Тем не менее и мобилизация 1934 г. протекала не без осложнений. Один из участников акции вспоминал, что, как и прежде, вербовщики должны были преодолевать сопротивление фабричного начальства и с трудом находили добровольцев, так как из-за плохих условий жизни на Метрострое заводские рабочие не горели желанием туда отправляться{807}. Предприятия и на этот раз посылали предпочтительно больных, инвалидов, физически слабых мужчин и женщин{808} или вообще отказывались отпускать рабочих. Ряд фабричных директоров и партийных секретарей приходилось даже вызывать в райком партии, чтобы они пошли на уступки{809}.
Многие мобилизованные получали справку у врача, что не могут больше трудиться на подземных работах, и снова уходили со стройки{810}. Отток был велик, к тому же слишком мало заботились о вновь прибывших{811}. Строительные объекты были плохо подготовлены к наплыву столь громадной массы рабочих, не хватало спецодежды, инструмента, мест в столовых и продовольствия. В итоге часть мобилизованных на ряде шахт отказалась работать. Не заступили на рабочее место на шахте 44-46 — 10 рабочих из 318, на шахте 38-40 — 6 из 337, на шахте 30-32 — 4 из 290. На шахте 47-48 ввиду отказа от работы и неявки на рабочее место 85 мобилизованных были уволены{812}.
Эти данные позволяют заключить, что мобилизация 1934 г. носила качественно иной характер по сравнению с 1933 г. Если в 1933 г. речь шла о создании на стройке твердого ядра коммунистов и комсомольцев, то теперь на передний план вышел вопрос о постоянном расширении состава рабочих, чтобы до ноября 1934 г. завершить строительство. Прежде всего недовольство рабочего коллектива вызывала высокая доля женщин, с которой приходилось мириться: «Куда дают таких девчонок, нам предстоит исключительно тяжелая работа, с которой старым горнякам-землекопам трудно справиться, а нам сюда присылают этих девчушек в шелковых платьях. Это не подбор рабсилы, а насмешка», — приводил высказывания рабочих, услышанные на стройке, главный инженер{813}. Инженер Климов, уполномоченный Московского горкома партии по контролю за качеством строительства на Метрострое, полагал, что 10 тыс. мобилизованных в 1934 г. стоили в эквиваленте всего 5 тыс. «настоящих» рабочих. Они смогли пройти подготовку только на ускоренных курсах и стали хорошими специалистами не ранее осени 1934 г. Свою критику Климов направлял и на комсомольцев: «К нам пришли на стройку для работы проходчиками и бетонщиками такие квалификации, как чулочники, вязальщики, мыловары, кожевники и разнообразные профессии, а также большой процент женщин. Из них есть очень хорошие общественные инспектора, которые по ночам беспокоят, спать не дают. Это многотысячный коллектив, но рабочих надо было предварительно обучить в условиях самой работы»{814}.
Как уже упоминалось, среди москвичей было распространено представление, что на строительстве метро в крупном масштабе применялся труд заключенных{815}. Подобные утверждения содержатся и в некоторых исторических трудах[77]. Указания источников по этому поводу различны: на каменоломнях и гравийных карьерах Метростроя под Москвой время от времени действительно использовался по преимуществу труд заключенных и мелких преступников-рецидивистов{816}. В самой же Москве отказывались от сколько-нибудь заметного применения принудительного труда, поскольку тот никак не соответствовал созданному пропагандой образу элитарной стройки энтузиастов, служившему приманкой для иностранных гостей. Здесь трудились исключительно бывшие заключенные с Беломорско-Балтийского канала, которые были освобождены после окончания сооружения канала в 1933 г. и осели на Метрострое, а также специалисты, осужденные как «вредители», но теперь понадобившиеся как носители технических знаний{817}. Ярко выраженной стройкой с применением принудительного труда метрополитен стал в последующие годы. После Второй мировой войны на строительстве метро в Москве пришлось потрудиться и немецким военнопленным{818}.
3. Динамика трудового состава. 1931-1935 гг.
Состав рабочей силы Метростроя развивался в зависимости от предстоявших работ, наличия жилищного фонда и возможностей трудоустройства рабочих. Цифры занятых на стройке рабочих, привлеченных в результате описанной выше вербовки, путем найма «с улицы» или в ходе мобилизаций, нельзя механически суммировать, так как имела место значительная текучесть рабочей силы. В течение 1931-1935 гг. на Метрострой было принято во много раз больше рабочих, чем когда-либо одновременно трудилось на стройке.
В первые месяцы штат предприятия состоял почти исключительно из административного и технического персонала. На 1 декабря 1931 г. на Метрострое числилось всего 262 сотрудника, из них 56 инженеров и 35 техников. Остальные являлись конторскими и вспомогательными служащими, рабочих было совсем немного{819}. Только с началом работ на экспериментальном участке в конце 1931 г. было принято больше рабочих. До середины 1933 г. число занятых на Метрострое росло постоянно, но медленно, причем управленческий аппарат был непропорционально раздут по сравнению с числом рабочих. В течение 1933 г. под давлением контрольных органов штаты административного аппарата были сокращены на треть{820}. Число инженеров и техников постоянно повышалось, но теперь, после изменения в первой половине 1933 г. структуры рабочей силы, стремительно выросло число рабочих, за счет чего выровнялась диспропорция между руководящим составом и рабочими. С четвертого квартала 1934 г. и до начала 1935 г. рабочие составляли от 74 до 80% всех занятых на строительстве. До третьего же квартала 1933 г. эти цифры не превышали 55-68%. Впечатляющий прирост численности рабочих отмечается с января по май 1934 г. Своего пика он достиг в мае 1934 г., когда число рабочих составило ровно 76 тыс. чел. В начале 1934 г. планировали поднять к маю численность рабочих даже до 94 тыс.{821}
1 квартал 1932 …… 1.328 / 55,6 — 169 / 7,1 — 2.389
2 квартал 1932 …… 3.106 / 67,9 / (330) / 7,2 / 4.574
3 квартал 1932 …… 4.333 / 63,6 — (460) / 6,8 — 6.809
4 квартал 1932 …… (5.200) / 60,5 — (635) / 7,4 — (8.600)
1 квартал 1933 …… 5.734 / 63,4 — 727 / 8,0 — 9.038
2 квартал 1933 …… 8.499 / 64,7 — 848 / 6,5 — 13.141
3 квартал 1933 …… 14.893 / 68,0 — 1.762 / 8,0 — 21.907
4 квартал 1933 …… 25.326 / 77,1 — 2.195 / 6,7 — 32.848
1.1.1934 …… 27.410 / 74,2 — 2.609 / 7,1 — 36.922
1.2.1934 …… 38.434 / 78,6 — 3.100 / 6,3 — 48.897
1.3. 1934 …… 49.130 / 80,5 — 3.855 / 6,3 — 61.062
1.4. 1934 …… 54.638 / 79,9 — 4.449 / 6,5 — 68.421
1.5.1934 …… 60.302 / 79,7 — 4.756 / 6,3 — 75.639
1.6. 1934 …… 56.724 / 80,0 — 4.319 / 6,1 — 70.936
1.7. 1934 …… 53.788 / 78,7 — 4.539 / 6,6 — 68.347
1.8. 1934 …… 51.776 / 77,6 — 4.766 / 7,1 — 66.750
1.9. 1934 …… 51.475 / 76,0 — 5.080 / 7,5 — 67.719
1.10. 1934 …… 51.459 / 76,5 — 4.859 / 7,2 — 67.294
1.11.1934 …… 49.933 / 74,9 — 4.979 / 7,5 — 66.709
1.12. 1934 …… 49.178 / 75,0 — 4.856 / 7,4 — 65. 605
1.1. 1935 …… 48.056 / 74,3 — 5.038 / 7,8 — 64.668
1 1.2.1935 …… 47.737 / 74,4 — 4.668 / 7,3 — 64.154
В табл. 12 приведены сведения на 1 июня 1934 г. о распределении занятых на Метрострое по специальностям и областям использования{823}.
4. Текучесть рабочей силы и закон о паспортах
Отличительной чертой первых пятилетних планов была высокая текучесть рабочей силы на производстве и в строительстве, которая усилилась в 1929 г., в 1930 г. достигла своего пика и в последующие несколько лет продолжала держаться на высоком уровне. По отношению к числу рабочих в середине года в крупной промышленности в 1930 г. число уволившихся составило 152,4%, а вновь принятых на работу — 176,4%{825}. Особо высокая текучесть наблюдалась в каменноугольной промышленности (в 1930 г.: 282,6% уволившихся), железорудной (293%) и пищевой (294%). Советский промышленный рабочий в течение 1929-1932 гг. в среднем пять раз менял место работы{826}.
Партия характеризовала бывших крестьян как не склонных подолгу оставаться на одном рабочем месте и заявляла о недостатке пролетарского сознания и мелкобуржуазных настроениях. Но текучесть была свойственна именно рабочим старших возрастов и базировалась на реальных производственных отношениях. Частую смену места работы следует воспринимать как средство успешного противодействия системе, объявляющей стачку преступлением и лишающей профсоюзы их основной функции поиска для рабочих лучших условий труда, дополнительных бытовых удобств или более высокой оплаты