Мы рассмеялись, и Анжелика повернулась к зеркалу.
– Сейчас подойдет Слава Петрунин, мой администратор, он проведет вас в зал. А потом, после концерта, поговорим. Я, естественно, заплачу вам гонорар. Все как положено…
Я внутренне вздохнул. Концерт будет длиться не менее двух часов, пока туда, пока сюда, это уже будет ночь. Но что поделаешь – у адвокатов рабочий день ненормированный.
Дверь открылась без стука, и в комнату вошел высоченный, отлично сложенный парень со светлыми волосами и открытым взглядом голубых глаз. Он учтиво поздоровался и нагнулся к Анжелике:
– Анжелочка, давай поторопись. Народ уже требует.
– А разогрев? – спросила Анжелика, широким темно-синим карандашом подводя глаз.
– Уже допевают. Публика потихоньку начинает их выпроваживать – ногами топают, посвистывают. Плакаты вытащили. Так что самое время.
– Сейчас, – вздохнула Анжелика, хотя было видно, что внимание публики ей приятно. – Только вот глаз нарисую.
– Между прочим, – чуть понизил голос Слава, с сомнением поглядывая на нас, – тут у нас один гость неожиданный…
Анжелика обратила внимание на его взгляд и сказала:
– Это свои. Лена Бирюкова, о которой я тебе рассказывала, и Юра Гордеев, мой адвокат. Так что никаких секретов.
– Очень приятно. – Петрунин пожал мне руку и кивнул Лене. – Разина нарисовалась.
– Вот это новость, – Анжелика от неожиданности даже чуть не ткнула кисточкой туши в глаз, – чего это вдруг?
Слава пожал плечами:
– Не знаю. Десять минут назад в зале появилась. С секьюрити своими… Правда, без Симеонова.
– Ну ясно. Муженек же раненый, – усмехнулась Анжелика, – ну ладно, пусть послушает, легенда ходячая. Пусть поучится, как петь надо. Кстати, Слава, посади моих гостей в зале. Только места получше выбери.
– А кстати, вот рядом с Разиной и посажу. На лучшие места.
Огромный зал «Олимпийского» был переполнен. Эстрада находилась в середине стадиона, который поделили на две части огромным черным полотнищем. На трибунах спортивного зала бурлил народ. Публика, пришедшая на концерт Анжелики, была похожа на болельщиков: были даже транспаранты. А прямо перед сценой установлены полтора десятка рядов для элитной публики – приглашенных или же просто богатых. Именно сюда повел нас администратор Анжелики Слава Петрунин.
На сцене, уставленной разного размера музыкальными динамиками, резвилась какая-то невзрачная группа. Четыре одинаковые блондинки (кажется, они называли себя то ли «Белки», то ли «Ветки») исполняли нечто заунывное, нестройными голосами. Они очень старались, но получалось плохо. Поэтому публика то и дело давала понять, что, мол, разогрев разогревом, но пора и честь знать. Блондинки тоже это понимали и время от времени тревожно поглядывали за кулисы, откуда, видимо, им должны были подать какой-то знак.
– Вон видите два места, прямо за Разиной, – показал нам Слава Петрунин, – проходите туда.
Не найти эти места было трудно. Огромную рыжую копну волос Анны Разиной заметил бы, думаю, даже зритель с самого последнего ряда трибуны. Мы без труда пробрались на наши места, так как пространство между креслами оказалось достаточно большим. К счастью, кресла расположили амфитеатром, поэтому шикарная прическа Разиной, ничуть не закрывала нам сцену. По обе руки легендарной певицы сидели два совершенно одинаковых охранника с толстыми шеями, широченными спинами и короткими стрижками под расческу. К уху каждого тянулась тонкая пружинка шнура, соединенного с наушником. Они то и дело смотрели вокруг, не грозит ли их подопечной какая-либо опасность. А подопечная между тем без особого интереса смотрела на сцену.
Она сильно постарела, эта суперзвезда советской эстрады. Конечно, многочисленные подтяжки, пластические операции, всевозможные омолаживающие средства все еще сохранили ее знакомое каждому от Калининграда до Владивостока лицо, с большими круглыми, всегда чуть удивленными глазами, тонкими губами, изящным овалом и немного вздернутым носом. И теперь, на сцене и по телевизору, зрители видели почти ту же самую Разину, появления которой в семидесятые годы вся страна ждала на концертах ко Дню милиции, Дню пограничника, Дню металлурга, Дню Военно-морского флота и другим всевозможным «дням». Сколько в те годы отмечалось самых разных дат и юбилеев! Сейчас мы, безусловно, в этом отношении живем куда скучнее. А тогда порой казалось, что весь народ тем и занимается, что весело и дружно отмечает свои профессиональные праздники. В сущности, наверное, так оно и было на самом деле…
Но годы есть годы. Они, как известно, берут свое – особенно это касается прекрасной половины человечества. И сейчас мы видели и морщинистую шею, и тщательно скрываемый, но все-таки существующий второй подбородок, и стареющую кожу на руках – все то, что можно было замаскировать только с помощью грима и соответствующего освещения. И что нельзя было скрыть вблизи…
Разина, заметив Славу Петрунина, поманила его пальцем. Он подошел к певице, и они обменялись несколькими словами.
– Как ты думаешь, что она от него хочет? – шепнула Лена.
– Понятия не имею.
– Тем не менее это очень важно, – сказала Лена, – я пойду и узнаю.
Петрунин уже отошел, но Лена догнала его.
– Разина хочет после концерта встретиться с Анжеликой, – вернувшись, сказала она мне на ухо.
– Зачем?
– Не уточнила. Но Слава сказал, что это очень странно, ведь Разина и Анжелика не просто конкурентки, но теперь, в сложившихся обстоятельствах, просто враги.
– Врагини… – вставил я.
– Вот именно. Какие тут могут быть разговоры? Тебе не кажется это подозрительным?
– Может, она просто хочет помириться? – предположил я.
– Хм, – фыркнула Лена, – ты не знаешь ее характер. Это не в стиле Разиной. Она привыкла побеждать – всегда и во всем. А тем более невозможно предположить, что она решила пойти на попятную с девчонкой, выскочкой, каковой она считает Анжелику.
– Ну, знаешь, – не согласился я, – всякое бывает. Разина опытный, бывалый человек. Она могла прийти к выводу, что ей лучше не воевать с Анжеликой, а помириться.
Лена с сомнением пожала плечами:
– Вряд ли… После истории в гостинице «Россия», после инцидента в Останкине… Нет, не верю.
Между тем со сцены наконец ушла разогревающая группа, и свет полностью погас. Стадион погрузился в полную темноту, а зал притих…
– Начинается, – прошептала Лена, – сейчас увидишь нечто необычное.
В зале стояла полнейшая тьма – хоть глаз выколи. Я не мог разглядеть ничего, даже замечательную рыжую копну на голове Анны Разиной, хотя, между нами говоря, казалось, что ее огненные волосы будут светиться даже в темноте.
Прошло довольно много времени, во всяком случае, именно так нам показалось. Затем откуда-то, будто издалека, донесся еле слышный звук. Негромкий, жалобный, он постепенно, чуть заметно нарастал. Вместе со звуком, на первый взгляд непонятно отчего, темнота стала рассеиваться. Как будто с восходом солнца, ранним утром, сначала стали еле различимы силуэты людей (например, пышная прическа Разиной прямо перед нами), потом все стало темно-серым. Хитрые осветительные приборы, расположенные под потолком, создавали эффект раннего утра. Звук же становился громче и громче. Он то немного менял тональность, то становился переливчатым, вибрировал и словно уходил, а потом возвращался. В конце концов яркость стала нормальной, но лампы на этом не остановились и светили все ярче и ярче. Звук нарастал и начал резать барабанные перепонки. Глаза болели от яркого света. Уже было просто невыносимо…
Вдруг, когда я уже начал думать, что подобные эксперименты просто опасны для здоровья зрителей, раздался оглушительный хлопок и свет, достигнув точки наивысшей яркости, внезапно снова погас. Зал вздохнул от неожиданности. Воцарилась тишина, в которой я явственно услышал голос Разиной: «Неплохо». Видимо, она обращалась к одному из своих телохранителей.
– Если она так оценивает шоу Анжелики, – наклонилась ко мне Лена, – может, она действительно пришла, чтобы мириться?
На сцене появился круг света. В круге стояла Анжелика в чем-то темном и свободном. В руках она держала черную электрогитару с длинным тонким грифом. Зал зааплодировал, засвистел, увидев любимую певицу. А та просто стояла и смотрела в зал.
Через некоторое время, когда аплодисменты постепенно умолкли, она опустила голову, положила левую руку на гриф, пальцами правой взяла серебристый медиатор и резко ударила по струнам. Послышались первые аккорды заглавной песни – «Ты не одна». Весь зал, по-видимому, знал эту песню наизусть, поэтому стал подпевать.
Что и говорить, песня действительно была очень хорошей. Берущий за душу мотив, проникновенные слова, а особенно искренний, диковатый и в то же время нежный голос Анжелики – все это превращало песню почти в шедевр.
Ты не одна – поют деревья,
Ты не одна – воркуют птицы,
Ты не одна – просто поверь мне.
Просто тебе это снится…
Припев хором повторял весь зал. В темноте большинство зрителей зажгли огоньки и гигантское полукружие спортивного зала стало похоже на звездное небо.
Наконец песня закончилась и зажегся свет. Зал буквально взревел. На сцену потянулись люди с букетами, цветы летели прямо из зала.
– Впечатляет, – сказал я Лене. Действительно, спев эту песню, Анжелика могла спокойно закончить концерт – никто в обиде бы не остался.
Разина сидела и… тоже аплодировала. Видно, эффектное шоу произвело впечатление на легендарную певицу. А значит, подумал я, есть шанс, что они помирятся.
Потом было еще много песен – очень хороших, посредственных и просто плохих. В том числе я наконец услышал песню, о которой мне говорила Лена, – «Хочешь, я убью его?..». Но это было уже неважно: залу, который находился под впечатлением от первоначального эффекта, нравилось буквально все.
Если честно, то и мы с Леной попали под обаяние Анжелики. Подпевали, отбивали ритм пальцами и каблуками – конечно, сдержанно, соответственно нашему возрасту и положению. Зал же просто неистовствовал. У барьеров, которые отделяли ряды зрителей от площадки, толпились беснующиеся люди. Хрупкие барьерчики, казалось, вот-вот опрокинутся, стоит только толпе нажать. И тогда наши ряды, на которых сидела более благовоспитанная публика, будут просто снесены лю