Московские сумерки — страница 2 из 66

– Может оказаться кем угодно.

– Допустим. Но он не африканец.

– Но и не русский, – встрял милицейский капитан. Орлов краем глаза покосился на Чантурия, чистокровного грузина. Тот и бровью не повел.

– Он был не один? – спросил Чантурия.

– Да, – ответил следователь. – С ним была русская женщина. Лет около тридцати, блондинка, очень красивая, по словам официантов.

«Шлюха», – подумал милиционер.

И где же она?

– Она исчезла до нашего прихода. Повара удрали через окна, выходящие во двор, но тревогу уже к тому времени подняли из соседнего дома – лифтер позвонил. Пока наши люди не приехали, никто из обслуги не рискнул вернуться. А тем временем женщина ушла. Ее никто не знает. И никто раньше не видел.

– А не увели ли ее налетчики с собой?

Сперва следователь даже не нашел, что ответить: такая вероятность не приходила ему в голову.

– Могли и увести, – выдавил он. – Я же сказал: никто ничего не знает. Никто из посетителей не видел раньше ни ее, ни убитого.

Чантурия снова накинул скатерти на труп.

– Можно увезти в морг, – сказал он. – Ну, а что насчет наших граждан? Кто они такие?

– С японцами пришли две девицы. Еще шесть человек отмечали день рождения. Трое мужчин и три женщины.

– В этом кафе часто организуют такие сборища? Хотя сюда ведь приходит кто угодно, – заметил Чантурия. – Ну ладно. А куда подевались посетители?

– Я взял у них краткие объяснения и попросил каждого представить утром подробную запись происшествия.

– Хорошо. Они понадобятся для допроса. Направьте их нам.

Он повернулся и направился к выходу. Следователь Филин удивленно смотрел ему вслед. Милицейский капитан снова отдал честь – небрежно козырнул, а не поприветствовал как положено.

– Маловато что прояснилось, – сказал Чантурия Орлову, когда они шли к машине. – Если не считать того, что рассказал этот придурок следователь.

– Ну и работенка у него – вскакивать в два ночи, чтобы осматривать мертвые тела.

– Каждый теперь старается цепляться за свою работу изо всех сил, Леша.

– Думаешь, он справится со своими обязанностями?

– Своими обязанностями? Какое ему дело до дохлого иностранца? Он оформит протокол и забудет о нем. Коли на то пошло, почему я должен беспокоиться о мертвом иностранце? Кто он такой? По крайней мере, от товарища следователя мы этого не услышали. Надо же, посреди ночи вытащили из постели…

– Где ты с кем-то нежился?

– Не твое дело, Леша.

Хотя он и произнес эти слова внешне беспечно, но все же в них чувствовалось раздражение.

– Как вы находите это дело, Серго Виссарионович? – спросил Орлов. Он прибегнул к официальному обращению в ответ на слова Чантурия, которые его задели. – Что поделывал в кафе иностранец без документов?

– Может, он вышел из гостиницы, забыв взять паспорт?

– А также забыв визитную карточку гостиницы и бумажник?

Чантурия тяжело вздохнул.

– Замечали ли вы когда-нибудь, Алексей Иванович, – Чантурия подхватил официальный тон Орлова, – что люди часто не понимают шуток? Особенно в стране, где без шуток вообще жить нельзя!

– А!

– Я не знаю, что он делал там, знаю только, что был с откровенно красивой русской бабой и сорил деньгами.

– Сукин сын.

– Ну, Алеша, зачем же завидовать развлечениям этого бедолаги?

– Может, это потому, что не я был с такой красавицей.

– Я думаю, тебе было бы нелегко объяснить полковнику, каким образом ты можешь гудеть в кооперативном кафе на лейтенантское жалование. Утром посмотрим, кто может позволить себе такую роскошь. А теперь поспим немного. Нужно, чтобы мозги работали. Но прежде всего поутру засядем за телефоны и обзвоним все гостиницы, где останавливаются иностранцы.

– Я могу это начать прямо сейчас.

– Нет. Только утром. К тому времени дежурные и горничные будут знать, кто не вернулся ночевать в номер.

– 2 —

Среда, 18 января 1989 года,

9 часов утра,

Лубянка

Чантурия любил начинать допросы свидетелей с мелкой рыбешки, постепенно добираясь до крупной рыбины. Таким путем он частенько выуживал перед ответственными допросами важную подспудную информацию, что позволяло держать в напряжении главных свидетелей, беспокойство и тревога которых помогали Чантурия быстрее развязывать их языки.

И теперь, на этом допросе, он начал с разминки.

– Мария Петровна Попова, – прочел Чантурия в паспорте.

Он взглянул на женщину, сидящую у стола. Этим утром она вырядилась в американские голубые джинсы и западногерманский свитер, купленные в коммерческой палатке за трехмесячную зарплату капитана. В ее темно-русых густых волосах, возвышавшихся копной и ниспадавших на плечи, виднелись блестящие сединки, по-видимому естественные. Нарочито небрежная прическа придавала ей диковатый вид. В уголках голубых глаз залегли морщинки, а взгляд казался усталым. Она явно не привыкла вставать в столь ранний час. Сначала Попова упорно рассматривала его исподлобья, но потом отвела глаза в сторону. Так рано или поздно начинают вести себя все свидетели, просто она продолжала держать марку дольше многих.

– Живете вы все еще на Варшавском шоссе? – задал вопрос Чантурия.

Она метнула на него взгляд исподлобья.

– В паспорте же сказано.

– Я не спрашиваю, что там сказано. Она чуть задумалась.

– Вы же знаете, что я там не живу. Он что-то записал.

– А ваши родители по-прежнему живут там?

– Да.

– А вы?

Снова минутное молчание.

– Я снимаю квартиру в доме 156 по Свободному проспекту.

– Вы там проживаете одна?

– Да.

– Сколько же платите?

– Сто пятьдесят в месяц. Полжалования капитана КГБ.

– А кто хозяин квартиры? Спина Марии Петровны напряглась.

– Так, одна старушка. Ей нужны деньги. Ее пенсии не хватает на чай с хлебом, не говоря уже о колбасе. Она живет у дочери.

– Ее фамилия?

– Она к этому делу не имеет никакого отношения.

– Как ее фамилия? Короткое молчание.

– Кузина. Варвара Михайловна. Он опять что-то записал.

– Когда в последний раз вы докладывали в КГБ?

– Но у вас же есть мое сообщение.

– Когда это было? Ее глаза заледенели.

– Два дня назад. Я передала письменный отчет вашему офицеру в гостинице «Международная». Я была там с немцем.

Он записал: поручить Орлову посмотреть отчет, хотя и был уверен, что ничего интересного в нем нет.

– Не возражаете, если я закурю? – спросила она.

Он не ответил. Она вытащила было из сумочки пачку «Мальборо», но затем положила ее обратно. Сумочка была черной кожи, по-видимому, французского производства. Стоила не менее двух его окладов. А еще два, подумалось ему, стоят ее скромненькие туфли, тоже черной кожи. Такие в советском обувном магазине не купишь.

– В котором часу вы пришли в кафе в прошлую ночь?

– Около одиннадцати.

– А кто был с вами?

– Вы же знаете.

– Кто был с вами?

– Моя подруга Елена.

– Ее отчество и фамилия?

– Елена Семеновна Смоленская.

– А еще кто был с вами?

– Трое японцев. Я не знаю, как их зовут. Якио и еще кто-то.

– А прежде вы знали их?

– Нет.

– Где вы познакомились с ними?

– В «Международной».

– При каких обстоятельствах?

– Мы с Еленой сидели в баре. Один из них подошел и завязал разговор, а потом спросил, не могут ли двое других присоединиться к нам. После этого мы решили поехать куда-нибудь поужинать.

– А почему в таком составе: на троих японцев две женщины?

– Мы не нашли больше никого.

– Все были заняты?

– Да нет. Вы же знаете, как дорого обходится нам один только вход в «Международную». Поэтому-то и не смогли найти третью.

– Когда вы пришли в кафе, кто там был? Что за посетители?

– Я, право, не заметила. Какие-то люди за большим столом в углу. Человек шесть-семь. Думаю, отмечали что-нибудь.

– Советские или иностранцы?

– Советские. А за другим столом сидели двое иностранцев.

– Опишите их.

– Мужчины. Лет сорока. Говорили по-немецки, но один был явно не немец. Его немецкий язык ужасен.

– А вы знаете немецкий?

– Да.

– А о чем же они говорили?

– О нас. Сначала.

– О вас?

– О Елене и обо мне. – Что же именно?

– Ну, что мы красивые девушки, что нам не след таскаться с желтыми… все, что обычно говорят. Немец сказал другому, что у него на нас, наверное, и денег не хватит и что преступно для желтопузых тянуть из нашей страны такие огромные деньги, на что другой заметил: «Не больше, чем немцы тянут», – и оба заржали.

– А по-японски вы говорите?

– Нет. Аригато, сейонара… вот и все. Двое японцев немного знают русский, а третий говорит по-английски.

– А вы и английский знаете?

– Да. Но довольно слабо. По-немецки говорю гораздо лучше.

– А кто-нибудь еще был в кафе, когда вы пришли?

– Только обслуга.

– Опишите их.

– У дверей стоял пожилой человек. Метрдотель. Я заметила всего двух официантов. Это маленький ресторанчик.

– Вы знаете кого-либо из обслуги?

– Я их всех раньше видела. А знать никого не знаю.

– А вы часто захаживаете в это кафе?

– Один-два раза в месяц.

– Должно быть, накладно для нас?

Она взглянула на Чантурия и улыбнулась. Улыбка была совсем не дружелюбной, а снисходительно-понимающей. Но даже когда она так улыбалась, она оставалась чертовски красивой женщиной. У него мелькнула мысль: ведь кто-то может привести такую женщину в любое московское кафе и не задумываться о расходах.

– А кто-нибудь еще пришел после вас? – спросил он.

– Да. Мужчина с женщиной.

– Опишите их.

– Она русская. Блондинка, с волосами ниже плеч. Довольно хорошенькая, хотя и немного длинноносая. Думаю, что ей не больше тридцати. Одета не слишком роскошно – во все советское. Может, она из патриоток.

Он не воспринял ее иронии.

– А как она была одета?

– Фиолетовые брюки, светло-лиловая блузка, безобразные сапоги из кожезаменителя. Не похоже, что она слишком уж тесно связана с таким богатым спутником.