Демагогия как практика, или Шитье белыми нитками
Общественному движению за возвращение исторических названий московские власти противопоставили свое аппаратное движение, направленное против возвращения. Понятна причина: ведь возвращение прежних названий, кроме всего прочего, явилось одним из актов свержения идолов государственно-коммунистической пропаганды. Но защищать их в открытую стало невозможно: в прозревающем обществе росли антикоммунистические настроения. И тогда власти прибегли к иной практике.
Прежде всего они заблокировали принятие решений по этому вопросу, и все предложения комиссии по наименованиям улиц бесследно пропадали в недрах моссоветовских канцелярий. Но поскольку новые времена гласности требовали, чтобы власти все-таки реагировали на вопросы и заявления трудящихся, а вопросы в связи с прекращением процесса возвращения исторических названий постоянно появлялись в печати, то под свои действия власти должны были подвести теоретические основы. Все советские годы в вопросах наименования и переименования городов и улиц власть только наступала и крушила, теперь она была вынуждена перейти к обороне и контрпропаганде. Срочно были выработаны несложные лозунги и, как в прошлые годы, «брошены в массы».
Конечно, руководители, выступавшие со своими возражениями против возвращения исторических названий, знали истинную цену своих доводов, но, как обычно, надеялись на собственное демагогическое мастерство и на неосведомленность народа, в которой они предусмотрительно всегда его держали.
Первым и главным пунктом своих возражений под флагом заботы о благосостоянии москвичей они выставляли экономическую сторону проблемы. На собраниях и в печати они постоянно заявляли, что требуемое возвращение старых названий обойдется народу в сотни тысяч рублей: «Эти деньги ведь мы оторвем от ремонта музеев и библиотек, от спасения шедевров, гниющих в затопленных подвалах, от обучения азам искусства ребят» («Московская правда», 15 декабря 1990 г.). Сайкин любил говорить: «Оторвем от детских садиков» – так получалось еще трогательнее.
Надобно сказать, что подобные утверждения, к тому же исходящие от ответственных лиц, производили на публику желаемое впечатление.
Но дело в том, что подобные широковещательные заявления со слезой были не более чем элементарной демагогией и сознательной ложью. Когда после общих слов и громких сетований приходилось отвечать на конкретный вопрос: «На что же требуются эти огромные средства», то оказывалось, что затраты предстоят на: а) замену уличных указателей названий, б) печатание планов города с новыми названиями, в) печатание различных канцелярских бланков с новыми адресами.
В ряду прочих расходов города эти расходы выглядят очень скромно. Кроме того, руководство, сетуя, как дорого обойдется смена уличных досок с названиями, умалчивало, что менять обветшавшие указатели на новые полагается регулярно, а надпись на них на стоимость не влияет: доска с надписью «улица Разина» и «улица Горького» стоит столько же, сколько «улица Варварка» и «улица Тверская».
То же и с печатанием планов города и канцелярских бланков, которые периодически обновляются.
Поэтому совершенно ясно, что дополнительных экономических затрат возвращение исторических названий не требует.
Второй пункт возвращений – культурно-исторические причины. «Ведь советские названия улиц – тоже история, и мы должны их беречь и хранить, а не переименовывать», – усовещивают противники возвращения исторических названий. Причем надо специально отметить, что как опытные демагоги они совершают будто бы незначительный, но очень важный подмен слов, заменяя слово «возвращение», соединяемое с понятием законности, правомерности, словом «переименование», которое имеет негативный смысл, потому что говорит о насилии и беззаконии.
Попутно совершается еще одна подмена: стирается разница между старыми названиями, которые действительно представляют собой исторические памятники, и новыми, являющимися элементами пропаганды определенной политической партии. Впрочем, пропаганда тоже факт истории, и новая улица, возникшая на пустом месте, должна называться так, как ее назвали: Новая, Пионерская, Свободы или 4-я улица 8-го Марта. Но противиться возвращению названий, имеющих многовековую историю, – это не забота об истории, а насилие над ней и невежество.
Так что все возражения партийно-советского аппарата в действительности были, как говорится, шиты белыми нитками. Однако все же их пропаганда имела некоторый успех, и нельзя просто отмахнуться от тех москвичей, которые пишут письма в газеты, протестуя против возвращения старых названий улиц, возмущаясь «ненужными огромными затратами», выступают в защиту «оплевываемых» имен борцов за коммунизм. Письма искренние, очень сердитые, не вызывают никакого сомнения в их подлинности. Да, авторы – а это в основном люди старшего поколения: пенсионеры, ветераны партии, ветераны войны и труда – убеждены в своей правоте, но – увы! – не замечают того, что просто повторяют подсказанное партийной пропагандой почти слово в слово, оттого-то многие письма так похожи одно на другое, как были похожи «шедшие от сердца» беседы агитаторов, «доносивших до масс» очередное постановление очередного пленума. На них и опирались горкомовские и моссоветовские деятели.
Действительно, среди печатавшихся в газетах писем, посвященных этой проблеме, наряду с письмами читателей, одобряющих возвращение исторических названий, публиковались и письма читателей, возмущенных этим. «Более всех возвращению названия Хамовнический вал будут рады именно туристы-белоэмигранты», – писал один; «Кагановича на вас нет!» – грозил другой по поводу изменения названий станций метро, видимо, намекая на кровавые расправы, которыми прославился шеф строительства метрополитена; третий возражал против названия Воробьевы горы (названы в 1918 году Ленинскими), потому что «В.И. Ленина все знают, и он лучше, чем какой-то там Воробьев», и тому подобное. Правда, о соотношении количества сторонников того и другого мнения достаточно красноречиво свидетельствует опрос, проведенный в январе 1989 года в районе, носящем имя К.Е. Ворошилова – деятеля, как считалось, из наиболее «любимых народом». «Московская правда» опубликовала итоги: за то, чтобы район назывался Ворошиловским, проголосовало 15 процентов жителей, против – 75.
Новый состав Московского Совета, избранный в 1990 году, обнаружил больше понимания проблемы возвращения исторических названий, и 5 ноября этого года президиум Моссовета утвердил первый пакет предложений Комиссии. Но полный список и тогда показался слишком большим и пугающим, поэтому на первый случай его ограничили 27 названиями.
Этот список был опубликован в московских газетах 6—7 ноября, и в эти, традиционно праздничные, дни обратило на себя особое внимание еще совсем недавно совершенно невозможное сообщение: улице 25-го Октября возвращалось ее историческое название – Никольская.
Второй пакет, состоящий из 40 названий, был утвержден в апреле 1992 года, в мае 1993 года – третий, а всего – около 150 названий. В основном возвращались исторические названия в пределах Садового кольца, происхождение и бытование которых насчитывало по нескольку веков – Тверская, Покровка, Дмитровка, Маросейка, Якиманка, Пречистенка, Патриаршие пруды, Красные ворота, Варварка и другие. Были возвращены также некоторые названия за пределами Садового кольца, из числа тех, которые в советское время получили идеологические названия-штампы или носили имена слишком одиозных советских деятелей.
Теперь газеты публиковали гораздо больше откликов, поддерживающих и одобряющих возвращение старых названий. «Предлагаю … единым распоряжением Моссовета вернуть всем без исключения старым улицам и площадям их исконные исторические названия», – писал композитор Никита Богословский в «Открытом письме новому председателю Моссовета», напечатанном в газете «Московский комсомолец». «Скажу честно, – заявил в интервью наш замечательный артист и общественный деятель Юрий Никулин, – для нашей семьи известие о возвращении старых имен московским достопримечательностям было … ну, как бальзам на сердце». Люди, поверившие, что возвращение названий требует больших материальных затрат, предлагали помощь: «Мы готовы выделить определенную сумму денег на реализацию этого долгожданного и необходимого дела» (подпись: «семья Виноградовых»).
Можно логически объяснить историческое, филологическое, эстетическое, хозяйственное преимущество старых устойчивых топонимов, в том числе, конечно, и московских, но все эти, безусловно, важные выгоды вряд ли могли бы так взволновать и поднять общество, тем более привлекать к себе внимание в течение столь долгого времени, если бы все дело заключалось только в каких-то выгодах и преимуществах. Разум нашел бы им замену, или же, в конце концов, видя несоразмерность прилагаемых усилий результатам, можно было бы отказаться от дальнейших действий.
На этом этапе не логика, не разум стали главным нервом проблемы, а иррациональное чувство, называемое патриотизмом, которое объединяет народ и в сущности является духовным выражением вложенного во все живое Богом инстинкта самосохранения. Это очень сильное чувство, оно способно совершать чудеса, и даже самые яростные отрицатели и хулители идеи патриотизма, считающие слова патриотизм, патриот чуть ли не ругательными, во время серьезной опасности для себя лично бросаются под его защиту. Так сделал Сталин в войну, к патриотизму народа взывали ораторы-демократы с балкона Белого дома в Москве в дни путча. В народе же чувство патриотизма живо постоянно вне зависимости от моды на него и от надобностей политиков. Из многого соткано чувство патриотизма, в нем столько граней и нитей, сколько в самой жизни, и одна из нитей, из которых плетется народная судьба, как сказал поэт, – «любовь к родному пепелищу», любовь к исконному месту своего обитания, к его исконному имени, данному дедами и прадедами.
В 1990 году «Комсомольская правда» опубликовала обращение академика Д.С. Лихачева к молодежи, в котором он говорит о значении восстановления народных исторических названий для настоящего и будущего.