е его никто не видел…
Бородулин тщательнейшим образом осмотрел это место. Действительно, оказаться здесь можно только случайно – маленький тупичок, образованный углом здания и глухой стеной. Здесь раньше был еще один подъезд для технических целей, но дверь давно заколотили, и уже лет десять ею никто не пользовался. Прямо под окном, из которого выпрыгнул преступник, удалось обнаружить следы крови, которая осталась на его обуви. Их удалось проследить на несколько метров, но потом они внезапно исчезли. Было такое впечатление, что преступник снял обувь. Разумеется, он переоделся, нельзя же по Москве ходить в костюме семнадцатого века… Значит, у него была запасная одежда…
Куда делся преступник, после того как забежал в тупичок, неизвестно. Бородулин вместе с оперативниками осмотрел каждый сантиметр округи. Результат был ничтожен: одна пуговица от камзола (ее опознали костюмеры) и золотая нить того же происхождения.
Негусто, прямо скажем… Единственный вывод, который сделал Бородулин, это то, что преступление тщательно готовилось заранее. Очевидно, он спрятал одежду здесь, в этом тупичке. Потом переоделся в костюм придворного (как только он его раздобыл?) и проник в здание через окно, которое находилось на первом этаже и вело в мужской туалет. Затем тем же макаром он хотел выбраться наружу, но режиссер Савелий Ковтун помешал. Преступник, видимо, решил не терять времени на то, чтобы спуститься на первый этаж, и ворвался в женский туалет. А там под руку подвернулась женщина. Преступник не мог допустить, чтобы преследователи видели, как именно он скроется, поэтому постарался их обезвредить – порезал женщине плечо и пырнул ножом Ковтуна. Кстати, он мог свободно и убить женщину. Как и Симеонова. Но нож и ей и Симеонову воткнул в плечо. Значит, убийство этих людей не входило в его планы.
У него было не больше полутора минут… Однако он успел за это время переодеться и скрыться. Как? Бородулин ломал над этим голову. И не мог найти ответ… Ну не испарился же он?
Бородулин шел по длинному коридору телецентра и думал, что это дело принесет ему немало хлопот… А вот как раз хлопот следователю и не хотелось. По нескольким причинам – дочь в этом году закончила школу и поступала в институт, квартира настоятельно требовала ремонта, к тому же этим летом он намеревался успеть выбраться с женой куда-нибудь к морю. Ну и еще разные дела по мелочи… Короче говоря, Бородулин не собирался долго возиться с этим делом, которое досталось ему по указанию заместителя генерального прокурора Константина Дмитриевича Меркулова. Ко всему прочему, Бородулин раньше специализировался по расследованию экономических преступлений и чувствовал, что дело это ему поручили просто по причине нехватки кадров: почти все «важняки» были в летних отпусках, а доверить обычному следователю его не могли – все-таки пострадала важная персона. А вдруг здесь не просто хулиганская выходка какого-нибудь фаната, а что-то посерьезнее?
– Ты не переживай, Бородулин, – сказал Меркулов, поручая ему это дело. – Мы тебе поможем. Бригаду создадим… Помощника прикреплю. Если что, обращайся непосредственно ко мне.
Ну и, конечно, Бородулин отказаться не мог. Меркулов свое слово сдержал и дал Бородулину помощницу – следователя-стажера Лену Бирюкову. Впрочем, толку от нее пока было немного. Единственный допрос, который она провела, не принес ничего нового.
Гримерные находились неподалеку от съемочных павильонов. Следователь вынул из кармана блокнот и сверил номер комнаты.
– Войдите, – послышалось из-за белой крашеной двери в ответ на его стук.
Бородулин вошел в просторную комнату, больше похожую на парикмахерскую. Такие же кресла с подголовниками, большие зеркала, несколько доисторических больших фенов в углу. Два кресла были заняты – над сидящими в них (в одном Бородулин признал известного киноактера) орудовали гримерши в белых халатах. Еще две сидели в углу и пили чай.
– Вам кого? – строго поинтересовались у Бородулина.
– Мне нужна Галина Скоробогатова.
– Это я, – отозвалась одна из женщин, пьющих чай, – а вы кто?
Бородулин подошел поближе и, не обращая внимания на любопытный взгляд ее подруги, сказал:
– Я из Генеральной прокуратуры. Валерий Бородулин, следователь по особо важным делам.
Он вынул из кармана удостоверение и предъявил его гримерше.
– А-а, – чуть изменилась в лице та, – это по поводу…
Она запнулась.
– Да, по поводу нападения на Симеонова. Я бы хотел задать вам несколько вопросов.
Она пожала плечами:
– А что я могу сказать? Я ничего не знаю. В момент нападения была далеко, а потом…
Бородулин кивнул:
– Да, конечно. Но все же можно с вами поговорить? Наедине желательно.
– Конечно.
Они вышли в коридор, подошли к окну. Скоробогатова достала из кармана халата сигарету и закурила.
– Я вас слушаю.
– Скажите, Галина…
– Можно без отчества.
Бородулин кивнул.
– Вы сами гримировали массовку?
– Да. Обычно я подключаю свою ассистентку, но тут была очень ответственная съемка. Так что я решила сделать все сама. Знаете, чтобы потом не переделывать. Тем более ассистентка у меня новенькая, только учится…
– А много времени уходило на каждого?
– Да нет… Минут по пять. На женщин, конечно, больше. Грим несложный, парики заранее приготовили…
– Значит, на двадцать человек в массовке вы потратили в общей сложности…
– Ну примерно часа два с половиной – три.
– А вы знали предварительно количество людей, которых предстоит загримировать?
– Да.
– И считали их?
Скоробогатова задумалась:
– Нет, не считала. Они стояли в очереди в коридоре.
– Сначала шли женщины или мужчины?
Она покачала головой:
– Вперемешку.
– Значит, вы могли и не заметить, если бы зашел лишний?
– Да, пожалуй, могла… За этим обычно следят ассистенты.
– И в этот раз было так же?
– Да.
Бородулин вздохнул. Ему уже удалось выяснить, что ни один из ассистентов не заметил лишнего человека, оказавшегося на площадке.
– А ваша ассистентка за этим не следит?
– Нет. Ее и не было в тот день на работе.
– Почему?
– Она отпросилась, что-то у нее дома произошло. Ну я и отпустила, все равно от нее толку мало.
– Странно. Вам предстояла большая работа, а вы отпустили ассистентку.
– Я же сказала, она отпросилась. И потом, я справлялась и не с такой работой. А Света бы просто болталась под ногами и всем мешала. Она еще неопытная.
– И все-таки, Галина, постарайтесь вспомнить, гримировали вы того, кто совершил нападение, или нет?
Она подумала с минуту, затем уверенно покачала головой:
– Нет. Не могу вспомнить. Знаете, это профессиональное качество – когда я работаю, то вижу перед собой то лицо, которое должно получиться. А если обращаю внимание, то только на детали лица по отдельности. На нос, рот, брови. А тут стояла простая задача: подвести глаза, припудрить щеки, подкрасить губы. Так что я не могла запомнить кого-то одного…
Бородулин вышел из Останкина около четырех. На пять у него была назначена встреча с Элемом Симеоновым, который сразу после больницы Склифосовского отправился домой залечивать раны. Когда Бородулин разговаривал с ним спустя несколько часов после происшествия, ему показалось, что певец даже рад случившемуся. Еще бы, повреждения минимальные, зато реклама… Вчера и сегодня газеты вышли с огромными заголовками. Кто-то даже узрел здесь «чеченский след» – поспешил обвинить в нападении на Симеонова террористов Басаева. А в других статьях прозрачно намекалось на некие интимные отношения Симеонова с преступником, несчастную любовь с голубым оттенком, из-за которой певец и пострадал… Так что Симеонов из этого случая извлек только пользу.
Следователь сел в свой «Москвич», с трудом выбрался с обширной стоянки перед Останкинским телецентром и взял курс на легендарную квартиру Анны Разиной, которая, по слухам, своими размерами превосходила даже знаменитую квартиру Брежнева. Надо было поторопиться: Симеонов собирался ехать за город, на дачу, и Бородулин должен был успеть допросить его, пока он был в Москве.
Подъезд, где жили Разина с Симеоновым, Бородулин узнал сразу. Перед ним стоял длинный лимузин темно-вишневого цвета, на передней дверце которого было изображение самого Симеонова. Рядом с портретом помещался размашистый автограф певца.
У подъезда находилась небольшая будка, в которой дежурил милиционер. А во дворе на лавочках сидела группа девчонок лет пятнадцати, которые все были одеты в футболки с изображением Симеонова. Судя по сумасшедшему блеску в глазах, это были поклонницы певца. Одна из них держала в руках небольшой плакатик «Я люблю Элема».
Войдя в подъезд, Бородулин изумился. Пожалуй, ему еще не приходилось видеть такой нечеловеческой чистоты. Белые стены, без всякого «Спартака» – чемпиона" и «prodigy», на полу ковровые дорожки, растения в кадках, кондиционированный воздух, мягкие кресла и даже телевизор в холле! Видно, таким образом проявлялась забота о посетителях: если хозяев не оказалось дома, можно было приятно провести время.
Дверь Бородулину открыла миловидная девушка с большими печальными глазами, одетая в классический костюм служанки – темное платье, кружевной фартук. Она, ни слова не говоря, провела следователя по длинным и бесконечным («Почти как в Останкине», – подумал Бородулин) коридорам, пока они не попали в большую спальню. На обширной кровати под красным бархатным балдахином возлежал Симеонов, облаченный в белый шелковый халат, расшитый яркими цветами. Его забинтованная рука покоилась на груди. Увидев следователя, он попытался придать лицу страдальческое выражение, что, впрочем, удалось не вполне.
– Здравствуйте! Проходите, – сказал он надрывно, указывая здоровой рукой на мягкое кресло рядом с кроватью.
Бородулин поздоровался и сел. Интерьер спальни вызывал в памяти воспоминания об антикварном магазине. У следователя в глазах зарябило от обилия золота, мебели с гнутыми резными ножками, ярких атласных драпировок и пестрых ковров. На стенах висели картины, изображавшие пасторальные сцены, на одной из них Бородулин узнал самого Симеонова в качестве пастушка и Разину в костюме пейзанки.