– Мам, – ответила Тата, – а кроме тебя и Машки, у меня нет близких людей.
Людмила Савельевна охнула про себя. И если еще вчера она совсем немножко осуждала дочь за эту странную перемену жениха, за эту скрытность, какую-то торопливость, то сейчас ее поняла. Да, так сложилось, что Тата чувствовала себя одинокой. Тетя – в Японии, мать – в другом городе. И разве можно корить ее за то, что она хочет мужа, тепло семьи, уверенность в завтрашнем дне?!
– Но часть гостей приедут в загс! Да, вот и они! – услышала она возглас Таты и оглянулась. К ним, продираясь сквозь толчею, подходили нарядные оживленные люди. Тата принялась всех знакомить, но Людмила Савельевна поняла только, что часть людей была из банка, часть из какой-то галереи. Между собой они знакомы не были, поэтому вся группа держалась молчаливо и напряженно. «Господи, где же Собакин? – подумала про себя Тата. – Так хочется уже покончить со всем этим!»
– Тата, наша очередь. – Откуда ни возьмись возникла Кошкина. – Проходим в зал! Собакин с родителями через секунду будут.
– Пробки, наверное, – пробормотала Тата, подхватывая платье.
Она сделала шаг вперед, очутилась в большом зале, за ней проследовали те, кто смог добраться без дорожных приключений.
Зал был большой, и не было в нем помпезности – все было просто, красиво. Много живых цветов, светлый стол, на окнах светлые портьеры.
– Жениха и невесту прошу подойти поближе, гостей отступить в эту сторону, – сказала заведующая и улыбнулась.
Тата опять подхватила платье и подошла к столу.
– Жених в пробке стоит, – сказала тихо Тата. – И тети нет. Тетя из Японии. Но она уже должна была прилететь. Тоже еще не приехала. Наверное, весь центр стоит…
– О, – на секунду растерялась заведующая, но потом спохватилась: – Ничего, у нас есть еще несколько минут. Я вам все сейчас объясню.
Гости, оставшиеся позади, о чем-то тихо гудели. Тата слышала, как Машка кому-то звонила и сетовала, что нет связи или никто не отвечает. «Господи, Собакин! – проговорила про себя Тата. – Ладно Адель! После дороги, перелет, возраст. Но ты, Собакин! Неужели нельзя было выехать пораньше. Чтобы не опоздать на собственную свадьбу!» Белозерова понимала, что одна-две минуты – и все пойдет своим чередом. Тата совершенно не волновалась из-за этого досадного недоразумения. Она даже не прислушивалась к перешептыванию гостей, столпившихся за ее спиной. Она только оглянулась на звук открывающихся дверей – кто-то вошел, но она поняла, что это не Собакин. «Кто-то из гостей тоже опоздал. Значит, действительно пробки», – подумала она и посмотрела на заведующую.
– Могу еще чуть-чуть подождать, – одними губами произнесла та.
– Пожалуйста, – так же ответила Тата.
– Уважаемые гости! – чтобы чем-то занять время, обратилась ко всем заведующая. – Сейчас начнем церемонию. Обращаю ваше внимание, что когда я попрошу свидетелей подойти, они должны занять место у стола, но пусть не спешат хвататься за ручку. Я дам знак, когда это сделать.
– Да, да, понятно, – подала голос Кошкина – свидетельница со стороны Таты. – А вот жених со свидетелем опаздывают. И родители жениха.
– Ну, так позвоните им еще раз! – чуть повысила голос заведующая.
– Звонили – связи нет.
Тата слегка повернула голову и увидела, как мать достала из сумочки какие-то таблетки. «Валидол», – подумала Тата и в это же самое мгновение поняла, что Собакин в загс не приедет. Она осталась стоять так же ровно и внешне спокойно, как стояла секунду назад. Она так же ровно дышала, равнодушно прислушиваясь к шепоту гостей. А шепот становился громче, громче, а потом внезапно стих. И повисло гробовое молчание. Это молчание указывало на то, что еще мгновение назад осознала Тата – жених не приедет, и никакой свадьбы не будет.
– Что же такое? – растерянно произнесла заведующая. Похоже, она пожалела, что ввязалась в эту странную историю. Что-то не так было с этой рыжеволосой невестой, если один жених передумал, а второй просто не приехал в назначенный день. Не приехал, не известив, не предупредив, не позвонив. «А вдруг что-то случилось?! С женихом! С машиной… на дороге…» – подумала заведующая и посмотрела на невесту. Тата стояла все так же спокойно. В ее позе не было горя, отчаяния, растерянности. Казалось, она стоит и прикидывает, сколько же еще ждать нерадивого жениха. Но заведующая видела ее глаза. В них была боль и обреченность. В них было понимание и принятие этого странного наказания. И заведующая опять пожалела Тату.
– Давайте я перенесу вашу церемонию. Зайдете чуть позже. После следующих. Может, правда что-то произошло… Не дай бог… Но и машина могла сломаться, и телефон можно забыть. В такой день мужчины теряют голову даже чаще, чем женщины.
– Спасибо. Но не надо ничего переносить… – пробормотала Тата. Она больше всего боялась за мать. Судя по тому, что происходило сейчас за спиной Таты, Людмила Савельевна была близка к обмороку. – Не надо ничего переносить… – повторила она, и в этот момент со стороны гостей раздался какой-то шум.
– Не надо ничего переносить! Жених на месте. Вот я!
Кто-то подошел и встал рядом с Татой. Она повернула голову и увидела Рябцева.
– Ты? Откуда? Как? – вырвалось у Таты.
– Что тебя удивляет, мы же сами выбрали эту дату?
Заведующая открыла рот, потом кашлянула, потом тихо сказал:
– Господи, Белозерова, у вас по жизни такие чудеса происходят?! Жених прежний… И вообще, я так не могу…
– Жених – прежний, Рябцев Геннадий Петрович.
– Я помню, только у нас подготовлено все для… – заведующая запнулась.
– Это ошибка. Ваши сотрудники все перепутали. Так бывает, – нахально улыбнулся Рябцев.
– А где ваши кольца и свидетели?
– Колец с собой нет. А мой свидетель… – Рябцев оглянулся, поискал глазами среди ошалелых гостей и кивнул кому-то. Тот неуверенно подошел к Рябцеву.
– Будете моим свидетелем, – приказал Геннадий Петрович.
– Хорошо, – покорно кивнул гость.
– А как зовут вашего свидетеля? И где его паспорт? – спросила заведующая.
– Свидетель, как вас зовут? И где ваш паспорт, – обратился, в свою очередь, Рябцев.
– Миша, паспорт – вот, – сказал свидетель безропотно.
И вообще, все, что происходило, было похоже на водевиль с привкусом трагедии.
– Так нельзя, я нарушаю все правила! Господи, да что ж это такое! – тихо воскликнула заведующая.
– Пожалуйста, очень вас прошу. Мы не делаем ничего плохого, – попросил Рябцев и взял Тату под локоть. Тата руку не отдернула, она даже не посмотрела на Рябцева.
– Маша, где вы бегаете? Вы же свидетель! – угадал Геннадий Петрович. Испуганная Кошкина послушно встала рядом с Татой.
Само появление, вид и голос этого солидного и очень симпатичного мужчины ввели заведующую в ступор. Она выпрямила спину, откашлялась и заговорила речитативом положенные слова. Потом сделала знак свидетелям, и те точно так же, в каком-то полусне поставили свои подписи.
– Обязательно зайдите на неделе, надо все эти документы привести в нормальный вид. Меня уволят или вообще под суд отдадут! – тихо приказала заведующая и громко произнесла, обращаясь к Рябцеву:
– Вы согласны взять в жены Наталью Белозерову?
– Согласен, – выдохнул Рябцев.
– Вы согласны стать женой Геннадия Рябцева? – повернулась заведующая к Тате.
– Согласна, – прошептала Белозерова.
– Объявляю вас мужем и женой! – провозгласила заведующая и, комкая всю церемонию, включила музыку.
Тата, наконец, повернулась к Рябцеву, посмотрела ему в лицо и через мгновение грохнулась в обморок.
Эпилог
Прошло три года. Это немалый срок для людей, запутавшихся в собственных отношениях. Три года – это срок для семейных историй и легенд.
– Так как же это все произошло? – этот вопрос любили задавать не только люди, хорошо знавшие семью Рябцевых. Этот вопрос задавали и сами Рябцевы. Особенно по вечерам, когда уже спала маленькая, но толстенькая копия Геннадия Петровича – Архип.
– Как же ты оказался там, в загсе? – спрашивала Тата, устроившись на диване подле мужа.
– Сам не знаю. Наверное, мне хотелось посмотреть на тебя. Или испытать чувство сожаления. Знаешь, это как языком потрогать больной зуб. Больно, но удержаться не можешь.
– Ты жалел, что мы тогда поссорились?
– А мы не ссорились. Это я дураком был…
– Нет, ну ты же из-за мамы? – говорила Тата и заглядывала в глаза Рябцеву, словно проверяя, не было ли еще каких тайных мотивов.
– Мама. Да. Она переживала. Но надо было поговорить с ней. Проявить терпение и решительность. А я сплоховал.
– Но ты любил меня, да? По-прежнему, да? – говорила Тата, предвкушая душераздирающий рассказа мужа о том, как бросил все и примчался в загс.
– Любил. Я и не переставал любить, – отвечал Рябцев и принимался гладить жену по плечу. Плечо обычно было одето в мягкий махровый халатик, пахнущий манной кашей, Архипом и чем-то еще ужасно приятным.
– А я обомлела, когда увидела тебя рядом.
– Ты даже бровью не повела. У тебя всегда была железная выдержка.
– Да? В самом деле? – довольно переспрашивала Тата. – Со стороны ничего не было заметно?
– Ничего!
– Но потом я потеряла сознание!
– Да, а я тебя подхватил. И подбежала твоя мама, а Кошкина бегала вокруг и приговаривала: «Собакин, я тебя убью!»
Да, именно так все и было. И еще потом случилось очень многое, что сейчас вспоминать было почти весело. Но тогда все казалось сюжетом из сумасшедшего дома.
Тата расспрашивала мужа о тех событиях, но на самом деле в ее памяти сохранилось все, что произошло после того, как она очнулась на диване в кабинете заведующей загсом. Она видела, как над ней склонились Рябцев, мама и сама заведующая. Она слышала, как Кошкина требовала врача: «Невесте плохо! Есть ли доктор среди присутствующих!» Потом какая-то девушка в шляпке-таблетке и фате измеряла ей давление и поясняла: «Ничего страшного. Давление в норме. Это от перенапряжения! Пусть немного в тишине отдохнет». Белозерова поняла, что эта девушка, откликнувшаяся на истеричный призыв Кошкиной, тоже невеста и работает врачом.