Я знаю, вы сейчас скажете, что это ненормально и все такое. Нет, ее винить нельзя! Ни в коем случае! Вы только со стороны посмотрите на эту ситуацию. Как будто из космоса. Давайте вместе посмотрим. Делать-то нам все равно нечего. Представим, что мы с вами в космосе, а там где-то вращается маленькая и, заметьте это, голубая планета. А на этой планете в маленьком здании, не очень хорошо освещенном вечером, но теплом и, в общем-то, достаточно пригодном для жизни, в маленькой комнате, так называемом инфекционном боксе, находятся трое существ. Одно существо, совершенно не способное ни к каким активным действиям, кроме испражнения и крика, второе — я, чуть подросшее, совсем малоспособное и озабоченное только лишь одним: как выжить с меньшими потерями. И третье существо, более состоятельное в социальном плане, чем мы, но, по сути, озабоченное тем же самым, что и мы, — выжить, вылить и выразить себя.
О, как мы цеплялись друг за друга! Что это был за тройственный союз! Наша связь основывалась на случайности, на инфекции, на тяжести и невозможности молчания. Но мы были необходимы друг другу. Женщина поила нас молоком, я давал имена, а младенец соединял нас с ней связью нерасторжимой и светлой! Это была чистая дружба трех неравных существ, о которой я потом мечтал долгие годы!
И вот что еще я должен вам рассказать. В один из вечеров позднего декабря, когда за окном мела вот такая же точно поземка, а весь медперсонал успокоился наконец-то и сгинул куда-то, пропал в извивах и тишине бесконечных больничных переходов, мы снова стали играть. Она положила младенца на столик, раскрыла его пеленки. Он с надувшимся животиком, наевшийся ее молоком, сосредоточенно и бессмысленно смотрел вверх, вяло поигрывая ножками и ручками. Он был доволен. Ему было сытно и тепло. Да, даже слишком тепло. В боксе было жарко. Я это помню оттого, что сам был в трусиках и в футболке.
Я стал над младенцем, она села на стул рядом и приготовилась слушать.
Посмотрев в окно на летящие в темноте комья снега, я подошел к стене и выключил свет. В боксе не наступила полная тьма, нет, света было довольно, чтобы различать друг друга и младенца, лежащего на кушетке. Этот рассеянный синеватый свет лился из коридора, проникая к нам из-за матовых непрозрачных окон, соединяющих стену и потолок.
Зачем ты выключил свет, спросила она, что ты еще придумал?! Так надо, сказал я по какому-то наитию, так надо! Я склонился над младенцем и начал называть его имена! И о чудо! Повинуясь каждому моему слову, младенец изменялся! Я говорил “яблоко” — и он становился яблоком! Я говорил “селедка” — и вот на кушетке била хвостом слабосоленая рыба! Я говорил “карандаш” — и в следующее мгновение огромный грифель смотрел на меня своим черным изысканным взглядом! И самое-самое главное: я говорил “мама” — и это была маленькая, совсем крошечная мама, я говорил “папа” — и на кушетке лежал усатенький смешной отец, я говорил “женщина” — и вообще какая-то женщина неутомимо дрыгала передо мной своими голыми ногами, я говорил “мужчина” — и это был мужчина моих снов!
Я не помню, сколько это длилось! Я не знаю, чем все это закончилось и закончилось ли это вообще когда-нибудь! Возможно, это все длится до сих пор! Да-да, до сих пор длится под декабрьскую вьюгу, на глубине второй трети двадцатого века, в маленьком больничном боксе! И вот я говорю вам: Император крыс — и он появляется! И я говорю вам: Третий Рим — и вот он, смотрите, пылит снегами за нашим окном! И я говорю вам, здравствуйте, мои милые! Как хорошо, как славно, друзья мои, и этот треугольник, эта связь наконец повторяются! Я счастлив! Я вас придумал! И мне больше нечего желать. Я засыпаю. Я засыпаю и думаю о вас, мои друзья, фантомы и ужасы моего одинокого сердца!
Кокаиновый вальс
Полковник Менетий ехал по Москве на заднем сиденьи своего служебного автомобиля, смотрел на падающий снег. Настроение было, мягко говоря, не очень. Каждый день какие-то неприятности. Вот сегодня в связи с отсутствием состава преступления, процессуальными нарушениями во время задержания, под нажимом вышестоящих, равно как и при полнейшем попустительстве нижестоящих, были отпущены почти все задержанные во время операции “Наркотиковый стоп” в клубе-ресторане “У серой крысы”! А кое-кого, признаться, Менетий с удовольствием упек бы лет на семь — восемь! Конечно, некоторые нарушения были, да и насилие пришлось применить! А как без него, без насилия?! Никак. Насилие — это обратная сторона нежности. Менетий всегда об этом помнил, какую бы работу ни выполнял. В этот же раз, собственно, некогда было разводить церемонии. Никто не думал в ресторан соваться в тот вечер, но штатный осведомитель внезапно сообщил в диспетчерский центр “Гефеста”, что в притоне в состоянии тяжелого наркотического отравления погибает родной сын Менетия, Патрокл!
Да и не выпустили бы их, этих гадов! Нет, не выпустили! Менетий бы не позволил этого сделать, если бы ночью в камере от остановки сердца не помер Фриц Штальбаум, один из совладельцев клиники Гектора Трахера! Общественность тут же подняла вой! Правозащитные организации встали на дыбы! Не вникая в подробности, где имели место нарушения, а где нет, было приказано прекратить разбирательства по всем моментам дела! И с таким усердием, а главное, с риском для жизни сделанная работа пошла насмарку! А ведь сотрудники “Гефеста” потратили на разработку этого клуба два года!
Но не это мучило полковника Менетия. Совсем не это. Вчера вечером, двадцатого декабря, как руководитель группы специального назначения “Гефест” он был приглашен на Совет безопасности, где присутствовал Президент. В повестке дня стоял один вопрос — серая опасность и пути ее устранения. Сразу, конечно, встал министр Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий.
В настоящий момент, сказал он, для борьбы с серой угрозой есть возможность использовать химический препарат последнего поколения. Вызывает у крыс быструю и однозначную смерть. Этот препарат порекомендовало нам для всестороннего изучения Министерство здравоохранения России. Мы проверили, конечно. На людей оказывает легкое веселящее и противомикробное действие, существенно увеличивает ай-кью учащихся ПТУ и младших школьников. Способно вызвать на первых порах существенный всплеск рождаемости. Формула C17H21NO4. Если подключить федеральные возможности и нанотехнологии, то производство обойдется нипочем, первые сто тонн готовы распылить над Москвой в течение ближайших трех дней. Спросили мнения министра здравоохранения. Тот сразу высказался “за”.
Я вам так скажу, господа хорошие, людям давно пора немного повеселиться! А хрен ли, сказал министр здравоохранения, оглядывая лихим глазом своих коллег по правительству, вы посмотрите на улицы! На носу Новый год, скоро по телевизору будут показывать “Иронию судьбы, или С легким паром!”, снег идет, елка на Красной площади стоит как вкопанная, а радости, настоящей радости в глазах у москвичей нет! А что говорить об остальной России? Я как министр здравоохранения, как заслуженный врач России, как гражданин, как отец, в конце концов, и муж считаю, что такая мера не просто нужна, она необходима! Десять — двадцать тонн противомикробного веселящего вещества предлагаю распылить уже в эти выходные, а может быть, и раньше! Предлагаю наладить промышленное производство этого сверхнужного компонента общественной жизни! А вот алкоголь тогда можно будет запретить к чертям собачьим! Давайте, товарищи министры, скажем нет тотальному вырождению нации, всеобщей деградации и безудержному обогащению винно-водочных корпораций! Хватит водку жрать, нация! Да и дорого же, в конце концов!
А вы что скажете, обратился Президент к Менетию. Какие ваши соображения в связи с серой опасностью, что вы думаете о противомикробном веществе, которое наши коллеги предлагают распылять над Москвой? Менетий встал, откашлялся и сказал, что против веселящего вещества. Вы поймите, господин Президент, вы человек интеллигентный, умный, из хорошей семьи, вы должны понять. Кокаин, кока, кокос, кокс, Си, Цэ, конфета, нос, пыль, белая дама, гудок, как его ни называй, конечно, является до известной степени веселящим веществом. И я лично, конечно, не проверял, но готов даже согласиться с тем, что крысы от него мрут. Вполне может быть, кстати! Однако считаю необходимым довести до вашего сведения, что от него мрут и люди, только не сразу, а постепенно!
Это не аргумент, сказал министр здравоохранения, я протестую! Не передергивайте! Как медик готов заявить официально, что постепенно люди мрут в любых условиях! Они мрут уже миллионы лет, начиная с Адама и Евы, и до сих пор никто не придумал средства, как остановить этот процесс! Постепенное умирание, господин Менетий, — вообще свойство человеческого организма!
Что вы на это скажете, доброжелательно улыбаясь, поинтересовался Президент, возможно, ваше предубеждение против кокаина несколько надуманно? Смотрите, полезное, судя по всему, вещество! Крысы от него мрут, люди веселятся, а кроме того, что крайне важно, учащиеся профессионально-технических училищ и младшие школьники неудержимо умнеют! Да и рождаемость в стране, это ни для кого не секрет, как нам она важна! Что скажете?
Да что сказать, господин Президент, я, к сожалению, знаю не понаслышке, что такое кокаиновая зависимость у молодых людей! Мой сын, двадцатисемилетний студент старшего курса, специалист по теории литературы и талантливый лингвист, вот уже несколько лет употребляет кокаин…
Вот видите, торжествующе вставил свою запятую министр здравоохранения, уже несколько лет употребляет, а до сих пор студент! И умирать не собирается!
…Так вот, продолжил Менетий, употребляя кокаин, он все дальше и дальше погружается в пучину метафизического восприятия действительности, он худеет, его адекватность снижается, он вынужден регулярно переходить Перевал, чтобы проходить курсы дорогостоящего лечения в лучших клиниках Илиона! Я не могу пожелать такого будущего молодому поколению России! Наркотики — это горе! Наркотики — это смерть! Нарк