– Почему? Говори коротко и толково.
– Я же сказал, татуировки подобного класса должны рассматриваться как послание. А послание состоит из него самого и адреса отправителя.
– Ишь ты. Обратный адрес?
– Можно сказать и так. Так вот, обратного адреса здесь как раз и нет. Вот, у меня с собой лупа. Можете сами изучить фотографии.
– Это еще зачем же? Ты ведь, надеюсь, это сделал?
Эксперт все еще не рассчитал в точности, следует ли ему проявлять всю ту осведомленность, которой он обладал? Увеличит ли это его шансы благополучно пережить участие в столь необычной экспертизе?
«Но я не знаю, как звали при жизни этого человека, – прикидывал про себя эксперт. – Значит, с этой стороны я им не опасен. Но, с другой стороны, приложив кое-какое старание и кое-какие деньги, я мог бы узнать его личность у работников морга. И с этой стороны я, вроде бы, мог бы стать для «них» опасен. Но ведь это надо быть сумасшедшим, чтобы попробовать заняться этим. А я что, сумасшедший? Нет. Я специалист-консультант по антропологии и мифам, по древним культам, наконец, и «они» это знают. Они видят, конечно, что я не безумец и не авантюрист, и поэтому не посмею и даже не подумаю соваться не в свои дела и вынюхивать, что не положено».
– Я могу сказать вам больше, – решился, наконец, эксперт несколько расширить тему разговора, но был прерван появлением в комнате мужчины-малютки с невероятно, однако, накачанным, буквально квадратным торсом.
Малютка что-то прошептал на ухо Круглому и тут же исчез, как его и не бывало.
– Так что ты там еще можешь больше сказать? – как бы в некоторой рассеянности и озабоченности спросил Круглый.
– Я ведь осмотрел не только участок, где нанесена татуировка. Но и все тело.
– Это еще почему?
– Общая картина показалась мне запутанной.
– Картина чего?
– Смерти этого человека. Меня, разумеется, не интересует, кто он такой, – тут Круглый совсем чуть-чуть усмехнулся, так как ему сразу же стало понятно, из-за каких опасений эксперт так резко очерчивает границы своей любознательности, – но меня, признаюсь вам в этом со всей определенностью, весьма заинтересовало, как и от чего именно он погиб.
– О, ты можешь определить и это?
– Со всей определенностью едва ли. Но кое-какие соображения на этот счет у меня уже появились.
– Стой. Давай прервемся. Мне нужно поговорить с одним человеком, и я тебя ненадолго оставлю. Попробуй пока вот этого вискарика. Знатоки его уважают. А ведь ты знаток?
Круглый вышел во вторую комнату, а Спец подумал, что последний час его, может быть, еще и не пробил. Кого решили заваливать, не балуют объяснениями и высококачественным шотландским виски. А может, наоборот, притупляют бдительность, чтобы он расслабился и не оказал сопротивления при нападении на него?
Во второй комнате Круглого ждал Алекс, доставленный сюда из кабака теми же хлопцами, которые приковали его там, на эстраде, потехи и удобства ради к концертному роялю.
Круглый, между прочим, некоторые моменты, связанные с обликом гомо сапиенса, просекал не хуже, чем спец-антрополог, маявшийся сейчас за стеной над бокалом дорогого классного вискаря. Поэтому он сразу отметил во внешности Алекса достаточно заметное, пожалуй, даже бросающееся в глаза несоответствие. Имело место явное расхождение между возрастом, – как говорится, «хорошо под полтинник», – и молодой, а если еще присмотреться, то можно сказать, безупречной гибкостью движений, мягкой, оттренированной уверенностью повадки.
Возраст определялся по лицу, по морщинам, в три полосы пересекавшим высокий лоб, по отливу седины на висках, по набухшим венам на кистях и запястьях рук. С этим ошибиться было невозможно.
А совершенная скоординированность и юношеская легкость тела существовали как бы сами по себе, над или вне густого течения земного времени.
Сразу же определив и как бы зацепившись за это несоответствие, Круглый решил уделить вновь прибывшему больше внимания, чем это было определено после телефонных переговоров.
Ну, намекнул этот Алекс, что у него есть что сказать по части татуировок. Круглый сразу отметил совпадение этого предложения незнакомого ему человека и всего, что накручивалось вокруг осмотра этой ночью мертвого тела.
Совпадений, конечно, в профессии Круглого не бывало. И поэтому можно было пойти на контакт с неким, вероятно, случайно затесавшимся в события аферистом. Хотя бы для того, чтобы узнать, где прохудилось и откуда произошла утечка. Но первый же взгляд на Алекса показал Куглому, что перед ним не аферист, что Катрин права, заинтересовавшись этим типом, и что у него попросят не деньги. А что же тогда?
Чтобы скрыть некоторую свою неподготовленность к серьезному разговору, Круглый и решил начать с выяснения запросов собеседника.
А что тот мог предложить в обмен, должно было выясниться само собой, но при сохранении инициативы за тем, кто выслушал, а не за тем, кто первый сказал.
– Значит, говоришь, тебе моя дочь понравилась? – не выдержал все-таки старый гангстер, чтобы не поерничать, не желая, а может быть и не будучи в состоянии скрыть свою лютую натуру.
– Да, ваша дочь очень хороша. И очень скоро она освободит вас от головной боли, которую имеет любой отец молодой и красивой дочери.
– Женишься, что ли?
– Не я. Но мне кажется, что еще сегодня ей сделает предложение отец того звонаря, с которым она закатилась в ресторан.
– Ладно. Ты не цыганка, а я не баба на базаре. Ты что хотел, когда лез ко мне? Если дочь, – сам каркаешь, что уже кто-то там сговорился ее увести. Если денег – говори, сколько и за что. И канай отсюда по-доброму, раз за тебя Катрин просила. Я ее просьбы, как правило, выполняю. Но по одной в год.
– Нет, речь идет не о деньгах.
– Значит, о людях? О заложниках, что ли, каких? Так нет же, я этим не занимаюсь.
– Есть паренек, зовут его Саня Рашпиль.
– А, вон ты о чем. Так ведь на нем же миллион?
– Не у вас же он взял.
– Пусть и не у меня. Так у моих друзей, партнеров по бизнесу, можно сказать.
– Я знаю, о ком вы говорите. О людях Толмачева. Я даже видел их в деле. На одной площади. Они охотились за моим другом, старлеем Симоновым. Но охота сорвалась.
– Чего же это у тебя друзья в лейтенантах ходят? Ты вон уже заматерел как, а корешки твои, выходит, никак кашу из крупы не сварят?
– Мы подружились с Симоновым только этой ночью. И то только потому, что нас познакомила Лора.
– А это еще кто такая?
– Мы с ней познакомились этой ночью.
– Да что это ты все заладил, о ком тебя ни спроси. Ты что, до этой ночи вообще людей не знал?
– Нет, почему же? До этой ночи я тоже кое-кого знал. Например, Гарика.
– Это что, племянника того?.. Борца за мир?
– Да.
– А почему ты говоришь – знал? Что с ним?
– Его убили. Буквально за минуту-другую до того, как я подошел к его скамейке.
– Мерзавцы. Верь мне, я здесь не при чем. Ни я, ни мои люди. Кого же ты еще знал до этой ночи?
– Мартина Марло. Его тоже убили. Примерно за сутки до Гарика.
– Послушай, что же это получается? Кого ты знал раньше, тех поубивали. Как можно? Значит, ты был им плохой друг. Плохо их охранял.
– Зачем же мне было их охранять, если на них до этого никто не нападал?
– Э, оправдываешься, значит, совесть заела. Ладно, сам на нож налетишь, многое тебе простится, – опять не удержался Круглый, чтобы не намекнуть Алексу относительно реального соотношения сил.
«Чудит старик, играется, нервы свои, верно, так успокаивает», – подумал Алекс, а вслух сказал:
– Так или иначе, вы спросили, я ответил. Я знаю, что после столкновения на площади спецназы Толмачева потеряли след этих людей. А может быть, утратили к ним интерес. В конце концов, как вы сами только что сказали, речь шла всего лишь о каком-то лейтенантике и нескольких его случайных знакомых. А вот братве с самого начала плевать было на всяких там литеров, они и о существовании Симонова, скорее всего, не подозревали.
– Верно гуторишь, станишник. Не подозревали. Потому как им оно ни к чему. Подозрения-то эти.
– Им ничего и не надо было подозревать, потому что им уже все сообщили. Их корешки с Курского вокзала.
– Давай заканчивай, я тут и без тебя кое-что знаю. А чего не ведаю, того, стало быть, мне и не надо.
– Братишки сели на хвост Рашпилю, посчитав, что для одного, он слишком много унес.
– А что? Это так. Не всякая сумма во благо. Так о чем у нас с тобой базар зашел, я что-то не врубаюсь? Не везет мне сегодня, ты у меня уже второй такой. Вон он, за стеной сидит, хиппи по высшим наукам, едрена-матрена. И как начнет закручивать, ну чисто вроде тебя. Я вас сейчас сведу. Только давай с тобой закончим. Значит, что тебе от меня надо, это я более-менее понимаю. А кстати-ка, повтори все это, только ясно и четко.
– Снимите погоню с Рашпиля и тех, кто с ним.
– Да какая там погоня? В Кащенке-то их не обнаружили, ну а из соседней психушки люди добрые уже доложили: там они. Пригрелись и круговую оборону заняли. Ну, чисто дети. Какая там круговая?
– Значит, снимите осаду.
– Понимаю. Миллиончик сам решил с Рашпилем поделить? А в самом деле, зачем моим ребятам? Слишком жирно, испоганятся, со службы разбегутся.
– С деньгами Рашпиль сам разберется, сколько и на что ему нужно. С ним Лора. Я же вам сказал.
– Понятно. Это твоя женщина?
– Будем считать, так. Мне нужно, чтобы Лоре, Рашпилю и всей группе людей с ними была гарантирована безопасность.
– А что ты под этим подразумеваешь?
– Сейчас вы отдадите приказ о том, чтобы с них была снята осада. Таким образом, чтобы они смогли беспрепятственно покинуть территорию больницы и скрыться…
– В неизвестном направлении?
– Ну да. Примерно это я и имею в виду. Во всяком случае, чтобы их никто не преследовал.
– А дальше?
– Не преследовал ни сегодня, ни завтра. Чтобы совсем о них забыли. Если вы так распорядитесь, то так ведь и будет?