– У вас здорово! Как будто дизайну обучались, – резюмировал Собакин, оглядевшись. И, заметив, насмешливый взгляд Таты, добавил: – Я не вру, не подлизываюсь.
– Я ничего такого и не подумала, – рассмеялась Тата. – Давайте есть гречневую кашу с сардельками и пить чай. Все очень простое, но свежее.
– Да, – Собакин облизнулся, – а я голодный.
– Вот и отлично.
Они пообедали, попили чаю, потом Тата убрала посуду и застелила красивой салфеткой маленький столик. На него она поставила два бокала и неполную бутылку вина.
– Вот это и есть «вернача»? – спросил Собакин.
– Да, пробуйте маленькими глотками. Это вино достаточно сладкое. Оно из подвяленного винограда. И вполне годится в качестве дижестива.
– Вкусно, очень вкусно. Жаль, я не привез из Италии такое вино.
– Его можно и в Москве купить, дорого только. Хотя есть варианты… Разброс цен среди вида существует. А чем ты сейчас занимаешься? У тебя какие-то работы есть? – спросила она Собакина.
– Да, несколько сразу. Две книги, оформление выставочного пространства и… Самое главное, я открываю свою галерею. Там будут и картины, и скульптура, и книги. И выставляться там будут не только известные люди, но и начинающие художники. Я знаю, что это такое – долгое время не мог продать ни одной работы. Это сейчас несколько моих графических работ находятся в одном из музеев Праги.
– Что?! – удивилась Тата.
– Да, а разве Машка тебе не рассказывала? Это же была целая история, вся семья тогда повеселилась…
– Я ничего не знаю. Кошкина не рассказывала!
– А дело было так…
Тата слушала Собакина и удивлялась – оказалось, что этот парень не только трудоголик. Он талантлив, и его талант получил признание. Он вполне известный в некоторых кругах художник, а сейчас еще и станет владельцем галереи. «Нет, пожалуй, я не смогу рассказать ему о своей затее. Не тот человек. Да и непонятно, какими словами все описать!» – размышляла Тата, слушая рассказ про то, как одно из чешских издательств купило у Собакина иллюстрации к «Бравому солдату Швейку». Купило, сделало их частью экспозиции, посвященной Ярославу Гашеку, а потом передало в городской музей. Так теперь они там и висят.
– А почему же семья волновалась? – спросила Тата.
– Так мои работы я не подписал. Они болтались в сети. Они меня разыскивали. Родители перепугались, думали, что натворил что-то.
Собакин уехал поздно. Они успели поговорить о художниках, о винах, о родителях и о друзьях. Тата с удивлением узнала, что у Собакина, кроме сестры Кошкиной, есть еще одна сестра, Лиза. «Она мелкая и ужасно глупая. За ней глаз да глаз нужен!» – деловито сказал Собакин, чем страшно растрогал Белозерову. Еще они варили кофе, и Собакин выгнал из кухни Тату:
– Я лучше справлюсь. Во всяком случае, во всех модных фильмах кофе варят мужчины. Не будем отступать от моды.
– Я не смотрю модные фильмы, – сказала Тата, но кухню покинула.
Кофе, который Собакин подал на маленьком подносе в малюсеньких чашечках, был абсолютно невкусным, но Тата «сделала вид».
– Да, интересно, – сказала она вежливо, отпив глоток.
– Вот, я же говорил, что у нас, мужиков, кофе вкусный.
Тата рассмеялась, но спохватилась и перевела разговор:
– А вы меня пригласите на открытие галереи? И вообще, я мало и плохо разбираюсь в картинах.
– Это же хорошо! – воскликнул Собакин, стоящий уже в дверях. – Это отлично, потому что мы можем увидеться еще раз. Давайте в музей сходим?! Можно в будни.
– Конечно, с удовольствием! Но дело в том, что я работаю, и у нас рабочий день заканчивается в пять часов вечера. Правда, у меня много отгулов накопилось. Я думаю, что смогу освободить день-другой.
– Вот и отлично! Кстати, музей до семи. А галерея открывается уже в эту пятницу.
– В пятницу?
– Да, мы специально выбрали такой день – все раньше заканчивают работу и идут куда-нибудь отдохнуть.
– Логично. Это правильно вы рассчитали, – похвалила она Дэна.
– Тогда до пятницы. Я вам позвоню и все подробно объясню, – сказал Собакин и поскакал вниз по лестнице.
Тата дождалась, пока хлопнет внизу входная дверь. Потом подошла к окну и увидела удаляющуюся фигуру в сером пальто. «Он, по-моему, хороший», – подумала Тата. Она хотела позвонить Кошкиной, но раздумала. Не зажигая свет, плюхнулась на диван и лежала до тех пор, пока глаза не начали слипаться.
Когда мы встречаем непохожих на нас людей, мы настораживаемся. Конечно, речь идет о непохожести внутренней, той, которая именуется умным словом «менталитет». Мы настораживаемся и ищем хоть что-то общее, что позволит сблизиться. Кто же все-таки подстроится, кто подладится, кто сделает тот самый шаг, который позволит сосуществовать таким разным людям. Жизнь показывает, что оба идут навстречу, но чей-то шаг шире, а готовность стремительнее.
Тата и Собакин были абсолютно разными людьми. И дело было не в том, что Собакин умел рисовать и для него существовало по меньшей мере два десятка оттенков голубого. И дело было не в том, что для Таты красное вино имело десяток вкусовых особенностей. Дело было в том, что Собакин предпочитал парить над землей, с ее заботами и хлопотами. Он любил делать только то, что было приятно и доставляло ему удовольствие, то есть рисовать. Или работать. Что было, по сути, одно и то же.
– У тебя интересный брат, – сказала Тата Кошкиной.
– Очень. Он талантлив. Он умен. И он все делает сам.
«О! – подумала Белозерова. – Вот это уже «горячее». Я тоже все делаю сама. Или почти все. Квартиру я хочу добыть при помощи тети Адели».
Тата продолжала жить с этой неразрешенной и очень соблазнительной идеей.
К пятнице Тата приготовила три наряда, посидела на однодневной кефирной диете и сделала «парадный» маникюр. Ровно в три часа она уже была дома и вертелась перед зеркалом. Настроение у нее было приподнятое. «Что удивительного?! – сказала она себе. – Новые люди, новые знакомства. И вообще, галерея – это для меня что-то новое». Тата не признавалась себе, что настроение было приподнятым оттого, что Геннадий Петрович Рябцев сегодня три раза встретился ей в коридорах банка и два раза пытался что-то сказать. Тата изобразила страшную занятость. «Путь подергается, если что-то серьезное, так и третий раз попробует! – решила она про себя. – Тем более, меня ждет Собакин и открытие галереи». Белозерова немного врала себе, но никто же об этом не знал. Встреча с Дэном была приятным предвкушением, частью делового плана, но душевно совершенно не тревожила. В то время как ищущий и какой-то обеспокоенный взгляд Рябцева запал в душу.
Выбрав, наконец, все черное, Тата сильно накрасилась и повесила на себя много украшений. Они были недорогими, но авторскими. «Вот я думаю, для богемной артистичной публики вполне сойдет!» – Она показала язык своему отражению. Тата словно не понимала, как шикарно она выглядит. Сочетание строгого черного, блеска украшений и ослепительного рыжего, волной поднимающегося над ее головой, делало ей роскошной.
Ровно в семь она стояла перед входом в небольшое помещение в районе Лялина переулка. Это была квартира в первом этаже старого доходного дома. Отдельно был сделан вход с навесом над низким крыльцом, по обе стороны которого высились два старых уличных фонаря. Фонари не горели. «Для украшения, – решила Тата и подумала, что аренда здесь «золотая».
Внутри был приглушенный свет, белые стены, яркие картины, подсвеченные маленькими светильниками. Огромное пространство с парой небольших ниш, в которых стояли скульптуры. Тата задержала на них взгляд. «Понятно, что ничего не понятно», – резюмировала она при виде изогнутых деревяшек и консервных крышек.
– Эта фигура символизирует печальную перспективу будущего, погрязшего в продуктах человеческой жизнедеятельности, – произнес рядом хорошо поставленный голос. Тата обернулась. Перед ней стояла востроносенькая, в круглых очочках, девушка с высоким белоснежным лбом и длинными светлыми волосами, собранными на макушке в хвост. Девушка была одета во все черное. «Я не ошиблась с выбором костюма!» – подумала Тата, а вслух сказала:
– Продукты человеческой жизнедеятельности? Это же…
– Нет, – вежливо поправила ее девушка. – То, о чем вы говорите, – это продукты жизнедеятельности человеческого организма. А здесь речь идет о загрязнении среды отходами производства, например.
– Простите. Я невнимательно вас слушала, – отозвалась Тата.
– Да, здесь немного шумно, вы не расслышали. Позвольте спросить, вы к Дэнчику?
– К кому? – не поняла Тата.
– К Дэнчику?
– Дэнчику? Ах да, я к нему, к Дэнчику.
– А как вас зовут?
– Ну, если я к Дэнчику, то меня зовут Тата.
– Тата? – востроносенькая девушка, подняв аккуратные бровки, повторила имя и как бы прислушалась к тому, что сама произнесла.
– Тата, – подтвердила Белозерова.
– Отлично. Тата. А меня зовут Женя. Я – распорядитель на этом мероприятии. Поэтому позвольте вас проводить и немного рассказать о художниках, картины которых вы видите на стенах.
– Простите, а можно про художников потом? Сейчас я хочу просто походить и посмотреть. Если что-то захочется узнать, я обязательно спрошу.
– Конечно, – не моргнув глазом отвечала Женя, – и угощайтесь, пожалуйста! Шампанское, вино, вода и закуски. Вечер у нас долгий, совершенно не помешает подкрепиться.
Она подвела Тату к накрытым столам. На круглых подносах стояли фужеры и бокалы с напитками. На тарелках были разложены маленькие тарталетки и прочая снедь.
– Шампанское – с удовольствием, – улыбнулась Тата. Они взяли по бокалу и отправились смотреть картины.
– Здесь в основном выставлены картины наших друзей – тех, с кем мы учились, потом участвовали в различных проектах. То есть работы близких нам людей. Это очень важно – сплотить вокруг себя единомышленников. Так считает Дэн.
– Это очень правильно, – одобрила Тата, отпила из бокала и осторожно сказала: – Какие интересные картины! Вот, например, вроде бы афиша, но не афиша, а как бы изображение афиши. Но вместо названия спектакля лозунг «Победим муравьев!» и игрушечный театральный бинокль.