Московские тени — страница 14 из 52

– Когда сядем? – спрашивает жена.

– Да попозже. Ребенка уложим, тогда и посидим спокойно.

Накрыть на стол, выпить не спеша триста грамм водки, закусить, а потом – глубокий сон без детского плача, без прерываний. Хе-хе, хорошо бы…

– Что-то Саши нет, – взглянув на темнеющее окно, начинает беспокоиться Елена.

– Рано еще, – отвечает Маркин. – Ты его до скольких отпустила?

– До половины восьмого. А сейчас?

Маркин идет к холодильнику, смотрит на вделанные в дверцу часы. За ним спешит на четвереньках Дарья. Отец берет ее на руки, возвращается в комнату.

– Без двадцати семь.

– А, это нормально, – успокаивается жена. – Будильник бы вот купить, а то так бегать каждый раз…

– Купим как-нибудь.

Дочка трогает Маркина за лицо. Он спускает ее на коврик. Подсовывает машинку:

– Смотри, какая бибика! – катает туда-сюда. – Ж-ж, би-би! Ж-ж-ж…

Дарья отбирает машинку и принимается катать сама. Маркин устраивается в кресле. Наблюдает, как Куравлев на экране танцует в кафе.

– Потрясающий эпизод! – восхищается жена. – А Брондуков, смотри, какой…

– Куражится. – Маркин усмехнулся, вспомнив словечко Бориса.

* * *

От нечего делать решил залезть в ванну. После ванны обычно некоторое время чувствует себя получше. Как-то легче становится.

Пускает воду, регулирует соотношение горячей и холодной. Наконец добивается привычной для себя температуры. Закрывает дверь на защелку, раздевается. Выливает из бутыля в ванну немного шампуня. Появляется пена.

Лежит в приятном тепле. Из крана бьет струя, разгоняя пенные пузыри. Плавает мочалка. Маркин поглаживает свое тело, почесывается. Глаза прикрыл… Что же с ним происходит? Почему так тяжело?.. Тьфу, вот всегда в ванной приходят такие вопросы. Здесь бы наоборот… Ищешь другого!.. Но все-таки? Усталость, утомление, отупение какое-то. От чего? Последние шесть лет практически никакой физической работы, кроме, может, хе-хе, тяжелых сумок с продуктами два раза в месяц, что тащит с рынка, а состояние, точно пол-огорода вскопал или перенес сотню ведер песка с места на место. И ребенок в основном на жене. Работа… да какая это работа: сиди себе в киоске «Ксерокопия» рядом с метро «Бауманская» и время от времени ксерь бумажки… От чего же так тяжело? Конечно, конечно, это сама Москва виновата. Хм, давление мегаполиса. Двадцать минут в метро – и все, и готов, загружен по макушку… Но другие как-то шевелятся, пытаются делать, побеждают этот загруз. Борис тот же, у него вот силы есть. Шесть лет прожил в общаге, последний год почти нелегально, без регистрации; работает в одной из центральных газет в отделе маркетинга, – ему шевелиться приходится, дай бог. И вот два романа написал (не печатают, правда), теперь третий начал… Другие тоже… Даже Елена держится молодцом, несмотря что постоянно с ребенком, а это потяжелей, наверное, чем торговкой на Царицынском рынке. Но – не унывает…

Маркин открыл глаза. Сел. Вздохнул и стал намыливаться. Не надо мыслей, особенно об этом. Хотел освежиться, а получается наоборот… Да ладно, наладится как-нибудь. У Дарьи зубы прорежутся в конце концов, зима установится… Зимой, может… Длинные, спокойные декабрьские вечера…

Стук в дверь.

– Да! – кричит Маркин.

Из-за двери что-то говорит жена. Шум воды мешает разобрать слова. Маркин переключает на душ, становится тише.

– Что случилось?

– Любимый, ты купаешься?

– Да.

– Тебе спинку не потереть? – спрашивает Елена игриво.

– Я сам, можно?

– Ну-у, любимый!

– Лена…

– Не хочешь – не надо, – обиделась и ушла.

Маркин торопливо заканчивает мыться. Теперь ему скорей хочется выйти отсюда. Чувствует, как здесь душно, влажно-жарко. Противно и липко. Одно радует – скоро можно будет выпить. Уж водка-то подвести не должна.

* * *

– Что, сколько времени? Мне уже пора волноваться?

Вставать с кресла, тащиться к холодильнику, где единственные в квартире часы, Маркину лень. Он снимает телефонную трубку, набирает 100. Через несколько секунд длинные гудки прерываются и раздается четкий, уверенно-автоматический женский голос:

– Точное время – девятнадцать часов двадцать одна минута пятнадцать секунд.

И без промедлений вслед за этим, словно бы ему невтерпеж поведать свеженькую отменную гнусность, затараторил автомат-мужчина:

– Только московская городская телефонная сеть владеет информацией!..

Маркин кладет трубку, отвечает жене:

– Еще десять минут.

– Подождем… – Она снова берется за книгу.

– Что читаешь?

– Да вот Виана просматриваю. Такая чушь!

– А что именно?

– Ну, эти… «Приду плюнуть на ваши могилы», – морщась, говорит Елена.

– Согласен – дерьмо. Хотя, для своего времени…

Маркина перебивает Дарья. Встав на ножки и держась за тумбочку трюмо, она принимается звонко выкрикивать, глядя на мать:

– Я! Я! Я! Я!

– Даша, можно мне отдохнуть десять минут? – жалобно просит та. – Вот с отцом поиграй.

– Отец хочет курить. – Маркин поднимается с кресла.

– Милый, не бросай меня!

– Ле-ен…

– Тогда один маленький поцелуй. Пожалуйста!

Маркин целует ее в губы.

– Где мой сын? – спрашивает она после этого.

– Откуда я знаю! – готов взорваться Маркин. – Сама же его отпустила до полвосьмого. Сейчас придет… Я курить.

– Иди, – вздыхает жена, – кури.

Сидя на кухне, Маркин слышит, как она начинает обзванивать Сашиных друзей. Дарья продолжает повторять:

– Я! Я! Я! Я! – И, кажется, рвется к телефону, тоже хочет, наверное, с кем-нибудь побеседовать.

Маркин включает радио. Оттуда задорный женский голос под бойкую мелодию:

Не будите вы меня

Три недели и три дня,

Не мешайте сладко спать,

На луну во сне летать!

* * *

Саша опаздывает на семь минут. Это нормально, год назад, до рождения сестренки, он, бывало, задерживался на час-полтора. Вот тогда была нервотрепка!..

Елена для порядка слегка ругает его, но внутренне она уже успокоилась. Семья в сборе, все хорошо. Веселая, заходит на кухню.

– Что, будем садиться?

У Маркина настроение наоборот – еле сдерживает раздражение.

– Я же говорил уже… Дашу уложим, тогда и посидим.

– Будь по-твоему, Иван-царевич, – чувствуя, что лучше не спорить, соглашается жена, – слушаюсь и повинуюсь. – После этого обращается к накладывающему себе в тарелку котлеты и пюре сыну: – Александр, быстро ешь и садись за уроки. – Старается говорить строго. – Чтоб за эту четверть никаких троек! Понятно?

– Да уж, – он усмехается.

– Совсем скатился за последний год. Что ж, придется пороть. Другого средства я не вижу.

Саша усмехается еще раз и уходит с тарелкой к себе в комнату. Елена начинает танцевать под очередную песенку по радио. Подмигивает Маркину:

– Вставай, мальчик!

Маркин танцевать не умеет и не любит, но смотреть на Елену ему приятно. Она красиво танцует. В Щукинском этому учат как следует… Она закончила Щуку еще до знакомства с Маркиным, потом поступила на Высшие режиссерские курсы при ВГИКе. Осталось защитить диплом – снять короткометражный фильмец. Только вряд ли это в ближайшее время получится. Во-первых, ребенок маленький, а во-вторых, на съемки деньги нужны…

– Дарья плачет! – Жена обрывает танец и бежит в комнату.

Докурив очередную сигарету, Маркин ложится на диванчик. Скорей бы уж девять часов. Уложить дочку, не торопясь, в покое и тишине выпить водочки.

– Спонсор этого выпуска прогноза погоды – мебельный салон «Медиа-Стром», – объявляет по радио ведущий. – «Медиа-Стром» – это эксклюзивная коллекция кроватей, прикроватной мебели и, естественно, ортопедических матрасов всех размеров и модификаций! – Ведущий на мгновение замолкает, переводит дух и уже медленнее продолжает: – Итак, что же обещают нам синоптики на день завтрашний, двадцать второе ноября…

Маркин слушает внимательно. В последнее время его почему-то очень стали интересовать погода, футбол и криминальные новости. Когда натыкается на «Чистосердечное признание» или нечто в этом роде, ему трудно оторваться от экрана; ни одну трансляцию футбольных матчей он в этом году не пропустил. Чемпионат мира посмотрел от и до…

Похолодания не обещают. Когда же зима? В Сибири она уж давно, и до середины марта не отпустит; там снег, протоку Енисея заковало льдом, рыбаки замерли над лунками… Там хорошо сейчас, спокойно, люди и природа отдыхают, готовятся потихоньку к весне. А здесь – все кувырком…

Кряхтя, Маркин поднимается с диванчика, потягивается. Пора селедку почистить, посыпать луком и добавить растилочки, чтобы пропиталась…

* * *

Уложить Дарю в девять часов – дело тяжелейшее. Как раз на это время приходится у нее пик активности. Швыряется игрушками, рвется к телевизору, чтобы на кнопки понажимать. Громко визжит. Усталости в ней ни капли.

– Сегодня купать не будем? – перестилая ей на ночь постельку, спрашивает жена.

– Вчера же купали, – бурчит Маркин. – Каждый день, что ли…

Состояние у него дерьмовейшее. Если бы не отрадная перспектива скорой выпивки, было б вообще невыносимо.

Бесцельно слоняется по квартире. Заодно помогает Саше нарисовать в контурной карте стрелочки крестовых походов. Затем достает из холодильника пиво и водку – пусть немного согреются. Вместе с дочкой смотрит мультик, после этого идет готовить для нее кашу.

Пока жена кормит Дарью на кухне, Маркин приводит комнату в относительный порядок. Слишком не старается, так как завтра снова будет вверх дном.

– Все, донюшка, пора спати, – вносит дочку Елена. – Хорошие дети уже лежат тихонечко в кроватках, глазки закры-ыты… Спи, моя радость.

Дарья понимает, что ее усыпляют, и начинает выражать недовольство. Постанывает и извивается в руках матери. А когда оказывается в кроватке – громко ревет. Сбрасывает одеялко, трясет загородку.