Самым тяжелым происшествием стал пожар 24 сентября 1934 г. на шахте № 12 под Театральной пл., который начался в кессоне из-за короткого замыкания. Погибли два человека, водитель английского проходческого щита инженер А. Я. Чистяков и проходчик Карибулла Хусаинов{1172}, 11 рабочих пострадали от отравления угарным газом. Четверо лиц было арестовано по обвинению в халатности и содействии распространению огня{1173}. После начала пожара Абакумов отдал приказ прекратить подачу воздуха в кессон, чтобы затушить пламя. В результате в тоннель прорвался плывун объемом 250 куб. м, и на поверхности, на Театральной пл., образовался кратер 10 м в диаметре и 5 м глубиной. Вскоре после этого обрушился трехэтажный дом{1174}. Наркомат внутренних дел (НКВД) оцепил прилегающую территорию с помощью 130 милиционеров и эвакуировал жильцов из близлежащих домов{1175}. Хрущев, Каганович и Булганин явились на место происшествия, чтобы лично ознакомиться с положением{1176}.
Поэт Евгений Долматовский, работавший тогда на шахте 12,{1177} спустя несколько дней опубликовал в издававшейся на шахте многотиражке стихотворение, в котором истолковал несчастный случай — в полном отрыве от реальности — как проявление классовой борьбы. В типичном для сталинской эпохи стиле ответственными за все ошибки и упущения объявлялись воображаемые враги. Катастрофу превратили в борьбу, в которой можно победить только с применением насилия. Смерть двух метростроевцев осознанно была использована, чтобы подвигнуть рабочих к еще большим достижениям и подхлестнуть борьбу против мнимых саботажников{1178}:
Товарищ мой, посмотри вокруг
И разберись, где враг, где друг.
Враг будет тебе говорить — «браток,
Дружище мой навсегда!»
А сам положит в мотор молоток.
А сам порвет провода.
Он притворяется дурачком,
Тебя он в обнимку возьмет,
Захочет побаловаться табачком
И хитрую спичку зажжет.
Мы горький урок получили не зря —
Вздымается ярость масс.
Двадцать четвертое сентября
Помнит каждый из нас.
Не дрогнет железная сила руки.
Вперед, комсомольский отряд!
И пусть пулеметы стучат,
Пусть будут глаза острее штыков,
Чтоб память всегда жила
О том, как дым глотал Чистяков,
Как падал Карибулла.
...
Будет тоннель проложен в срок,
Ничто не задержит нас.
Идут щиты, стучит молоток —
Дорог нам каждый час.
...
Действует враг осторожно, хитро,
Погибнуть — его судьба.
Но помни, товарищ, — БОРЬБА ЗА МЕТРО —
КЛАССОВАЯ БОРЬБА.
Менее впечатляющими, но в количественном отношении гораздо более значимыми, чем крупные аварии, были многочисленные заболевания и расстройства здоровья, которые метростроевцы получали в результате чрезмерно напряженной работы в сырости и холоде. Множество рабочих болели ревматизмом, гриппом и простудой{1179}, а также так называемой кессонной болезнью{1180}.
Кессонная болезнь, симптомы которой совпадают с болезнью водолазов, наступает при слишком быстром снижении давления воздуха в шлюзовой камере (скафандре). Азот, который при повышенном давлении остается в тканях тел в связанном состоянии, поступает в кровь в виде пузырьков и может стать причиной эмболии и паралича. Для предотвращения кессонной болезни рабочие, покидающие камеру высокого давления, должны оставаться полчаса в шлюзовой камере, где давление воздуха медленно снижается до нормального уровня. Помимо этого, после работы они должны от 1 до 1,5 часов оставаться в специально отведенном помещении для отдыха. Часто рабочие полагали, что могут сократить срок ожидания в шлюзовой камере, прежде всего, если давление было относительно невелико{1181}, и вскоре падали обессилевшими, испытывая серьезные боли{1182}. При слабом поражении помогало пребывание в лечебной камере с высоким давлением, но нередко пострадавшие от «кессонки» с сильными болями и частичным параличом конечностей вынуждены были неделями оставаться на больничной койке{1183}.
Но и без кессонной болезни многие рабочие не выдерживали работу в кессоне, и после двух или трех месяцев приобретали болезни сердца или легких{1184}. Отдел по охране труда при профкоме Метростроя в январе 1934 г. ввиду участившихся случаев потери трудоспособности постановил тщательнее проводить медицинское обследование вновь принимаемых рабочих, чтобы не допускать на строительные объекты людей с острыми сердечными и легочными заболеваниями{1185}. В годовых отчетах шахт и дистанций за один 1934 г. зафиксирован уход со стройки 2505 рабочих вследствие болезни, расстройства здоровья или инвалидности[111].
Для медицинского обслуживания метростроевцев уже в январе 1932 г. в поселке Лось был устроен медпункт. Вдоль строящейся трассы метро рабочие могли обращаться за помощью в медпункты различных предприятий{1186}. Медпункты предназначались для оказания первой помощи при травмах, здесь не обязательно должен был находиться врач, а часто имелась лишь походная аптечка с перевязочным материалом{1187}.
потери персонала из-за кессонной болезни составляли до 70%, при высоком давлении — только 5%, так как в этом случае инструкции воспринимали всерьез (там же).
Врачебную помощь рабочим оказывали в районных амбулаториях и поликлиниках. В поселке Лось с апреля 1932 г. действовала амбулатория с двумя врачами. На всех строительных объектах были открыты маленькие аптеки. Вновь принимаемые на стройку рабочие «подвергались санитарной обработке», включая прививки от оспы и тифа{1188}. Врачебный персонал амбулатории в пос. Лось в мае 1932 г. был расширен и в июне 1932 г. дополнен зубоврачебным кабинетом{1189}. На некоторых строительных участках теперь были открыты собственные медпункты{1190}.
В связи с резким ростом числа занятых на Метрострое в 1933 г. из нескольких бараков и многоместных палаток был образован карантинный пункт, где новые рабочие обязаны были провести две недели перед приемом на работу{1191}. Амбулатория в пос. Лось, медпункты и городские больницы в 1933 г. не могли больше удовлетворить многие тысячи новых метростроевцев{1192}. Поэтому в ноябре 1933 г. под руководством городской службы здравоохранения (горздравотдел) было создано собственное санитарно-медицинское подразделение Метростроя, со своей поликлиникой на базе лечебного диспансера № 4 в Сокольниках{1193}.
В январе 1934 г. во всех крупных поселениях и на большинстве шахт и дистанций были организованы медпункты, оснащенные телефонами. На каждом строительном объекте обязан был круглосуточно дежурить медицинский персонал, в ночное время даже врач{1194}. Центральная поликлиника Метростроя в Сокольниках в 1934 г. насчитывала свыше 50 лечебных кабинетов и ежедневно обслуживала 1200-1300 пациентов. Ее мощности все же было недостаточно, и перед врачебными кабинетами образовывались длинные очереди. В августе 1934 г. у Большого Каменного моста южнее Кремля открылся филиал поликлиники для обслуживания рабочих, занятых на южной части трассы{1195}.
Квалифицированную врачебную помощь могли оказать все же только в центральной поликлинике в Сокольниках. В течение 1934 г. был отстроен филиал поликлиники № 2, оснащенный среди прочего рентгеновским кабинетом, лабораторией и физиотерапевтическим кабинетом, здесь к тому же трудились специалисты по малярии, травматологии и хирургии, а также по венерическим болезням. Для лечения фурункулов и ожогов применялись кварцевые лампы. Комнаты для кварцевания были оборудованы на двух шахтах, на шахте 12 установлены лечебная камера высокого давления и «световая ванна» для лечения кессонной болезни{1196}.
В конце января 1933 г. профком открыл кассу социального страхования (соцстрах), на средства которой был арендован дом отдыха близ станции «Правда» Северной ж. д. (22 км к северу от пос. Лось). В 1934 г. в доме отдыха ежедневно проводили свое свободное время 300 метростроевцев. Летом 1934 г. после окончания первой очереди строительства многие рабочие за счет профсоюза отправились на курорты и санатории Крыма, Северного Кавказа и других регионов