Русская пехота нуждалась в реформе. В конце XVII в. в европейских тактических моделях кавалерия постепенно утратила свою роль основной ударной силы на поле боя, и пальма первенства перешла к пехоте и артиллерии. Синтез московских стрельцов и солдат «нового строя» позволял русской пехоте идти в ногу со временем. Для усиления этого процесса была необходима соответствующая реформа, хотя рамки сословного общества России XVII в. существенно ограничивали возможность ее проведения. Вместо этого князь, стремившийся к лучшему, своими действиями нарушил ряд удачных практик, что не могло не вызвать негативную реакцию.
Так, московские стрельцы, в отличие от городовых стрельцов, не имели земельных наделов (за исключением огородов, лугов и пастбищ), и не были привязаны к сельскохозяйственному труду. Если стрельцы уездных городов кормились в основном с пашни, т. к. их жалованье было невелико и выплаты часто задерживались, то московские стрельцы существовали в большей степени на жалованье, чем на свои «промыслы», ремесла и торговлю. Наряду с социальной защитой, положением в обществе Московского государства XVII в. высокое жалованье и привилегии были одной из важных составляющих лояльности московских стрельцов, т. к. создавали высокую материальную заинтересованность в службе. Используя сочетание вышеупомянутых факторов, а именно особого социального положения московских стрельцов, тщательного подбора кадров для комплектования приказов (что положительно сказывалось на качестве личного состава), мер социального страхования, а также жалованья как главного источника благосостояния, администрация Алексея Михайловича могла рассчитывать на практически непоколебимую верность престолу почти двадцатитысячного корпуса элитной пехоты. Земельные наделы парализовали мобильность московских стрельцов, т. к. сделали обязательным участие всех мужчин, имевших отношение к стрелецкому сословию, в сельскохозяйственных работах. Крестьянский труд рассчитан на непрерывный годичный цикл и не предусматривал никаких пауз для тренировочных стрельб, учений и т. д., тем более не предполагал никаких отлучек молодых дееспособных мужчин и длительных боевых командировок. Стрельцы оказались вовлечены и в непростой круг аграрных проблем, связанных с наследованием и распределением земельных наделов. Кроме того, стрельцы теперь были должны платить со своей земли общегосударственный налог – «тягло», что было для привилегированного сословия не так тяжело финансово, сколько морально. И главное, получив землю, стрельцы становились практически независимы от царя. Если раньше все блага давал царь, то после реформы Голицына все блага стала давать земля. Все это уже негативно сказывалось на мобильности и боеспособности московского стрелецкого корпуса. Заставить стрельцов выполнять служебные обязанности стало значительно труднее, чем раньше.
Еще в 1677 г. царь Федор Алексеевич ликвидировал Приказ Тайных дел. Для московских стрельцов это нововведение было негативным, т. к. московский стрелецкий корпус при Алексее Михайловиче находился в подчинении именно Тайного Приказа. После ликвидации такового московские стрельцы перешли в полное ведение Стрелецкого Приказа наряду с городовыми стрельцами. Однако ни в 1677 г., ни годом позже этот шаг молодого царя на стрельцов никак не повлиял. Шла война, и половина корпуса находилась непосредственно на театре военных действий, еще четверть общего числа московских приказов несла гарнизонную службу в Киеве и других стратегических пунктах. Судя по всему, никто не обратил внимания на то, что после ликвидации Приказа Тайных дел резко ослаб контроль над стрельцами, который осуществляло это ведомство. Факт распространения идеи Раскола среди московских стрельцов говорит именно об этом. После возвращения с войны московских стрельцов ждал неприятный сюрприз в виде прямого переподчинения Стрелецкому Приказу, т. е. умаление своего элитного статуса, а через два года – реформы В. В. Голицына, которые ликвидировали все стрелецкие привилегии, что низводило стрельцов в ранг обычных солдат «нового строя». По своему положению московские стрельцы считались выше, чем городовые стрельцы и тем более солдаты. Вопрос наименования имел огромное значение в русском войске XVII в. Как указывалось выше, при образовании Выборных полков название «солдаты» с приставкой «Выборные» было оставлено специально, т. к. многие из них происходили из сословия городовых казаков или даже из детей боярских и дворян. Официально назвать таких воинов «стрельцами», что полностью соответствовало бы букве ситуации, означало бы понизить их сословный статус, поэтому полки получили название «Выборные солдатские».
По плану реформы в стрелецких подразделениях были отменены все старые звания (сотники, пятидесятники и т. д.) и введены европейские (майор, капитан, сержант, капрал), как и в полках «нового строя». В данном случае Голицыну не хватило политической гибкости соратников царя Алексея Михайловича. Старая система званий была своеобразным отличительным признаком войск «старого строя», своего рода «визитной карточкой» стрельцов, подчеркивавшей «древность» их службы. Отмена старых званий, совершенно логичная и правильная с точки зрения унификации русской пехоты, ломала сложившийся порядок и равняла стрельцов с солдатами, низводя профессиональных воинов до положения вчерашних крестьян и посадских, прошедших ускоренную трехмесячную стрелковую подготовку.
Отдельной проблемой стала ротация командиров приказов в 1679-80 гг. Некоторые старые и всеми уважаемые стрелецкие офицеры ушли на повышение, как Василий Пушечников, назначенный товарищем воеводы[546]. Новые командиры, переназначенные с повышением или назначенные из полуголов своих приказов, до реформы не успели заработать авторитет у подчиненных.
В. В. Голицын был по роду и сословию дворянином, военным человеком. Во 2-м Чигиринском походе он был товарищем воеводы Г. Г. Ромодановского, имел опыт командования большими войсковыми соединениями и опыт полевых сражений. Князь действовал абсолютно осознанно и обдуманно. Все положения реформы были направлены на максимально возможное сокращение расходов на пехоту и реформирование дворянской конницы. Если учесть, что Россия в начале 1680 г. находилась в состоянии тяжелейшего экономического кризиса, вызванного истощением экономики государства, ведшего почти непрерывные войны на протяжении всего XVII в., то такая мера представляется на первый взгляд как разумная и обоснованная. Русская армия нуждалась в кавалерии, способной противостоять как турецко-татарским, так и шведским и польским всадникам. В силу объективных причин, царская администрация не могла располагать кавалерией, аналогичной по эффективности польским гусарам, поэтому еще в 40-е гг. XVII в. была сделана ставка на «стреляющую» конницу рейтарского типа и драгун, понимаемых как ездящая пехота. Голицын решил реформировать дворян сотенной службы, но государственные средства и возможности были серьезно ограничены. Из соображений экономии Голицын пожертвовал корпусом московских стрельцов, игнорировав тем самым весь накопленный в Тринадцатилетней войне и Чигиринских походах боевой опыт взаимодействия «старого» и «нового» строя. Князь воспринимал пехоту как вспомогательную силу, поэтому относительно дешевые для казны солдатские полки были для него более предпочтительны, чем элитные стрельцы.
Более того, ведущие полководцы Западной Европы времен Тридцатилетней войны (Густав II Адольф, Валленштейн, Тилли и т. д.) отводили пехоте на поле сражения второстепенную роль. По нормам голландской, испанской и шведской тактики пехотные части служили своего рода живыми фортами для прикрытия пушек и, главное, действий кавалерии. Польские военачальники Тринадцатилетней войны (Стефан Чарнецкий, Лев Сапега и т. д.) также делали ставку на кавалерию. Пехота считалась расходным материалом, необходимым для огневого прикрытия, взятия укрепленных позиций и т. п. задач. Полководцы Священной Римской империи второй половины XVII в. (Р. Монтекукколи, принц Евгений Савойский), которым еще только предстояло прославиться в войнах с Османской империей, будут учитывать все возраставшую роль пехоты на поле боя. Князь Голицын, очевидно, старался двигаться в общем направлении европейской военной мысли и проигнорировал турецкий военный опыт, при котором основой полевой армии являлись не отряды феодальной конницы, а пехота регулярного султанского корпуса капы-кулу – янычары и артиллерия – топчу-оджагы. Точно так же Голицын пренебрег и всем багажом отечественного военного опыта, накопленного за столетие войн со Швецией, Речью Посполитой и Крымом. Князь, стремившийся создать в России профессиональную и дешевую для государства дворянскую служилую кавалерию европейского типа, не счел достойными внимания проблемы русской профессиональной пехоты и сложившуюся в результате Тринадцатилетней войны практику.
Картуш с изображением двух стрельцов из альбома Эрика Пальмквиста. (С. Летин. XVII столетие. Стрелец//Империя Истории, № 2/2002. С. 17.)
Как указывалось выше, московские стрельцы потеряли по реформе 1680 г. свой статус, т. к. были отменены звания «старого строя», составлявшие не просто предмет корпоративной гордости, но являвшиеся сословным маркером. Также стрельцы потеряли привилегии и часть жалованья, взамен получив земельные наделы и абсолютное непонимание своего места в новой картине Российского государства. Прежнее положение в обществе было нарушено. Стрельцы по новым законам должны были платить тягло, что обесценивало всю их службу. Раньше освобождение от тягла поднимало стрельцов как служилых людей «по прибору» до уровня дворян, служилых людей «по отечеству», которые также не платили тягло. Считалось, что дворяне свои налоги платят кровью на поле боя. Стрельцы, таким образом, становились причастны к высшему сословию государства. С введением тягла для московских стрельцов они теряли статус элиты и становились обычными городовыми стрельцами. Аноблирование солдат в стрельцы, таким образом, также полностью теряло смысл.