[656]. Полки Данилова и Каховского были новосформированными из бывших московских стрельцов. Это были именно стрелецкие части, воссозданные по указу Петра I в 1703 г. Полки Канищева и Нелидова в 1699 г. были переведены в солдаты, что прошло для самих стрельцов без каких-либо возмущений и эксцессов. А. В. Беспалов отмечал, что весь русский вспомогательный корпус в армии короля Августа Саксонского «из-за высокого уровня дезертирства и смертности от голода и болезней» был сведен в 10 пехотных батальонов[657]. Полки Данилова и Каховского были объединены при Фрауштадте в 1 батальон численностью 500 штыков[658]. Полки Канищева и Нелидова были включены вместе с солдатскими полками Дедюта и Левистона в полк Паткуля в качестве второго батальона.
«Союзная армия состояла из 29 батальонов пехоты (16 073 человека), 42 эскадронов кавалерии (2000 человек), 300 артиллеристов при 32 орудиях… Артиллерия разместилась равномерно по фронту в интервалах между батальонами. Позиции союзной пехоты, как и под Клишовом, были ограждены испанскими рогатками»[659]. Русские стрельцы и солдаты были знакомы с рогатками еще с битвы под Конотопом 1659 г. и успешно их применяли против турок во 2-й Чигиринской кампании 1678 г. «Местность для боя была крайне удобной и представляла собой равнину с небольшими возвышенностями. Незначительные участки леса находились в тылу как у саксонцев, так и в тылу у шведов»[660]. Шведы расположили линию своих батальонов полукругом, что привело командующего союзной армией фон Шуленбурга в замешательство[661]. Шведский командующий Реншильд не дал саксонскому генералу времени опомниться и принять решение. Шведы атаковали. После 45 минут боя саксонцы обратились в бегство, лишь на левом фланге стойко оборонялся русский отряд[662]. «Российские 4 полка да гренадерский батальон, которые стояли в первой линии, мест своих не уступили. Все на том месте побиты, а осталось малое число. Тако же осталось и в задней линии. И собрався шли… отходом и отстреливались… Мало кто из них не был ранен»[663]. Малочисленный русский корпус вел огонь, пока первые линии солдат, стрельцов и гренадер не были выбиты полностью ответными шведскими залпами. После этого каролины смогли приблизиться к рогаткам, а оставшиеся в живых русские – перегруппироваться и оранизованно отступить, отстреливаясь от наседающей вражеской пехоты и конницы.
В. Великанов утверждал, что русский корпус в результате фронтальной атаки Нерке-Вермландского полка пришел в замешательство и не сумел оказать достойного сопротивления[664]. Более того, исследователь указывал, что русские солдаты обратились в бегство через открытое поле, где были настигнуты и изрублены шведской кавалерией[665], за исключением очень немногих, отступивших организованно. С этой точкой зрения трудно согласиться. На приведенной карте в работе В. Великанова видно, что русский корпус занимал очень выгодную позицию – за спиной русских частей была река и пруды с топкими берегами. Более того, исследователь сам указал, что пруды и река на момент боя не промерзли[666]. Следовательно, в процессе бегства солдаты должны были переплыть зимнюю реку (!) и выбежать на поле, под удар шведов. Если учесть, что весь опыт русской пехотной тактики второй половины XVII в., особенно стрелецкой, был основан на стойкости пехоты (беглец – неизбежная жертва кавалерии, бегство с поля – гарантированная смерть), а в строю русского корпуса стояли воины, помнившие про долг и присягу (они не сбежали со службы, пока была возможность, а честно тянули свою лямку), то утверждение о бегстве этих солдат с поля выглядит очень сомнительным.
В. Великанов отмечал, что «русские батальоны, несмотря на приказ Г. Востромирского, дали преждевременный залп, который практически не причинил вреда шведам (тем не менее под К. Реншильдом, лично возглавивившим атаку Нерке-Вермландского полка, была убита лошадь). Шведы вплотную приблизились к рогаткам, прикрывавшим русские позиции, и с близкой дистанции дали всего один залп, который сразу же привел в расстройство всю первую линию русских… Воспользовавшись замешательством русских полков, шведская пехота быстро разобрала рогатки, и в прорыв устремились северо-сконские рейтары…»[667]. Вызывает сомнение констатация безрезультатного огня русских полков. Возможно, В. Великанов взял это утверждение из шведских источников, и оно как минимум спорно, как и сведения об одном-единственном залпе русских.
Рогатки, которые шведы разобрали якобы перед самым носом русских, по уставу ставились сразу же перед строем. Подойти к ним вплотную можно было только при условии отступления противника от рогаток назад. Если же противник сохранял стойкость, вел огонь (а гренадеры еще и бросали гранаты), то разбор рогаток и обеспечение прохода для кавалерии стоили бы шведам немалой крови, что, по-видимому, и произошло.
Очевидно, что В. Великанов озвучил точку зрения саксонских и шведских источников, с выводами которых, ввиду их некоторой предвзятости, нельзя однозначно согласиться.
После сражения из уцелевших русских солдат и стрельцов майор Ренцель сформировал отдельный пехотный полк, который саксонское командование бросило на произвол судьбы. Если учесть, что при Фрауштадте шведы уничтожили русских пленных[668], то остатки русского корпуса, лишенные поддержки, снабжения и боеприпасов, были обречены союзниками на смерть. Ренцель, уволенный Шуленбургом в отставку, принял решение пробиваться через Саксонию и Польшу на соединение с основными силами русской армии. «Русские «пошли разными тракты через Цесарскую и Бранденбургскую землю того ради, что в Саксонии в городы пускать не стали и провианту не дали. И хотя нужным проходам (т. е. терпя нужду. – М.Р.), однако ж пришли царского величества к армии в Польшу». В память об этом героическом марше Петр I приказал именовать пробившийся отряд Саксонским или Ренцелевым полком. Впоследствии этот полк отличился в сражении под Полтавой»[669].
Ренцелев полк участвовал в Полтавской битве 27/28 июня 1709 г., однако ввиду своей малочисленности находился в гарнизоне укрепленного лагеря, в составе бригады полковника Минстермана. В этом же соединении были и бывшие стрельцы – солдаты двух батальонов Каргопольского полка полковника Стрекалова[670]. «Московских стрелецкий полк стольника и полковника Степана Михайловича Стрекалова числился на «вечном житье» в Белгороде. С начала Северной войны он был направлен на фронт. В 1700 г. он сражался под Нарвой, в 1703–1705 гг. находился в составе корпуса П.М. Апраксина и нес гарнизонную службу в Ладоге и Нарве. В 1706 г. этот полк был расформирован и его люди влиты в Каргопольский солдатский полк»[671]. Также в состав Каргопольского полка входили стрельцы полка В. Батурина: «Стрелецкий полк В. Батурина был с начала Северной войны переведен на театр военных действий, где принимал участие в сражениях под Нарвой и Дерптом. В 1706 г. он был расформирован и его личный состав влит в Каргопольский солдатский полк»[672]. Кроме них, в Каргопольский полк были влиты стрельцы полков Василия Елчанинова и Ильи Дурова (позднее – Мартемьяна Сухарева). Эти части ранее сражались под Нарвой в 1700 г., а в 1707 г. стрельцы этих полков были переведены в солдаты[673].
Факт участия бывших стрельцов в охране укрепленного лагеря можно истолковать как свидетельство их низкой боеспособности, но это ошибочное суждение, т. к. стрельцы сражались не только на этом участке битвы.
Ямбургский пехотный полк, 2 батальона которого входили в состав гарнизона редутов, был создан в 1708 г. и целиком состоял из бывших стрельцов новгородского полка стольника и полковника Захария Вестова[674], сформированного из собственно новгородских стрельцов и московских «сведенцев». Полтавская битва началась именно сражением за редуты. Думается, назначение «стрелецкого» Ямбургского полка является признанием стойкости стрельцов и лучшим подтверждением их боеспособности. Пока не был получен прямой приказ царя отступить, гарнизон редутов успешно оборонялся[675]. Ни один редут не был захвачен шведами до отступления по приказу царя.
Солдаты Ренцелева и Каргопольского полка приняли участие в бое за укрепленный лагерь на втором этапе сражения. После того как шведские полки под командованием А. Левенгаупта преодолели линию редутов, «к 5 часам утра… 10 батальонов Левенгаупта, обойдя глубокую промоину, начали атаку русского укрепленного лагеря»[676]. Но шведы не смогли приблизиться к укреплениям, т. к. 87 русских пушек буквально расстреливали их с дистанции 200–300 шагов[677]. Русская пехота поддерживала залпами огонь своей артиллерии. Левенгаупт и Роос отступили, а русские контратаковали и разгромили шведский отряд.
После Полтавской битвы стрельцы, кроме нескольких городовых полков, окончательно перешли в солдаты новой русской пехоты. Документы о вещевом довольствии, обмундировании и снаряжении Ямбургского и Ренцелева полка содержат точно такие же данные о форменных зеленых кафтанах, шляпах, шапках-«карпусах», мушкетах со штыками и т. д., как и у остальных пехотных полков