ектно преподнесенной господином Корнеевым, его подчеркнутая любезность и скрытое восхищение, которого он не показывал, но которое Феодора ощущала всеми фибрами своей пробуждающейся души, волновали ее.
- У тебя в груди вовсе не камень, невестушка, - усмехался пожилой джентльмен. - Только ты еще об этом не знаешь. Недаром я подарил тебе опал «Жар любви»: драгоценные камни просто так не переходят из рук в руки - они отыскивают своего владельца мистическим путем и стремятся к нему. Носи опал, доставь старику удовольствие!
«Какой же ты старик? - думала Феодора. - Это сын у тебя состарился раньше срока, усох, как больная ветка».
- Вы мне льстите, - говорила она вслух, пряча глаза. - Но почему-то не хочется вас разочаровывать.
Она начала надевать ожерелье с опалом каждый день, а потом просто перестала снимать его. Камень словно согревал, оберегал ее, успокаивал во время приступов страха, накатывающих без видимой причины.
Однажды во время совместного ужина, ставшего редкостью, Владимир и Феодора сидели в столовой. Они пили подогретое красное вино, закусывали цыпленком, приготовленным Матильдой по французскому рецепту, и лениво перебрасывались фразами. Вдруг Владимир напрягся, перестал жевать и уставился на лестницу, ведущую на второй этаж…
- Что там такое? - холодея, спросила Феодора.
Она подняла голову, но ничего не увидела.
- Показалось, - отмахнулся супруг. - Не обращай внимания. - Он принудил себя перевести взгляд на бутылку с вином, налил полный стакан. Спросил жену: - Выпьешь?
- Нет.
- А я, пожалуй, выпью!
Корнеев осушил стакан до дна, на его скулах ходили желваки. Вести себя как ни в чем не бывало стоило ему огромных усилий. На лбу и над верхней губой выступили бисеринки пота.
- Что-то было на лестнице? - невинным тоном поинтересовалась Феодора.
Владимир молчал, борясь с собой.
- А… ты ничего не видишь? - наконец выдавил он.
- В смысле? - прикинулась непонимающей она. - Вижу стену, светильник, ступеньки, перила…
Молодой человек с шумом выдохнул воздух.
- И все?
- Все…
Феодора ощутила поднимающуюся в груди волну страха.
- Я пойду к себе, - произнес сквозь зубы Владимир. - Устал.
Он поднялся и пошел к лестнице, опустив голову. Старательно держась ближе к перилам, неуклюже, бочком, он обогнул воображаемое препятствие и скрылся в коридоре. Через мгновение хлопнула дверь его кабинета. У Феодоры пропал аппетит: она кое-как дожевала поджаристое цыплячье крылышко, глотнула вина. Вкус напитка был совсем не тот, что десять минут тому назад, когда она наслаждалась его изысканной терпкостью и ароматом, - горечь, кислота, оттенок брожения. Страх искажал все, к чему прикасался, в том числе и удовольствие от еды.
- Тьфу, тьфу! - прошептала Феодора, избегая смотреть на лестницу. - Сгинь! Пропади!
К кому она обращалась? Тело сотрясала мелкая дрожь, а надо было подниматься наверх, в спальню, ложиться в широкую пустую постель, попытаться уснуть.
Месяц тому назад Владимир вдруг решил изменить внутреннее убранство дома, захотел купить новую мебель, шторы, люстры и ковры, обставить жилые комнаты как-то иначе. Феодора не вмешивалась, ей было все равно. Пользуясь тем, что супруг ездил по магазинам и салонам, она украдкой обследовала запертые комнаты. Складывалось впечатление, словно кто-то время от времени появляется там, чуть-чуть сдвигает вещи с привычных мест, задевает предметы, нарушает накопившийся слой пыли. Едва заметно… слегка.
«Может, это все нервы? - спрашивала себя Феодора. - Мой мозг начинает сдавать, придумывать несуществующее? Так люди и доходят до сумасшествия».
Проникнуть в интересующую ее дверку цокольного этажа все не удавалось. Замок не хотел открываться, хоть тресни! Среди дубликатов ключей были и такие, что не подходили ни к одному замку в доме. Шли дни. По утрам сад и двор, молодая трава покрывались росой; охранник лениво выгребал пожухлые листья, складывал в кучи у забора. Сырые, они не хотели гореть, дымили, окутывая территорию поместья сизым туманом.
Наконец переделка интерьера подошла к концу: дом приобрел иное качество. Какое? Феодора пока не могла определить. Стали преобладать яркие, контрастные цвета: черная мебель, красные шторы, большие напольные вазы синей расцветки, золоченые бра, карнизы, бронзовые статуэтки. Много свечей, много гобеленовой обивки. Тюли и капрон уступили место бархату и плюшу, тяжелому шелку; стеклянную посуду заменили керамика и металл. Повсюду в глиняных горшках росли крокусы и лаванда. Пространство жилых помещений было перенасыщено красным и черным, свечами, металлом, густыми цветочными запахами, все это и действовало на психику.
Феодора не позволила ничего менять в своей спальне, дело дошло до скандала. Владимир вспылил, но быстро успокоился.
- Как знаешь, - сказал он.
После очередной неудачной попытки забраться в заветную дверку нижнего этажа жена Корнеева решила пойти на хитрость. Она прикрепила свой волос внизу, на плотно пригнанный зазор между полом и дверным полотном. Потом объявила мужу и Матильде, что уезжает на пару дней к родителям. Старый прием разведчиков и конспираторов сработал. Возвращаться раньше времени Феодора не рискнула, приехала, как и обещала, на третьи сутки, улучила момент и проверила волос. Его не было! Значит, дверь открывали. Кто? Зачем? И почему тайком?
Москва. Октябрь
Проскурову опять позвонил неизвестный, предупредил, что если тот будет вести себя неправильно, отправится вслед за братом. Все!
- Соглашаться на встречу, если предложат? - спросил Эдик, закуривая. - Черт, я же бросил! - Он смял недокуренную сигарету в пепельнице, взялся за стакан с пивом, сделал глоток, поморщился. - Горькое!
- Нервничаешь?
- А ты бы как себя вел? - вскинулся Проскуров. - Если бы твоя жена была в опасности?
Они со Смирновым сидели в баре «Червовый король», разговаривали. Сыщик заказал безалкогольное пиво, а бывший сослуживец - настоящее, немецкое. Ни тот, ни другой не пили крепких напитков.
- Знаешь, что меня удивляет? - растянул губы в улыбке Всеслав. - Брат у тебя увлекался подземными путешествиями, а ты ни разу с ним не попросился. Неужели совсем неинтересно?
- Совсем, - буркнул Проскуров. - Идиотская забава! Темень, вонища, грязь… Меня от подземелий воротит. Помнишь, нас обучали передвигаться по городским коллекторам и тоннелям, кабели различать, какой куда ведет, подключаться к линиям связи, обесточивать объекты? Поверхностно обучали, но мне хватило, чтобы зарок себе дать: под землю - ни ногой. Не мое это! Кто-то не любит с парашютом прыгать, а я - под землю спускаться. Словно живым в могилу лезешь! От такого развлечения крышу сорвет, оглянуться не успеешь.
- И Олег тебя с собой не звал?
Эдуард поднял глаза, прищурился.
- К чему ты клонишь? Говори без обиняков. Какие недомолвки могут быть между старыми товарищами?
- Да ни к чему, это я так, болтаю.
Проскуров снова потянулся за сигаретой, опомнился, чертыхнулся. Спросил:
- Ты запись прослушал?
- Ага. Только мало что понял. Туманные намеки вместо ясности.
- Глупо все. И страшно, как в кошмарном сне! Хочешь проснуться, а не получается. Хреново мне. Ох и хреново!
- А денег Олег у тебя просил?
- Нет! Он гордый был. Да и привык по одежке протягивать ножки. Человек скромных запросов. Ты почему блуждаешь вокруг да около? - не выдержал Проскуров. - Я про встречу спросил. Соглашаться или нет?
- Выбор есть?
- По телефону они говорить отказались - значит, не оставили мне выбора.
- Ты подозреваешь кого-нибудь?
Эдик угрюмо покачал головой.
- Извращенцев хватает. Они Нану не убьют, когда деньги получат?
Теперь сыщик развел руками. Откуда ему знать?
- Скажи хоть что-то! - взмолился Проскуров. - Не молчи.
- Начистоту? - Всеслав сделал глоток пива, оттягивая миг откровения. - Изволь! Ты сам просил. Я давно занимаюсь сыском, Эдик, и здорово поднаторел в этом непростом деле. У меня выработалось чутье, как у солдата, который долго воевал. Не мне тебе объяснять, какого рода это чутье - словно знаешь, куда снаряд попадет, откуда пуля вылетит, где мина заложена. Без этого чутья солдату не выжить.
- И что оно тебе подсказывает сейчас?
- А то и подсказывает, что странная история произошла с твоей женой, Эдуард. Непохожая на похищение! Иначе бы все развивалось, будь Нана заложницей. И звонки были бы не такими, и требования бы уже предъявили. Вымогатели отлично понимают, что чем дольше они держат заложника, тем больше рискуют. Жертва может запомнить голоса, внешность тюремщиков, сильно заболеть на почве стресса, как-нибудь освободиться… Мало ли в жизни непредвиденных обстоятельств? А в нашем случае злоумышленники, вместо того чтобы принудить тебя заплатить или сделать иной нужный для них шаг, убивают твоего двоюродного брата. Не абсурд ли?
- Может, запугивают? - побледнел Проскуров.
- Не тот способ. И даже после убийства Хованина требования все еще не предъявлены. Так? Последовали непонятные звонки с намеками - будешь рыпаться, тебя постигнет судьба брата. А кто же тогда будет платить? И что ждет Нану?
- Думаешь… ее тоже… убили?
- Предполагаю, - уклонился от прямого ответа Смирнов. - По крайней мере, я бы такую возможность не исключал. Что-то здесь не вяжется! Зачем было убивать Олега? Только не говори мне, ради бога, что колесо у «Хонды» отвалилось случайно!
Сыщик не собирался открывать карты, он умолчал о том, что Олег и Нана могли быть знакомы и что ему об этом известно. Он также умолчал о плане подземелий, которым интересовался инженер Хованин. В конце концов, и первое, и второе, возможно, не связанные между собой факты.
- Если мою жену… убили, то за что? - подавленно опустил голову Эдуард. - И где ее тело?
- Тело - улика, без которой дело об убийстве не возбуждается. Его надежно прячут. Но я бы не был столь пессимистично настроен. Надо рассчитывать на лучшее, не упуская из виду худшее.