Московские стрельцы второй половины XVII – начала XVIII века. «Из самопалов стрелять ловки» — страница 27 из 32

[618]. Повстанцы начали кричать «ясак» (боевой клич – пароль) «Сергиев!», призывая себе на помощь св. Сергия Радонежского, как в 1677 г. в осажденном Чигирине. Воевода Шеин приказал «для страху ис пушек… выстрелить. И они, воры и противники, из обозу своего ис пушек и из мелкого ружья большого полку по ратным людем стреляли ж и на вылоску ходили, и ясаками кричали, и знамены укрывались; и ранили бонбондира-иноземца… да дву человек подьячих, да салдата…»[619].

Шеин отдал приказ о бомбардировке мятежников. После первых же залпов правительственных батарей сражение закончилось: «Противники… видя большого полку ратных людей крепкое ополчение, а своей братьи многих раненых и побитых, знамена приклонили, и ружье покинули, и били челом великому государю виною своею…»[620]. От огня артиллеристов Шеина было «побито 15, раненых 37, всего 52 человека»[621]. Потери повстанцев являются бесспорным свидетельством, что среди мятежников всем заправляла группа «заводчиков», подчинившая себе остальных стрельцов. Очевидно, что практически никто из восставших сражения не хотел.

«После мятежа 1698 г. в четырех стрелецких полках, расквартированных в районе Великих Лук, начался розыск, в ходе которого с 30 сентября по 21 октября 1698 г. было казнено 799 «пущих заводчиков», оставлено для дальнейшего следствия 29 человек, освобождено по малолетству 193 человека. Остальные 2671 участник восстания были включены в состав «зборного» полка стольника и подполковника, позднее полковника Семена Шеншина и были сосланы в Новобогородицк на Самаре на «вечное житье»[622]. Жертвами массовых казней, столь излишне красочно описанных И. Корбом[623], секретарем австрийского посольства, стали не более чем 1000 человек в общей сложности, число, вполне сравнимое с потерями трех приказов московских стрельцов в битве под Полонкой. Жестокость казней не превышала уровень жестокости казней участников Медного бунта 1662 г. и полностью соответствовала нормам «Соборного Уложения» 1649 г. Дневник И. Корба был переработан и издан после Нарвского поражения 1700 г. как иллюстрация «варварства московитов», поэтому к содержащимся в нем данным следует относиться крайне осторожно.

Историческая песня «Стрелецкий бунт» не обвиняет стрельцов, но подчеркивает, что за их провинность, мятеж против царя, может быть только одно наказание – смерть: «Мы за эту же тебе за проступочку, мы возьмем три города столичныих. Без фуражу твоего возьмем, без жалованья, без свинца твоего, без пороху. – Мне не надо твоих три города столичныих, прикажи ты своим стрельцам, добрым молодцам, чтобы с топорами шли, все со плахами»[624].

1 мая 1716 г. в театре царевны Натальи была показана трагедия «Стрельцы»[625]. Текст трагедии, написанный самой царевной, не сохранился. Тем не менее Ю. К. Бегунов на основании косвенных источников предполагал, что в трагедии говорилось именно о восстании 1698 г. «Физические расправы (страшные массовые казни стрельцов) вряд ли нашли отражение в пьесе. Вероятно, «оратор», т. е. ведущий, лишь прочитал зрителям в конце мораль о вреде бездумных выступлений против власти, и тем дело и кончилось»[626]. Как и в исторической песне, критике подвергалось само выступление против власти, нарушение присяги, но не стрельцы как таковые. Звание «стрелец» не было синонимом слова «изменник», хотя некоторые современники, например А. А. Матвеев, не жалели яда в своих записках, называя стрельцов «злым и Богу противным родом и чином»[627]. Московские стрельцы и после 1698 г. продолжали служить. Вопреки указу об уничтожении стрелецкого войска московские стрельцы никуда не исчезли. Как справедливо замечал Рабинович, подобное представление было результатом ошибки Н. Г. Устрялова: «Ошибка Устрялова коренится в том, что он отождествлял указы правительства Петра I об уничтожении стрелецкого войска с реальной действительностью, которая не позволила претворить эти указы в жизнь. Последующие историки безоговорочно брали на веру утверждения Н. Г. Устрялова, и созданная им легенда о ликвидации стрелецкого войска почти столетие бытует в нашей исторической науке»[628].

4. Московские стрельцы в Северной войне

Великая Северная война 1700–1721 гг. стала завершением боевого пути московских стрельцов. В условиях системного государственного кризиса Петр I сумел продолжить начатое ранее реформирование русской пехоты и превращение ее из второстепенной в основную, наряду с артиллерией, ударную силу на полях сражений. Боевые действия служили и катализатором военной реформы, и жесткой проверкой боеспособности новой русской армии. При этом старый стрелецкий опыт учитывался и использовался.

Достоверно известно об участии московских стрельцов[629] в битве под Нарвой (19/20 ноября 1700 г.,), при Эрестфере (29/30 декабря 1701 г.), при Гуммельсгофе (18/19 июля 1702 г.), под Салатами (18/19 марта 1703 г.), при Якобштадте (26/27 июля 1704 г.), при Фрауштадте (2/3 февраля 1706 г.), под Клецком (19/20 апреля 1706 г.), при Опошне в составе Каргопольского пехотного полка (7/8 мая 1708 г.), под Полтавой в составе Ренцелева, Ямбургского и Каргопольского полков (27/28 июня 1709 г.).

Сражения Северной войны, в отличие от Тринадцатилетней, многократно описаны и изучены специалистами. Наиболее яркими примерами боеспособности стрельцов Петра I являются битва при Нарве 1700 г., под Салатами 1703 г., при Фрауштадте 1706 г. и Полтавская битва 1709 г. При Нарве, Салатах и Фрауштадте русские войска потерпели поражение от шведов, поэтому боевая работа стрельцов в этих сражениях наиболее интересна. Полтавская битва является ключевым сражением всей Северной войны, и участие в нем московских стрельцов безусловно заслуживает рассмотрения.

В 1698–1700 г. многие московские стрелецкие полки были переведены в солдатские. Выше указывалось, что такой переход не вызывал бурных протестов у рядовых стрельцов, т. к. условия солдатской службы стали выгоднее и почетнее.

В битве под Нарвой 19/20 ноября 1700 г. участвовали стрелецкие полки Девитсона, Брюса, Вестова, Амирова и Байова, входившие в дивизию генерала князя И. Ю. Трубецкого[630]. Кроме них, в дивизии генерала А. А. Вейде состояли пехотные полки Стрекалова, Елчанинова и Сухарева[631]. А. Беспалов считал, что это были части, сформированные из стрелецких полков и полностью укомплектованные стрельцами. Однако Рабинович упоминал, что полки Сухарева и Елчанинова были переведены в солдаты только в 1707 г. В любом случае личный состав указанных полков состоял из стрельцов.

Дивизия Трубецкого занимала позиции в центре русской боевой линии. Дивизия Вейде находилась на левом фланге русской армии. Осаждающие возвели контр– и циркумвалационные линии, установили артиллерийские батареи. «В отличие от идеального книжного построения вокруг Нарвы линии приходилось строить на сложной местности с болотами и холмами, и расстояние между линиями было неодинаковым – на левом фланге войска оказались стиснуты в узком пространстве между окопами[632]. Русская армия оказалась в нелегком положении. «Осада продолжалась с сентября до ноября, холода и дожди лишь усугубляли тяготы позиционной войны…»[633]. Расположение осадного лагеря было очень неудачным. Б. В. Мегорский отмечал, что русские войска оказались скучены на сранительно узком пространстве и уязвимы как для вылазок гарнизона, так и для атаки извне[634]. Письма русских солдат из осадного лагеря отразили тяжелые условия службы: «помираем голодною и холодною смертию», «во всем полку скудно», «во все те дни днем и нощию дожжи непрестанные», «велми труд ратные люди от грязи приимаше, как идти человеку, везде по колено и по конное чрево» и т. д.[635]

«Утром 19 ноября по сигналу из трех пушек русская армия построилась вдоль циркумвалационной линии, барабаны били поход, знамена развернули. Герцог объехал войско и понял, что для надежной обороны всего периметра ему понадобилось бы 70 000, в то время как в его распоряжении было лишь 20000 человек»[636]. Малочисленная шведская армия была принята за авангард[637]. До часа дня русские батальоны стояли в бездействии, в то время как шведские войска перестраивались и готовились к атаке. Карл XII принял решение взломать русскую оборонительную линию, для чего были сформированы колонны генералов Веллинга и Реншильда[638]. Русские полки, по словам генерала Николая Алларта, «были поставлены в одну линию, без резервов; для занятия большего фронта вместо положенного по уставу шестишереножного строя пришлось построиться в две или три шеренги…»[639].

Карл XII нацелил колонны своих войск на два места в русской линии обороны, показавшихся ему наиболее удачными для атаки. На руку шведам сыграла и внезапно изменившаяся погода, холодный ветер и мокрый снег били русским в лицо. Шведы подошли ко рву циркумва-лационной линии, забросали его фашинами и двинулись вперед.