Ну, он и совсем далее почти не брыкался. И когда поволокли наискось через холл и зал к эстраде, на которой вороном Эдгара По возвышался концертный рояль с незакрытой крышкой. И в дальнейшем, когда его культурно, с помощью стальных браслетов и цепей подсоединили к одной из ножек рояля.
Разумеется, он с самого начала рассчитывал, что вторжение в этот кабак в столь неурочный час, может как-то помочь ему выйти на самого Круглого. Но столь полным, глубоко о чем-то задумавшимся непротивленцем он оказался не только ради возможности поговорить с батькой Круглым.
Алекс понимал, что времени у него, если говорить начистоту, никакого не осталось. И что единственный шанс догнать события, здесь и теперь, то есть буквально вот тут, где он сейчас находится, вспомнить и понять что-то важное, определяющее, как о себе, так и о своих друзьях.
Поэтому-то он и не шибко брыкался, когда его тащили через пустой ресторан, и потом, когда затеяли эту хренотень с приковыванием к ножке рояля. Тяжких телесных повреждений ему наносить пока, вроде, не собирались. А с остальным можно было пока примириться, не отвлекаясь и не тратя времени на него.
Важнее было понять, кто по-настоящему поддержал тогда Валентину, много лет назад, когда она только что появилась в Москве. Марло, если бы даже и очень захотел, один сделать бы ничего не смог.
Квартира и карт-бланш в журналистской карьере. А кто же у нее еще мог быть? Допустим, какой-нибудь богатый и влиятельный старичок, который требовал внимания один-два раза в месяц. А Марло, как мужчина во цвете лет, играл бы тогда роль сильного любовника, веселого ухажера, не претендующего ни на что серьезное.
Как вот не претендует сейчас ни на что Алекс, пока ребята обращаются с ним, как с куклой. Или с кулем.
Нет, такой полюбовный треугольник существовать в природе не мог. Такой вариант полностью исключался, как характером отношений между Марло и Валентиной, так и характерами каждого из них в отдельности. Не такие это люди. И не та история.
Тогда какая – не?
Это история о Марло и Валентине. И о том, что у нее был еще кто-то. Да, эти кто-то, это они сделали ее звездой репортажей из «горячих точек». Звездой, связной, а впоследствии, по-видимому, и, так сказать, странствующим резидентом.
И все эти годы она была рядом с Марло. Но замуж за него так и не пошла. Значит… и не собиралась.
И группой людей, которые стояли за жизнью и карьерой Валентины, могла быть только его родня.
И несколько лет назад Валентина могла представлять для этой группы только личный интерес. Интерес как личность? Так сказать, с прицелом на вырост? Интерес интимный? Чисто человеческий? И тот, и другой вместе взятые? А почему, кстати, на каком основании он их разделяет? Так принято при анализе? Анализ – разделение.
Нет, анализ односторонен. И как метод познания он может дать результаты, только если владеешь последовательным набором фактов. И узловыми, и связующими, и якобы фоновыми, бросовыми, сопутствующими. Но Алекс не знал Валентину в те годы. И поэтому нет, он букв не разбирает.
Слова и надпись существуют, букв не разобрать.
Почему Валентина вдруг так резко, при живом «почти муже», разорвала с ним и пошла на открытую, чуть ли не афишируемую связь с Алексом? Перед кем и для кого шла игра? Только ли для них троих – для Мартина, Валентины и Алекса?
Что реально изменилось, когда она «ушла» от Марло к Алексу? Только одно. Все эти годы она была «рядом» с Мартином, а теперь, на последних неделях, оказалась рядом с другим столь же крепким специалистом по квасу и сопутствующим напиткам.
К Алексу подошел паренек и опять, поигрывая своей финкой, стал допрашивать, как будто шаман затянул свое заунывное заклинание:
– Значит, не знаешь легенду о зеленом поезде?
– Кое-что знаю, – автоматически отбрехивался Алекс, – дай связь с Круглым, все скажу. Не дашь, босс тебе и всем остальным, кто здесь участвует, моторчики вставит, куда надо, и полетите под небом Арктики.
– Почему Арктики? – спросил паренек, с интересом поглядывая на закованного то ли философа, то ли дурачка-супермена.
– Потому что только там вам будет легко и прохладно. А босс у вас не зверь, нет. Ты же не хочешь сказать, что он обязательно будет вас пытать и вообще доводить до слез, когда узнает, что вы за лапти?
– Чего пытать? Ты вон сам на себя-то погляди, в цепях весь… Вот ты сам и есть сейчас, как натуральный медведь. А то тоже, мастак макушечник, других пугать Арктикой начал. А ты сам сперва освободись, а тогда мы тебя послушаем.
– Грубого чуда требуешь? Священных книг не читал? Ладно, будет тебе грубое чудо. Соедини с Круглым, тут чудеса и увидишь.
Паренек попятился назад и куда-то исчез, растворился в лакированно-посверкивающей черноте огромного зала.
С какой же целью Валентина была все эти годы рядом с Мартином? Если предположить, что его родня пыталась через нее как-то проконтролировать его контакты с американцами, в частности, с Чарльзом Хартом, то… ничего из этого предположения не выходило.
Контакты начались задолго до появления Валентины в Москве. Контакты осуществлялись успешно и удовлетворяли обе стороны. Чего же там еще контролировать?
Итак, неоспоримые факты были таковы. Во-первых, Валентина, помимо Марло, имела крепкие связи с его родней. Первоначально, вероятно, он сам представил ее им просто как свою новую знакомую, красавицу, начинающую журналистку, ну и тому подобное. Допустим, в один из летних вечеров после душевного ресторанного застолья он пригласил «новенькую» за город, на дачу к каким-нибудь старорежимным, но от этого-то как раз и шикарным дядюшкам-тетушкам.
Привез и представил. А родня, по крайней мере кто-то один из присутствовавших, вдруг заинтересовалась, вдруг положила глаз, вообще прозрела в «новенькой» некие способности и перспективы, о которых Марло, допустим, и думать не думал.
Хорошо. Пока все в схеме. И этот факт, этот сценарий начала, можно было считать вполне реальным.
Но что же дальше? Если Валентина не была влюблена в Мартина и не собиралась выходить за него замуж, если относилась к нему просто как к другу и любовнику, – а все это, несомненно, именно так и есть, – то о чем это говорит? Конечно же, только об одном: да, она и дружила, и спала с Мартином Марло. Но это нисколько не отменяло того, что она и присматривала за ним.
По чьему заданию? Ясно, по чьему. Той самой Мартиновской родни, к которой он привез однажды на дачу свою новую пассию, которая положила на Валентину глаз и в дальнейшем так успешно «руководила ею по жизни».
Все это факты. Точнее говоря, все это логическая цепочка фактов, которые просто не могут быть другими, если принимать реальность самой цепочки.
Но дальше идут вопросы. Если не за каналом связи с Хартом, то тогда за чем же еще должна была приглядывать Валентина, находясь все эти годы в непосредственной близости от Марло?
Прямого ответа нет! Нет прямого ответа. А разговор с Круглым, если он сейчас состоится, будет одним из решающих. Круглый – не паренек с финкой. Трудно будет с ним говорить, пока не додумал основного. Пока картинки, шум и ярость пролетевшей мимо жизни не сложились в единственную мозаику сказочного витража. Прожить жизнь – это одно. Да, участвовать в событиях, встречать людей, получать удовольствие и принимать удары. Это все одно. А разобрать, в чем же был смысл столь грандиозной заварухи, – это уже совсем другое.
Вернулся, вернее, вновь нарисовался из тьмы паренек. Он сказал, что дежурный по ресторану уже знает про события на Смоляге, а он, паренек, уточнил кое-какие детали относительно роли в них самого Алекса. Дежурный призадумался, поэтому прямо сейчас бить его не будут.
– Это неплохо, – признал Алекс, – но как насчет разговора с Круглым?
– Не пыли на дождик, – в свойственном ему загадочно-притчевом стиле ответил паренек. – Жив останешься, Круглый не забудет. Сечешь, маль-маля?
– Допустим.
– Тогда кемарь, цепь тебе не помеха, – затем криво ухмыльнулся и добавил, – цепь тебе не помеха. Меня тоже на нее сажали, знаю, маневра дает, лучше не надо.
– Чему не помеха?
– Бабу тут одну захватили. Вроде дурдомовская. Близко к тебе подведем, а там уж смотри, дело казацкое. Сколь ухватишь, то и твое. А там есть за что ухватить, есть. Я около нее уж терся. Только ты гляди, она вроде как полубезумная насчет того самого. А в цепях все ж ты, а не она. Как бы она тебя не ссильничала или еще как.
– Из какого она дурдома?
– Говорит, что из Кащенко. А там, нам-то что?
– Давай, приведи ее. А потом покараулишь, чтобы нам с ней не помешали. А сколько за мной насчитаешь, столько и вернется к тебе.
Кто же там был? Кто конкретно скрывался под расплывчатым наименованием Мартиновской родни? Ведь сколько раз они с Мартином выходили из защищенной бухточки солидного выпивона в бурное море безразмерного пьянства. И Мартин в этих случаях почти неизменно – Алекс сейчас отчетливо припоминал это – сворачивал разговор на свою родню. Надувал щеки, стучал пивной кружкой о стол, грозил волосатым кулачищем неведомым узурпаторам.
Когда его вопли о неминуемом позорном конце узурпаторов становились чересчур адресными, собутыльники одергивали его, указывая на людей в шинелях, стоящих с пивом за соседними столиками. Это-то, разумеется, только прибавляло куражу, и Мартин буквально захлебывался в словоизвержении о каких-то двух двоюродных племянниках, которые оба оказывались Великими князьями, о великом Нойгарде, который родился, кажется, еще до отмены крепостного права и, следовательно, практически разгадал секрет бессмертия. Частенько вопил он и призывал всю пивную в свидетели своей исключительной правдивости и о могуществе старой линии Рейнгольдов, каждый из мужских представителей которой на протяжении почти двух столетий неизменно дослуживался до генеральского звания. Так что смело можно было о них говорить как о роде генералов Рейнгольдов.
Правда сейчас, так можно было понять из воплей и выкриков Марло, вся власть и влияние на этой линии сосредоточились у женщин.