих людей отнюдь не ходить…»[490]. Повстанцы строили временные полевые укрепления или укрывались от дворянской конницы и рейтар за телегами. Стрельцы и солдаты с полковой артиллерией не предназначались для фронтальных боев. Практика показала, что повстанцы в Среднем Поволжье шли на царские отряды «лоб в лоб» только в случае совершенно безвыходной ситуации, при которой было затруднено бегство, или при многократном численном превосходстве. Стрельцы и солдаты должны были мушкетной и пушечной стрельбой «разбивать» боевые порядки восставших и вносить панику или, как указывалось выше, штурмовать засеки и даже укрепленные населенные пункты: «В том де, государь, селе стояли воровские многие люди з большим собраньем, донские казаки вора и богоотступника Стеньки Разина товарыщи, да с ними же государь темниковские и кадомские татаровя и русские многие воры и изменники, астраханские стрельцы болыпи 1000 человек и учинили с ним бой. И как де московские стрельцы пришли с пушками, и те де воровские люди сели в осаду на двор стольника Андрея Замятнина сына Леонтьева. И ис тово де, государь, двора, воровские люди, выходя на выласку, с твоими великого государя ратными людьми бились… и твои великого государя ратные люди приступали к ним и ис пушек по них стреляли. И те де воровские казаки сидели долгое время, о он де думной дворянин и воевода тот двор велел зажечь. И как де твои великого государя ратные люди тот двор зажгли и те де воровские казаки пошли ис тово двора отходом. И… твои великого государя ратные люди тех воровских казаков всех побили, а которые остались во дворе, и те згорели без остатку…»[491]. Конница предназначалась для преследования беглецов и захвата пленных. Такая тактика давала хорошие результаты: «Послал на тех воровских казаков товарыща своего околничьего и воеводу князя Костянтина Осиповича Щербатово а с ним твоих великого государя ратных конных сотенных людей и голов московских стрельцов Тимофея Полтева, Петра Лопухина с их приказы и с пушки… И… твои великого государя ратные люди с воровскими людьми сошлись и учинили бой большой, а воровских людей де в зборе много… И я холоп твой послал в помочь стряпчих 2 сотни да голову московских стрельцов Василья Пушечникова с ево приказом с пушки и велел им идти наспех и твоим великого государя ратным людям помогать. И октября государь в 6 день… товарыщ мой околничей и воевода князь Костянтин Осипович Щербатово и твои великого государя ратные люди тех воров и изменников побили многих людей…»[492]. В этом бою московские стрельцы потеряли убитыми 5 человек. После разгрома восставших под Симбирском партизанская война на Средней Волге разгорелась с новой силой. Осень 1670 г. застала московские стрелецкие приказы Федора Головленкова, Василия Пушечникова, Тимофея Полтева, Петра Лопухина, Григория Остафьева и Луки Грамотина, приданные полку воеводы князя Ю. Долгорукого, в арзамасском лагере. Восстание, несмотря на поражение Разина, продолжалось, и отборной царской пехоте отводилась одна из важнейших ролей в осенних боях с повстанцами: «А Саранеск, Государь, и Саранская черта зело воруют, и черемиса к ним пристала. А дороги к ним грязные и лесные, без пехоты промыслу учинить невозможно… А твоих Великого Государя ратных пеших людей у нас… в полках только 6 приказов, и в тех московских стрельцов 3606 человек и с ранеными, которые ранены на боех и которые лежат больны, и те в посылках бывают по переменам безпрестанно…»[493].
«Мушкетер или Стрелец» – Московский стрелец на рисунке из альбома Эрика Пальмквиста. (С. Летин. XVII столетие. Стрелец//Империя Истории, № 2/2002. С. 17.)
Казанский воевода А. Голицын прямо указывал, что 100 стрельцов приданы им отряду поместной конницы «для проходу тесными лесными местами»[494]. Дальнейшие события подтвердили расчет Долгорукого на необходимость использования московских стрельцов в антипартизанских боях. Приказы Головленкова, Остафьева и Грамотина в полном составе и с полковой артиллерией вошли в состав сводного отряда князя К. О. Щербатова, наряду со служилыми дворянами, жильцами и рейтарами. Отряд Щербатова был направлен в октябре 1670 г. против большого скопления восставших в районе сел Поя и Мамлеево Арзамасского уезда. Воевода правильно предвидел необходимость задействования пехоты в условиях лесистого и болотистого Среднего Поволжья: «…воры ис села Поя…учинили бой, и твои великого государя ратные люди тех воров секли и копьи кололи на дву верстах, а достальные… воровские люди сели в лесу. И… околничей и воевода послал около той их осады в лес драгунов и стрельцов, а с конными людьми стоял он, околничей и воевода, около того ж лесу в строе. И ис той, де, государь, осады воровские люди з драгуны и с стрельцами бились многое время… и тех воровских людей многих побили и языков поймали… В селе Мамлееве… бой был большой… воров побили наголову и обоз их воровской взяли…»[495]. В боях у сел Поя и Мамлеево в числе прочих потерь названы 5 убитых и 42 раненых московских стрельца.
После возвращения отряда Щербатова из победного рейда Долгорукий вновь отправил своего «товарыща» во главе сводного отряда в поход на село Мурашкино – очередной опорный пункт восставших. В составе его отряда находились и «розных шти приказов восьм человек сотников да стрельцов 1500 человек, да 10 пушек» во главе с полуголовами Максимом Лупандиным и Венедиктом Мотовиловым. Одновременно с Щербатовым выступил другой сводный отряд под командованием думного дворянина Ф. И. Леонтьева. В состав этого подразделения вошла 1000 московских стрельцов из уже упомянутых выше шести приказов, 8 сотников и полуголовы Аникей Золотилов (приказ В. Пушечникова) и Иван Конищев. Помимо обычного оружия у этой тысячи стрельцов были 10 пушек[496]. Рейд завершился 20 октября 1670 г. столкновением отрядов Шербатова и Леонтьева с повстанцами у с. Мурашкино. Разницы были разбиты в полевом бою. Судя по отписке Щербатова, сражение было скоротечным. Царские войска потеряли 2 человек убитыми и 45 ранеными, исключительно среди конных воинов – дворян, служилых татар и жильцов. Помимо потерь в коннице, Щербатов упомянул и о 3 раненых московских стрельцах[497]. В это время князь Урусов, находившийся в Казани (а вместе с ним – и приказы Федора Александрова, Никифора Колобова, Андрея Веригина, Юрия Лутохина и Андрея Коптева), отправил воеводу князя Данилу Барятинского в рейд по Свяжскому, Цивильскому, Чекбоксарскому и Козмо-демьянскому уездам. В отряде Барятинского находились московские стрелецкие приказы Юрия Лутохина и Василия Лаговчина. Приказ Лутохина в Белокуровском списке обозначен под 16-м номером, т. е. приказ не входил в десяток «тысячных», наиболее заслуженных и боевых приказов. Тем интереснее судьба его командира, который уже в 1672–1673 гг. сменил престарелого Якова Соловцова на посту головы Стремянного приказа. 18-й приказ Василия Лаговчина, возможно, присоединился к отряду Урусова-Барятинского, когда воеводы выдвигались на деблокаду Симбирска, или был переброшен из Саратова в Казань после разгрома Разина, когда отпала необходимость в усиленной обороне волжских городов. В составе приказов Лаговчина и Лутохина находились стрельцы из приказа Ермолая Баскакова (15-й приказ)[498]. 20 октября воевода Д. Барятинский разбил повстанцев на подступах к Цивильску, а голова Лутохин со своими стрельцами успешно отразил попытку нападения одного из отрядов разинцев на «обоз». При этом получил ранение полуголова приказа Ю. Лутохина А. Карандеев, в недалеком будущем – полковник и участник Чигиринских походов[499]. Силы восставших под Цивильском были разбиты в нескольких боях наголову. В конце октября приказ Лутохина и Выборный полк Аггея Шепелева участвовали в очередном бою с повстанцами уже в Козмо-демьянском уезде, и даже «станок пушечной на колесах отбили». 3 ноября воевода Барятинский отдал приказ о штурме Козмодемьянска. В атаку пошли Выборный полк Аггея Шепелева и приказы Лутохина и Лаговчина. Город был взят. Потери московских стрельцов оказались весьма невелики – 2 человека у Лутохина и 17 человек у Лаговчина, причем убитыми потеряли только 1 и 3 человек (по приказам). В столицу отправился «сеунщик» – голова Юрий Лутохин. Его приказ остался в распоряжении воеводы[500]. Голова добрался до Москвы уже к 15 ноября и отчитался в Казанском приказе[501].
Во время боев на нижней и средней Волге часть приказов московских стрельцов находилась в Москве. В конце октября 1670 г. они приняли участие в царском смотре у сел Преображенское и Семеновское: «А около надолб и за надолбами против государева места к Красной слободе стояли головы стрелецкие с приказы в ратном в цветном платье з знаменны и з барабаны и с ружьем и с полковыми пушки, устроясь полковым ополчением…»[502].
В ноябре 1670 г. князь Долгорукий направил воевод К. Щербатова и Ф. Леонтьева в очередной рейд – приводить к присяге на верность царю жителей Терюшевской волости. Воеводы выполнили задачу. В процессе рейда Щербатов и Леонтьев укрепили Нижний Новгород, «оставили у стольника и воеводы у Василья Голохвастова… ратных людей конных три сотни нижегородцов дворян и детей боярских да московских стрельцов 250 человек…»[503]. В это же время воевода С. Хрущев получил из Москвы направление выступить из Козловского уезда в Тамбовский уезд, на соединение с воеводой И. Бутурлиным для совместной борьбы с повстанцами. В отряде Хрущева находился приказ московских стрельцов под командованием Тимофея Полтева[504]. После возвращения Щербатова Долгорукий отправил в рейд на Кадом и Темников стольника Ивана Лихарева. В его отряд вошли 600 московских стрельцов при 6 пушках, которыми командовали 5 сотников и полуголова Парфений Шубин. Воевода князь Урусов в том же ноябре передислоцировал в Симбирск из Казани приказ Федора Александрова[505]. Возможно, что к середине ноября воевода Долгорукий выработал определенную практику направления московских стрельцов в сводные отряды для антиповстанческих рейдов. Для ликвидации крупных отрядов направлялись от одного до трех приказов, в малые «посылки» чаще всего отправлялись сборные отряды по шесть сотен (очень редко более) из разных приказов со всем необходимым снаряжением и артиллерией. 11 ноября отряд Ф. Леонтьева, в котором находились и московские стрельцы под командованием полуголовы Аникея Золотилова, наткнулся на полевое укрепление повстанцев: «Засека крепкая, в длину на версту, а поперег на обе стороны той дороги по полуверсте. И в той засеке…были воровские люди пешие со всяким ружьем…»[506]. Воевода Леонтьев приказал стрельцам обстрелять из пушек и штурмовать засеку, а дворяне и рейтары атаковали конных повстанцев. Разницы были разбиты и отступили к укрепленному надолбами и шанцами рву на Курмышской дороге. Но в этой стычке московские стрельцы не участвовали, по крайней мере, воевода никак это не отметил в отписке. Укрепления на Курмышской дороге были взяты силами рейтар и дворян сотенной службы[507]. 12 ноября воевода Ю. Барятинский со своим отрядом принял бой с повстанцами у реки Кандаратки. Царские войска форсировали реку и сошлись с разницами в ближнем бою. Судя по тому, что подполковник Выборного солдатского полка Аггея Шепелева Иван Жданов был ранен «в правой бок выше паху пробит копьем», солдаты и повстанцы сражались врукопашную. Такие случаи были наиболее желанны для разинцев, т. к. давали возможность использовать численное преимущество, но в целом рукопашные бои для этой войны были редкостью. После победы Барятинский с боями двинулся к Алатырю[508]. 13 ноября отряд Леонтьева подошел к деревне Вершинине. По данным разведчиков, «в той деревне… и около той деревни на полях и в лесах в которых местех воровские люди, поделав себе крепости, жили с женами и с детьми…». Московские стрельцы по приказу воеводы штурмовали и разорили «те места и крепости»[509]. Леонтьев применил пехоту с пушками против полевых и, главное, лесных укреплений повстанцев, т. е. таких мест, где рейтары и поместная конница были бы бессильны. 16 ноября в Алатырский и Арзамасский уезды направился отряд стольника В. Панина, в составе которого, помимо дворян, жильцов и рейтар, были 600 московских стрельцов при 6 пушках под командованием 5 сотников и полуголовы Семена Остафьева[510]. 16 ноября разницы попытались отбить у воеводы Барятинского город Козмодемьянск. Князь отправил в бой приказ московских стрельцов Василия Лаговчина и шквадрону из Выборного солдатского полка Аггея Шепелева. Элита русской пехоты выполнила задачу. Трофеями стрельцов и солдат стали 7 повстанческих знамен и 2 пушки. Потери составили 6 человек у солдат и 4 человека у стрельцов[511]. 19 ноября воевода Долгорукий отправил в рейд против разинцев князя К. Щербатова. По всей видимости, воеводу известили о больших скоплениях разинцев, т. к. в поход, помимо других подразделений, отправились московские стрелецкие приказы В. Пушечникова и Г. Остафьева, дополненные до полного состава стрельцами из других московских приказов. Общее число московских стрельцов в отряде князя Щербатова составило 1500 человек и 400 арзамасских городовых «стрельцов и пушкарей и посацких людей конных и пеших 400 человек»[512]. 22 ноября под Козмодемьянск для совместных действий с отрядом Барятинского воевода Долгорукий отправил Федора Леонтьева с дворянами сотенной службы и рейтарами. Леонтьева сопровождали и 600 московских стрельцов при 6 пушках под командованием 5 сотников и полуголовы приказа В. Пушечникова А. Золотилова[513]. Возможно, сравнительно малое количество стрельцов в отряде, направлявшемся в один из самых опасных районов (Барятинский для активного противодействия повстанцам задействовал целый московский стрелецкий приказ и выборных солдат нового строя) объясняется конфликтом воевод. Долгорукий был зол на Барятинского, который отправил «сеунщика» – голову Ю. Лутохина прямо в Москву, в обход Арзамаса (ставки Долгорукого), нарушив, таким образом, субординацию. В отписке царю Долгорукий неоднократно упрекал Д. Барятинского в бездействии и обещал добиться успеха и с меньшими, чем у князя, силами. Ю. Барятинский в это время, 23 ноября, достиг Алатыря. По дороге он собирал казачьи и стрелецкие гарнизоны из городков по Саранской черте и включал в состав своей пехоты[514]. 29 ноября Долгорукий дополнил отряд Леонтьева еще одной стрелецкой сотней при двух орудиях, собранной из разных приказов, во главе с сотником московского стрелецкого приказа Петра Лопухина Савой Володимеровым[515]. Воевода писал царю, что стрельцы приказа Баскакова, находившиеся в составе приказов Лаговчина и Лутохина, будут отпущены к Москве, согласно царскому указу, как только князь Д. Барятинский соединиться с войсками Долгорукого[516].
Начавшаяся зима не прекратила боевых действий. 30 ноября отряд воеводы И. Лихарева разгромил восставших в бою у села Веденяпино. 3 декабря Долгорукий отправил князя К. Щербатова с рейтарами, дворянами и московскими стрельцами под Темников, в район, где, по донесениям разведки, находились укрепления повстанцев – «засеки» и были обнаружены большие скопления разинцев. В отряде Щербатова находились приказы В. Пушечникова, П. Лопухина, Г. Остафьева и Л. Грамотина с полковой артиллерией. Отряд выступил «с поспешением», без обозов[517]. Сражаться предстояло в трудных погодных условиях, в лесных теснинах и оврагах, штурмовать окопы и завалы на дорогах. Воевода прекрасно осознавал опасность операции, поэтому выделил Щербатову целых четыре приказа.
В то время как на средней Волге шли ожесточенные бои с повстанческими отрядами, разинцы осадили Тамбов, в гарнизоне которого находились, в числе прочих подразделений, согласно отписке воеводы Е. Пашкова, «московских стрельцов полуголова Григорей Салов да сотников стрелецких два человека с московскими стрельцы с двемя стами человек…»[518]. Повстанцы неоднократно предпринимали попытки взять город штурмом, но всякий раз гарнизон успешно отражал нападения. В первых числах декабря отряд стольника и воеводы И. В. Бутурлина разблокировал осажденный город. Разинцы отступили, воевода Бутурлин послал в погоню своего «товарыща» – стольника и воеводу
А. Еропкина с 700 служилыми рязанскими дворянами, тремя ротами рейтар и 300 московских стрельцов «полуголовы Иванова приказу Волжинского»[519]. Отряду Еропкина были приданы две пушки. Повстанцы сумели заманить этот отряд в ловушку и почти полностью уничтожить. Судя по ранам самого Еропкина («ранили в голову в трех местех да по плечю»), разинцы смогли навязать служилым людям рукопашный бой и реализовать, как случалось и ранее, численное превосходство. По расспросным речам Еропкина, московские стрельцы стойко оборонялись у пушек, и только благодаря стрельцам он остался жив[520]. Суммарные потери дворян, рейтар и стрельцов составили 300 человек[521]. В это же время казаки-разинцы убили во время набега на Унженский городок сотника московских стрельцов, посланного в эти места «для збору подвод Великого Государя под казну и под стрельцов»[522]. С сотника, которого другой документ называет «полуголовой», повстанцы забрали «ружье и платье, зипуны и шубные кафтаны»[523]. Отряд повстанцев насчитывал «под четырьмя знамены… воров человек с 400 конных да пеших человек с 300 по санем…»[524]. Интересно, что в зимнее время, в условиях противодействия кавалерии правительственных войск, разницы для увеличения мобильности своих отрядов сажали пеших бойцов на сани. Царские воеводы, судя по поручению, которое выполнял погибший сотник, поступали так же. Московские стрельцы и выборные солдаты превращались в некий вариант драгунов или современной мотопехоты, т. к. при получении лошадей или телег передвигались и перевозили снаряжение и пушки именно на них, а в бой вступали, как обычно, в пешем строю. 10 декабря 1670 г. разъезд фуражиров полка воеводы Ю. Долгорукова, состоявший из рейтар, московских стрельцов и боярских людей, подвергся нападению повстанцев: «…и ис той… деревни выехали воровские люди, а у них два знамени, и взяли… те воровские люди у них Григорьева приказу Остафьева стрельца Гришку Савельева да боярских людей пять человек». Воевода разбил ватагу силами рейтарского эскадрона. Примечательно, что стрельцы находились в отряде, искавшем корма для лошадей, что подтверждает, что использование лошадей и подвод для улучшения мобильности стрельцов во время зимней кампании было не разовой акцией, а постоянно используемым тактическим приемом.
С 10 по 18 декабря полуголова А. Карандеев с московским стрелецким приказом Юрия Лутохина (в 1670 г. – 16-й приказ, брусничные кафтаны) был послан воеводой Д. Барятинским из Козмодемьянска по р. Ветлуге для карательной акции. Стрельцам надлежало схватить и подвергнуть телесным наказаниям всех людей, причастных к восстанию Разина. Этот эпизод хорошо иллюстрирует соответствие московских стрельцов такому критерию, как верность присяге. Стрельцы выполнили приказ, не задумываясь о его «преступности» или «справедливости»[525].
В середине декабря 1670 г. воевода Ю. Долгорукий отправил в Москву голову московских стрельцов Никифора Колобова с захваченным «воровским письмом» Степана Разина. Вполне возможно, столь титулованный гонец понадобился воеводе для передачи особенно ценной информации и для решения местнических споров со своими коллегами-воеводами.
В зимней контрпартизанской войне московские стрелецкие приказы использовались реже, чем осенью. Воеводы успешно громили повстанцев с помощью дворянских служилых сотен, рот смоленской служилой шляхты и рейтар. Московских стрельцов задействовали только в том случае, если операция предполагала разумное использование пехоты, например, при взятии городов, лесных засек и т. д. Так, в конце декабря воевода Ю. Долгорукий приказал сотнику Федорова приказа Головленкова (4-й приказ, малиновые кафтаны) Василию Чиркову с приказом принять у депутации горожан город Атемар[526]. Целый приказ понадобился для максимально быстрого взятия города под полный контроль правительственных войск, т. к. именно в Атемаре воевода устроил временную ставку.
2 января 1671 г. московские стрелецкие приказы, входившие в состав полка воеводы Ю. Долгорукова, получили награды за службу. «Головам стрелецким 11 человеком, голове, который у Государева знамени… по золотому», «… стрелцом 6551 человеком… по деньге золотой человеку»[527]. 10 января 1671 г. царским указом приказы Федора Александрова (5-й приказ, кафтаны «мясного» цвета), Никифора Колобова (7-й приказ, «серогорячие», т. е. бледно-желтые кафтаны) и Андрея Веригина (11-й приказ, багровые кафтаны) после награждения были выделены из состава полка Долгорукова, приданы воеводе П. Шереметьеву и направлены в Симбирск для «годовой» службы по городу и Симбирской засечной черте[528]. 11 января 1671 г. полку Д. Барятинского полковники и головы отчитались о потерях. В приказе Ю. Лутохина (в январе 1671 г. – 16-й приказ, «брусничные» кафтаны) были ранены полуголова А. Карандеев и 1 стрелец, убиты 4 стрельца. В приказе В. Лаговчина (18-й приказ, красно-малиновые кафтаны) также был ранен 1 стрелец. Всего на момент составления росписи в приказе Лутохина числилось: 1 полуголова, 4 сотника, 9 пятидесятников, 36 десятников, 341 стрелец. При этом 11 стрельцов с сотником были оставлены в Казани для «сбережения пушечной казны и стрелецких хлебных запасов», а в Козмодемьянске оставлены до выздоровления 24 больных стрельца. В приказе Лаговчина числились: 1 полуголова, 5 сотников, 9 пятидесятников, 40 десятников, 403 стрельца. В Казани у пушек и хлебных запасов остались 1 пятидесятник и 5 стрельцов, в Козмодемьянске – 20 больных стрельцов[529]. В начале января 1671 г. А. Карандеев получил повышение – перевод в прежнем чине полуголовы в приказ Василия «Давыда» Баранчеева (14-й приказ, вишневые кафтаны). Получить назначение в приказ, стоящий выше по списку, было для стрелецкого офицера большой честью. Сам голова Лутохин из головы 16-го приказа стал головой Стремянного приказа. В качестве полуголовы приказа Баранчеева Карандеев принял участие в походе своего нового подразделения на восставших марийцев[530]. В конце января 1671 г. В. Лаговчин с приказом был направлен для несения «годовой» службы в г. Нижний Ломов[531].
Восстание было подавлено. Декабрь 1670 г. стал последним этапом активности разинцев в Среднем Поволжье. Успешные действия правительственных войск, в т. ч. и московских стрелецких приказов, уничтожили крупные повстанческие группы и стабилизировали обстановку в регионе. Факт пожалования наград, ротации командиров и отзыв полковых воевод в Москву подтвердили финал контрпартизанской кампании. Так, в конце января из отряда воеводы князя К. Щербатова в Москвы были отправлены на лечение от полученных в боях тяжелых ран полуголова московских стрельцов приказа Василия Пушечникова (8-й приказ, темно-зеленые кафтаны) Аникей Гаврилович Золотилов и полуголова приказа Петра Лопухина (12-й приказ, голубые кафтаны) Иван Меркульевич Конищев[532]. 29 января 1671 г. воеводы князь Ю. А. Долгорукий и князь Ю.Н. Барятинский были во дворце «у руки Великого Государя»[533]. С мелкими группами разинцев предстояло бороться городовым воеводам своими силами.
На протяжении всего разинского восстания московские стрельцы демонстрировали соответствие главному из морально-этических критериев боеспособности – верность присяге даже перед лицом неминуемой смерти и бесчестия, были стойкими, когда требовалось – беспощадными, в бою действовали четко, слаженно и старались выполнить приказ во что бы то ни стало. В случае поражения московские стрельцы сражались до последней возможности, при попадании в плен – бежали при первой же оказии. Чаще всего смерть предпочиталась плену, особенно на втором и третьем этапе восстания.
Восстание Степана Разина стало хорошей возможностью для оттачивания боевых возможностей московских стрелецких приказов. В дальнейшем у некоторых приказов даже не было годичного перерыва на «мир». Уже в 1672 г. начались боевые действия против гетмана Дорошенко и турецких войск. Возможно утверждать, что успехи московских стрельцов на полях сражений русско-турецкой войны 1672–1681 гг. во многом были обусловлены именно наличием большого количества ветеранов с реальным опытом боев с разницами, а также продуманной политикой царской администрации в отношении московского стрелецкого корпуса и его высокой боеспособностью.