Прямо перед каторжником простиралась Сенатская площадь. По левую руку тянулись здания Сената и Арсенала, а справа, совсем близко, стояла Оружейная палата. Туда ему и требовалось попасть. Но как? Пётр замешкался. Маячить на глазах патрулей было опасно, а идти сразу в палату казалось ему преждевременным. Прогуляться вокруг Архиерейского дома и монастырей? Но за ними — пушечный шатёр-батарея, наверняка там сейчас стоит артиллерия гвардии…
Он не успел принять никакого решения. Из Дворцовой улицы вдруг вышел Шехонский и лоб в лоб столкнулся с Петром. Секунду они молча смотрели друг на друга, потом изменник закричал, обращаясь к караулу на воротах:
— Арестуйте его, это переодетый русский!
— Ложь! — ещё громче ответил Ахлестышев. — Он сам русский! Кто пропустил его в Кремль?
Часовые растерялись, не зная, кого слушать. Оба скандалиста говорили по-французски, как парижане, но один был в офицерском мундире. Караул уже решил встать на сторону лейтенанта, но тут появился граф Полестель.
— Что за шум?
Увидел Петра и оскалился в довольной улыбке.
— Ахлестышев! Вас не расстреляли? Ну, тем лучше. Второй шпион за два дня.
Полковник повернулся к караулу и приказал:
— Взять его!
Глава 10Прыжок с эшафота
У Петра отобрали оружие, обыскали и отвели в Оружейную палату, в кабинет следователя.
— Как вам удалось тогда спастись? — начал допрос граф.
— Я уговорил карабинеров отпустить нас с приятелем.
— Хм… Наглости вам не занимать. Но посмотрим, как пойдёт дальше. На вас мундир тиральера. Где вы его взяли?
— Выменял на овощи.
— С какой целью явились в Кремль?
— Давно не видел Царь-пушку.
— Четыре дня назад за Пресненской заставой был убит фельдъегерь императора. Нападавшие выдавали себя за поляков. Ими командовал высокий человек, в совершенстве владеющий французским. По приметам он очень походит на вас.
— Не имею привычки читать чужие письма.
— Смеётесь? Недолго осталось! Я могу справиться в тиральерских полках Молодой гвардии, не пропадали ли у них недавно обер-офицеры. Могу устроить очную ставку с начальником патруля у Пресненской заставы. Но зачем такие хлопоты? Вы — русский, проникший в Кремль. Одного этого достаточно, чтобы отвести вас прямо сейчас в ров к Тайницкой башне. И я думаю: для чего же тянуть? Позвать караул, и пусть парни доделают то, с чем не справились карабинеры. Попробуйте их уговорить. Ну?
— Что «ну»?
— Звать караул? Или скажете правду? Я не шучу — время шуток для вас кончилось. Пять минут — и вы покойник, здесь это не занимает много времени.
— О чём же вы хотите, чтобы я говорил?
— Главный вопрос: как вы связаны с Ельчаниновым?
— А кто это?
— Русский лазутчик, арестованный мною вчера.
— Нет, я никак не связан с этим человеком, я его не знаю.
— Чем занимались все эти дни в Москве? Где живёте?
— Не живу, а выживаю. Ваши солдаты, граф, устроили в городе такое, чего я никак не ожидал от культурной нации. Впрочем, вы наверняка слышали о наших скитаниях от Ольги Владимировны Шехонской.
Тут голос его непритворно дрогнул.
— Эта женщина — единственное, что меня интересует в жизни. Война, патриотизм, ваши, наши — всё ерунда! Скажите, Полестель, что с ней? Где она сейчас? Я не видел княгиню с восьмого сентября и ничего не знаю о её судьбе! Дом на Остоженке уцелел, но я не смог туда попасть, он охраняется. Скажите — Ольга там? С ней всё в порядке?
Граф скривился.
— Откуда я знаю, где ваша пассия? Князь спрятал её куда-то. Мне не до женщин, я в отличие от вас воюю.
— Вы лжёте! Вы не можете не знать. Ведь князь Шехонский состоит при вас! Тогда вы ехали в одной карете, сейчас шли вместе из Кремля.
— Вы тоже мне лжёте. Повторяю свой вопрос о русском резиденте.
— Идите к чёрту! В гробу я видал всех резидентов! Дайте мне написать письмо к княгине, и вызывайте ваш караул!
— Ну, если вы настаиваете… Сержант!
Вошёл гвардейский драгун.
— Да, господин полковник!
— Отведите этого шпиона в Тайницкий ров и сделайте, что обычно.
— Слушаюсь!
Ну, вот и всё… И Ельчанинова он не спас, и Ольгу оставил одну… На ватных ногах Ахлестышев вышел из Оружейной палаты. Его повели по Ивановской площади. Каторжник еле плёлся, подсознательно стараясь хоть немного продлить отпущенный ему срок. Всё вокруг, и люди и предметы, стали для него вдруг очень интересными. Ещё немного наглядеться и надышаться! Вот церковь Николы Гостунского, где служил его духовник отец Елизарий. На выступе абсиды сидел канонир и курил трубку. Он посмотрел на Петра и равнодушно отвернулся. Как же так? Ведь человека сейчас убьют, и погаснет целая планета! Его, Петра Ахлестышева, планета! Но артиллериста это мало интересовало.
Конвой вёл партизана на расстрел, и с каждым шагом тепло жизни выходило из него. Вот они прошли мимо обломков древних стен. Пётр вспомнил, что это остатки зданий Приказов, разрушенные сорок лет назад. Тогда решили возвести в Кремле новый дворец, старые Приказы снесли, а развалины за столько лет так и не убрали… И дворец не построили. Каторжник смотрел на эти мелочи, которых раньше и не заметил бы, и каждой частичкой души цеплялся за них. За туман над Москвой-рекой. За выступающий купол любимого им Константиноеленинского храма. За битый, серый от старости, кирпич под ногами. И даже за бессердечного канонира, что совсем не хотел глядеть в его сторону…
Всё когда-то кончается, кончилась и Ивановская площадь. По натоптанной тропинке драгуны спустили арестанта вниз. Там стояло ужасное зловоние. Возле испещрённого пулями прясла между Тайницкой и Петровской башнями лежали расстрелянные. Их было много, не менее полусотни. Пробитые головы, искажённые предсмертной мукой лица, уставившиеся в небо глаза… Сейчас и он, пока ещё живой, дышащий, думающий и любящий человек, тоже распластается тут. И уже не будет ни дышать, ни любить… Ольга, Ольга!
— Отделение, в шеренгу! — скомандовал сержант.
Ноги у Ахлестышева сами собой начали противно дрожать. Стыдно-то как! Он попробовал прекратить эту тряску, но у него не получилось. Более того, от страха застучали зубы, запершило в горле… И вдруг Пётр снова вспомнил об Ольге. Как тогда, перед свинцовой рекой в Замоскворечье, когда уже собрался погибать. А ведь сейчас не так всё плохо! Он кое-что успел. Отчаянов с Сашей спасут княгиню! Глупый Полестель думает, что выиграл, а на самом деле он проиграл. И его доклад Бонапарту уже не тайна. И он, Пётр, изрядно уже настрелял французов: дорого обошлась им его жизнь! Всё замечательно! Ольга сделается свободна и век ей выпадет долгий-долгий, и всегда она будет его помнить и любить. И никто и никогда не будет так любить графа Полестеля. Ну, случилось ему, Петру Ахлестышеву, умереть… Он честно воевал за свою любовь и за своё Отечество. И не станет сейчас, в последнюю минуту, малодушничать перед врагами!
Произошедшая в каторжнике перемена укрепила его. Колени перестали дрожать, и зубы унялись. Он посмотрел на палачей высокомерно, с чувством превосходства. Подошёл драгун с тряпкой, чтобы завязать приговорённому глаза, но Пётр отвёл его руку.
— Стреляй так.
Ахлестышев теперь стоял, расправив плечи, и спокойно молился. Он совсем уже не думал о смерти, о том, что перестанет дышать — это потеряло для него значение. Ольгу спасут. Отчаянов дал слово, а он всегда его держит. Ольгу спасут!
— Целься!
Драгуны вскинули ружья и навели их прямо на партизана. Ещё миг… Но русский только усмехнулся. Забавные ребята рассчитывали его напугать? От этих вот сморчков у него только что дожали колени? Один солдат, что с краю, походил на огородное пугало, второй — на записного пьяницу. Ну и гвардия! Во всей шеренге единственный драгун смотрелся более-менее прилично, а остальные — какие-то чубекесы! Давайте, стреляйте уже…
Вдруг сержант опустил саблю, подошёл к Ахлестышеву и тронул его за рукав.
— Пойдёмте.
Ничего не понимая, Пётр отправился следом за ним. Французы с пленником поднялись наверх и вернулись в кордегардию. Что случилось? Казнь отложена? Или, что вернее, его пытались сломить, запугать? А не вышло!
Ахлестышев шёл сам не свой — пережитое у стены далось ему трудно. Но он почувствовал, что отношение к нему драгун изменилось. Они даже шагали сейчас по бокам не как конвой, а скорее, как почётный караул. Когда каторжник оступился на тропе, его бережно придержали за локоть, а на входе в палату предупредительно распахнули дверь.
Сержант ввёл Петра обратно к Полестелю и доложил:
— Господин полковник, этот человек не боится смерти.
— Хорошо, свободны.
Драгун вышел, а граф кивнул пленнику на стул.
— Садитесь. Вы действительно настолько любите княгиню Шехонскую?
Тот промолчал, озадаченно глядя на француза. Что за игру он затеял теперь?
— Ваше дело безнадёжно. Русский, пробравшийся в Кремль в нашем мундире… Верная казнь. Но я могу не подавать рапорт и замять этот случай.
— А что взамен?
— Я могу также передать вашу записку княгине. И даже… не уверен, что получится, но я попробую устроить вашу с ней встречу.
Ахлестышев вскочил со стула.
— Так вы мне действительно лгали! Вам известно, где она и что с ней! Молю вас, скажите!
— Всему своё время. Пока что вам надо думать, как спасти свою жизнь, а не как повидаться с чужой женой…
— Так что взамен?
— Взамен — услуга с вашей стороны. Я посажу вас в одну камеру с захваченным нами русским шпионом. Он отказывается отвечать на мои вопросы. Не пытать же мне офицера! Он, как и я, дворянин. Но мне позарез нужно узнать некоторые вещи.
— Что именно я должен выведать?
— Кто его агенты. Как именно резидент поддерживает связь с Кутузовым. И какие сведения он уже успел передать.
Ахлестышев скривился.
— С какой стати этот человек должен мне всё рассказать? Незнакомцу и совсем не патриоту. Вы переоцениваете мои способности к шпионству.