– Что же вы не говорите?
– Я сообщу вам об этом сразу, как только вы закончите свой анализ. Но мне необходимо выслушать его до конца.
– Хорошо. Так вот, и Корпорация, и монархисты собирались использовать Толмачева по своим, совсем не похожим один на другой сценариям. Они забыли только об одном: о том, что возможен третий вариант, по которому не они используют Толмачева, а он их. А я, например, уже годы наблюдая за карьерой генерала, да и успев несколько раз побеседовать с ним во время встреч на некоторых приемах, совершенно убежден, что у него был и самостоятельный план.
– Например?
– Он мог допустить на день или два деятельность в Москве «Глоб Экспресс». Разумеется, возникла бы паника, и начались бы волнения. Тогда генерал мог заявить, что президент утратил контроль, и во имя высших интересов безопасности народа и государства вводится военное правление. После этого он тут же арестовал бы или расстрелял на месте всех деятелей от «Глоб Экспресс», разогнал бы шоблу Круглого, вежливо извинился бы перед монархистами, что их историческое время еще не пришло, и… Что там еще у нас? А, ну да. И встал бы во главе классической, национально ориентированной военной диктатуры.
– И как вы думаете, у него могло получиться?
– Нет, конечно. Десять миллиардов, которые захватил бы Толмачев в пломбированном вагоне, это, конечно, неплохо. Но для диктатора России – это всего лишь на конфеты. А на что он смог бы опереться еще? Монархисты, оскорбленные в лучших чувствах, своего золота ему бы не дали. И просто отобрать его он не сумел бы, по крайней мере, сразу. У них очень крепкие позиции среди военных и в некоторых других важных ведомствах. Да и Корпорация что-то ведь да имеет на него? Иначе, как бы они вообще на него вышли и получили хотя бы предварительное заверение в сотрудничестве? Кстати, именно в этом важнейшем пункте вы обещали меня просветить.
– Хорошо. Давайте сначала закончим с вашими делами. Какая конкретно помощь вам нужна?
– Та, которую вы можете мне предоставить. Вам же лучше знать, в чем она может заключаться? А направления… я же вам только что все изложил.
– Это вы про три колонны?
– Да.
– Считайте, что их уже две. Круглый вышел из игры. А за ним было записано, ни мало ни много, как распространение по Москве «Глоб Экспресс» и, при необходимости и на необходимых участках, силовая поддержка любых акций Толмачева по установлению своего контроля в городе.
– Как и когда это произошло?
– Примерно час назад. Мне удалось встретиться с ним. Он признал во мне Джокера.
– Кого?
– Я показал ему вот это, – Алекс расстегнул сорочку и поднял правую руку, – и этого было достаточно.
Харт поднялся из кресла, подошел в Алексу вплотную и какое-то время пристально разглядывал метку.
Затем он произнес какую-то странную, удивительную для Алекса вещь:
– Так, значит, вы действительно существуете?
– Похоже, что так, – с глубоко запрятанной печалью ответил Алекс.
– Это всегда передавалось только устно. Что Джокер, или даже Джокеры, могут появиться. Выпускники Училища. Иногда, впрочем, его называли Обителью. А кто и вовсе Университетом. Я встретил в своей жизни шестерых, не считая меня, кому однажды шепнули, что при появлении Джокера игра считается законченной, и следует всего лишь выполнять то, что он скажет.
– Как бы там ни было, но одна из упомянутых вами трех колонн больше не существует. Точнее говоря, она больше не действует. И ничего не подпирает. А на вас, кажется, мистер Харт, не очень-то подействовало, что вы встретили самого Джокера? Круглый выглядел в этой ситуации куда более взволнованнее.
– Люди большой политики, большого бизнеса или большой преступности, Алекс, отнюдь не так эмоциональны, как вы, люди частного образа жизни. Естественно, что появление живого, вполне реального Джокера, которого мы все, посвященные, в глубине души считали всего лишь красивой выдумкой нашего начальства, не может не вызывать эмоций. Но у нас с Круглым разные позиции, поэтому и реагируем мы по разному. Для него с вашим появлением все кончилось. И надо думать, он испытал при этом большое облегчение. Вы явились для него, как у вас здесь теперь модно выражаться, крышей. И пока он выполняет ваши требования, он может не бояться «наезда» ни на себя, ни на свою империю «платных услуг населению».
– А вы?
– А я – другое дело. То, что Джокер существует, и мне даже довелось с ним встретиться, – это, конечно, событие. Но я еще успею его пережить в дальнейшем, когда завершится вот эта история. Пока же у меня просто нет времени на эмоции. Пока что я остаюсь на своем посту представителя своего государства и должен предпринять все возможное для предотвращения угрозы его безопасности.
– Так предпринимайте!
– В Москве их партия идет к закату. Круглого вывели из игры вы. Против Толмачева обманутые в лучших чувствах монархисты выпустили его заместителя, полковника Воронова. И к настоящему времени у Воронова по Москве и Московской области большие успехи.
– А что же президент?
– По-моему, он в последний момент заподозрил, что Толмачев охраняет вагон на Курском отнюдь не для того, чтобы вручить его содержимое верховной власти. Во всяком случае, как докладывает наша служба перехвата, Толмачев не может соединиться с президентом. А это означает только одно: президент не хочет с ним соединяться. От Круглого генерал тоже никакой поддержки больше не получает. И теперь мне понятно, почему. Коротко говоря, он оставлен один на один с Вороновым, который сжимает кольцо вокруг его штаб-квартиры.
– Не успеет, пожалуй, Воронов.
– Это еще почему? Куда не успеет?
– Лично добраться до Толмачева. А где, кстати, старлей этот раненый, которого мы направили к вам с площади?
– Симонов? Ему позвонила какая-то девица и, как он объяснил мне, приказала ему «выступить» в распоряжение ее отца.
– Я так и думал. Ее отец – Иван Григорьевич Кублицкий.
– И что с того? Что это решает?
– Для Толмачева это, возможно, решает все. Но вы правы, для обсуждения некоторых вещей время пока не настало. Так значит, вы говорите, что мятеж в Москве сильно подорван? Что же вас тогда беспокоит?
– Здесь ведь у них планировалось только начало. Вслед за Москвой волна должна была накрыть Западную Европу, а затем и Соединенные Штаты.
– Каким образом?
– В Западной Европе все должно начаться согласованной акцией группы ваших политиков и бизнесменов. Они должны единовременно потребовать выдачи из европейских банков огромных наличных сумм. Вероятно, они требовали каких-то гарантий. И этот ужасный, воистину монструозный вагон на Курском, был им продемонстрирован в качестве такой гарантии.
– Считайте, что эта проблема тоже снята. И в Западной Европе сегодня утром ничего не начнется.
– И это тоже сделали вы? – произнес Харт, уже с несколько опасливым восхищением поглядывая на Алекс.
– По моей подсказке. А конкретно сделал это Альфред. Из оперы «Травиата».
– Вот даже как, – неопределенно хмыкнул Харт, с некоторым сожалением поглядывая на далеко отброшенный пистолет. Ведь собеседник в любой момент мог и сам вообразить себя Хозе из оперы «Кармен», и что тогда?
Между тем Алекс продолжал, как ни в чем не бывало:
– Значит, вашей головной болью остаются только Соединенные Штаты. Что вы собираетесь там предпринять?
– Нужно, чтобы президент сделал некое жесткое заявление, подготовленное группой крупных биржевых брокеров, банкиров и президентов страховых и трастовых компаний. Всех тех, на чьи деньги и удалось снарядить этот вагон.
– Судя по обстоятельствам, он был загружен деньгами где-то на юге, в районе между Туапсе и Абхазией. А дальше он мог быть прицеплен к любому составу и докатиться до самой Москвы без досмотра. Если всем, кому следовало, щедро заплатили.
– Да. Скорее всего так все и было. Но вернемся все-таки в Америку. Президент должен заявить, что любой, кто окажет поддержку Моргенштерну и его Г «лоб Экспресс», будет рассматриваться властями как наносящий урон безопасности Соединенных Штатов. А с десятью миллиардами те из них, кто сколько-то вложил в эту сумму, пусть распрощаются. Эти деньги или вообще не вернутся в Штаты, или – даже если какая-то часть и вернется, – то, разумеется, уже не тем, кто незаконным образом забросил их в Россию. Незаконным образом и с преступной целью!
– И что же вам мешает предпринять шаги в этом направлении? Даже несмотря на то, что вы далеко от них, люди в Вашингтоне прекрасно знают вас. Они поверят любой вашей информации и сделают все, что вы им предложите.
– Не совсем так, Алекс. В принципе должно быть так, но не в данном случае. Президент должен будет принять весьма жесткие, нестандартные меры, почти рядом с нарушением Конституции. Для этого у них должно быть что-то более реальное и конкретное, чем моя оценка московских событий.
– А вагон на Курском?
– Я лично его не видел. И его в любой момент могут сжечь, взорвать, разграбить или испарить. Все это становится слишком эфемерным, когда передается через океан.
– Передайте, что рядом с вами находится Джокер. Кто-то из тех, к кому вы обращаетесь, должен знать, что это такое.
– Разумеется, кто-то должен знать. И я даже знаю, кто это. Ректор одного из известнейших в западном мире университетов. Он примерно одинаковое количество лет знает как меня, так и президента. Я ведь и сам когда-то услышал о существовании Джокера и Училища именно от него. Но я знаю, что вы были другом Марло. Что вам поверил Круглый. Наконец, я и сам видел вашу метку. По совокупности обстоятельств, мне не надо дальнейших проверок. Я и так знаю, что вы не самозванец. А у ректора будет только мое слово. Моя уверенность, что я не ошибаюсь. Чтобы идти к президенту, этого слишком мало.
– И этот человек единственный, кто реально может поверить вашей информации и предпринять соответствующие меры?
– Есть еще один, сравнительно молодой конгрессмен. Грегори Линч.
– Знакомая фамилия.