прав с угрозой проклятия в сем веке и в будущем. В поддержку вывода о неприкосновенности этих имуществ из раскрытия источников и святости прав на них Церкви, Иосиф выдвигает моральное оправдание материальных средств Церкви – в обеспечение церковного благолепия и церковной благотворительности, в значении монастырей как культурных учреждений, как школы для будущих иерархов из «почетных и благородных» лиц, принявших постриг.
Однако на церковном соборе 1503 года был поднят вопрос, чтобы, по крайней мере, у монастырей впредь не было вотчин, а жили бы чернецы по пустыням и кормились своим трудом. Иосиф Волоколамский приписывает почин этой постановки вопроса великому князю Ивану III, который-де захотел отнимать села у церквей и монастырей. Но выступила с таким требованием группа церковных идеалистов-нестяжателей в лице своего учителя и руководителя Нила Сорского. Сама постановка вопроса на почву соборного рассмотрения, как дела церковного, только подчеркивала слабую сторону позиции, занятой великокняжеской властью, и не спасла ее от поражения. Великому князю Ивану III пришлось отступиться от слишком смелых и прямолинейных планов секуляризации церковных имуществ. Впрочем, такое отступление не означало какой-либо победы Церкви над ее окрепшей и глубоко укоренившейся зависимостью от государя. в частности, в руках светской власти осталось прямое средство привлекать монастырские и святительские вотчины к нуждам ратного дела. Иосиф Волоцкий строго осуждал митрополита Серапиона за раздачу церковных земель боярам и детям боярским. Конечно, тут речь идет о светских лицах митрополичьего двора, но такие церковные слуги не были освобождены от государевой воинской службы, а должны были выступать в поход с вотчинными вооруженными воинами и «даточными людьми». Притом, с реорганизацией всего военного строя, исчезло самостоятельное значение особых митрополичьих воевод, и контингенты таких воинов входят в государевы полки наравне с другими. Получился известный компромисс между требованиями великокняжеской власти и привилегиями крупных духовных вотчинников, усиленный практикой назначения на церковные должности по воле великого князя, подчинением светской власти – ее выбору и контролю – назначения светских архиерейских чиновников, ее вмешательством во все хозяйственное управление и дисциплинарное заведывание монастырями и епархиями через Приказ Большого Дворца и непосредственными царскими распоряжениями. Особое средство самозащиты от крутых проявлений самодержавного властвования – вес церковного авторитета – не устранил от духовных владельцев такого же подчинения их вотчин государевой власти, какое сложилось и для бояр-вотчинников.
Подчинившись требованиям светской власти, вотчинное землевладение вошло в строй Московского государства как существенный его элемент, но не вполне согласованный с его принципиальной, самодержавно-вотчинной основой. Особенности княжеско-боярского землевладения не выдержали этого противоречия и были разбиты в бурные времена опричнины. Церковные вотчины дольше сохраняли черты своей старины, медленно приспособляясь к окружающему укладу жизни, и только XVIII век преодолел эти черты, и то после больших колебаний и моментов реакции к прежнему строю отношений.
VIII
Развитие вотчинного землевладения(светского) было с древнейших времен в тесной связи с переходом от первоначального строя дружины к организации территориальных (поместных – в основном значении этого слова) войск. Уже в конце Киевского периода все чаще встречаем определение дружин не по именам князей, а по городам (дружина владимирская, киевская и т.п.). Такие дружины-отряды местных землевладельцев были сгруппированы вокруг своего городского центра. Их прямое наследие – отряды уездных вотчинников, которые служат великому князю в XV веке. Мероприятия Ивана III и его преемников расширили и упорядочили их организацию, но этим далеко не ограничились. Великокняжеская власть берется за энергичное творчество в развитии поместных войск и их земельного обеспечения и создает обширную систему поместного верстанья, все углубляя свою силу по распоряжению земельными фондами Великороссии. Пользование селами и деревнями из состава владельческой земли для содержания слуг наделением их хозяйственными участками на началах условного владения было давним приемом в монастырских, владычных, митрополичьих, боярских и княжеских(дворцовых) имениях. Этой практикой создавался особый вид землевладения, которое возникало и прекращалось вместе со службой, не сообщая служилому человеку права распоряжения имением, не отвердевая до вотчинного права. Верстание в государеву службу многих людей при Иване III сопровождается наделением их такими поместьями, а с середины XVI века слагается в целую систему устройства служилого класса и управления им.
Царский указ 1556 года имел в виду установить такое «строение воинству», чтобы царская служба была вправду, «без лжи». Государь находил, что многие овладели излишними землями, а службой оскудели, так что служба их не против государева пожалования и собственного их вотчинного владения; установил «уложенную службу» с земли в точно определенном размере и повелел для ее уравнения, смотря по количеству земли, произвести землемерие в поместьях, отобрать «преизлишки» и разделить их между неимущими. Это был, по существу, тот же перебор людей и земель, какой производил в свое время Иван III. Но освобожденный от порывистого и революционного характера, он укладывался в деловые рамки постоянной правительственной работы.
Правительственная работа по устроению воинства началась раньше этого указа организацией знаменитой в истории служилого класса «московской тысячи». Царь Иван Васильевич повелел в 1550 году сосредоточить в Москве тысячу «лучших слуг», детей боярских вместе с боярами и окольничими, которые должны быть всегда готовы «в посылки» по правительственным поручениям. Кто имел вотчины недалеко от Москвы – служить эту «московскую службу» с вотчины, а у кого в данной местности земли нет – получает поместье. Поместья даются и в придачу к вотчинам, если тех недостаточно для обеспечения служилого человека и его служебной годности. Эта тысяча должна была впредь пополняться, преимущественно, сыновьями тысячников, и только при их непригодности «прибором» со стороны. Служба «по московскому списку» стала мечтой и венцом карьеры провинциального служилого люда. Но проникали в него заслуженные люди изредка и с трудом, в порядке исключительной награды и милостивого пожалования: московский список был в значительной мере забронирован началом «отечества».
Одновременно с составлением первой «Тысячной книги» - списка первых тысячников, московские дьяки приступили к работе над «Государевым родословцем». В него были внесены фамилии знатнейших и ближайших к царскому престолу княжеских и боярских родов. Так очерчивался и определялся основной круг родословных людей-носителей местнических привилегий. К тому же общественному слою принадлежали и «тысячники» первой статьи – младшие члены боярских родов, которые и сами постепенно проходят в состав думного боярства. Родословна и вторая статья тысячников – и в ней есть лица первостепенного по местничеству боярства, а остальные – второстепенная знать, выходившая на пути придворного и должностного возвышения к чинам думного боярина или окольничего. Пестрее по социальному составу третья статья Тысячной книги – наиболее людная по количеству. Тут рядом с «молодыми службою» членами родословных фамилий видим не мало выходцев из рядового уездного дворянства, даже бывших новгородских боярских послужильцев. Сюда «прибирали» больше по служебной годности, чем по признаку «отечества», но сама запись в московский список выделяла служилую семью из рядовой массы и давала впредь ее членам преимущество к возвышению в службе и общественном положении.
И вся масса провинциального служилого люда тянулась к московскому центру по служебным и землевладельческим интересам. Она поделена в каждом уезде на три статьи. Первую, высшую, составлял «из городов выбор» - отборные уездные служилые люди, которые периодически «годовали», обычно по 3 года, в Москве для несения московской службы в дополнение к тысячникам. Эта «московская служба» требовала все больше деятельных сил. Несших ее посылали во всякие «посылки», назначали на воеводства и осадными головами, ставили во главе отрядов ратной уездной силы, служилых инородцев, казаков или стрельцов и т.д. Служба в «выборе» открывала отдельным лицам путь к прямому переходу в состав «московского списка», но главное ее общественное влияние – в выделении на местах руководящей группы «выборных» дворян каждого уезда. Вторую провинциальную статью составляли «дворовые» дети боярские – основная боевая сила, ходившая всем городом в ближние и дальние походы. Третья статья – «городовых» служилых людей несла преимущественно гарнизонную, осадную и милицейскую службу на местах.
Так весь строй военно-служилого землевладельческого класса расположен в стройной иерархии, применительно к организации его государевой службы. Но распределение его личного состава по категориям не сводилось к одному признаку, не опиралось на единый критерий. Основные задачи всей организации выдвигали значение служебной годности по личным свойствам и исправности служилого человека, но по всей постановке дела она, с другой стороны, обусловлена имущественной обеспеченностью землевладельца, который должен выступать в поход. Московская служба была еще расходнее, посылки и посольства приходилось выполнять, в значительной мере, на собственный счет. Государево денежное жалование выдавалось изредка –через два года в третий или по особым распоряжениям, в скудном размере и в виде пособия или награды за особо-исправную и сверхурочную службу. Государево дело опиралось на эксплуатацию не только личных сил, но и материальных средств служилого люда. Зато правительственная власть сама и создавала эти средства, наделяя служилых людей поместьями в дополнение и взамен вотчин. Создавало оно и сам служилый класс, развивая его количественный состав новыми и новыми «верстаниями». Никакой, по существу, общественной самостоятельности за таким классом оставаться не могло. Весь он, во всем своём бытии, - функция правительственного строя. Местные общественные связи – по уездам – созданы и обусловлены территориальным укладом мобилизационных группировок и порядками управления всем служилым делом. Периодические пересмотры уездного служилого люда присланными из Москвы «разборщиками», составление списков с распределением служилых людей по статьям происходили при ответственном участии окладчиков, выбранных уездным дворянством, являвшемся группой, ответственной за добросовестность «разбора». Эти операции имели значение не только для построения служилой иерархии «статей». Ими определялось и верстание поместными окладами, от которых зависели, впрочем, никогда их не достигая, фактические земельные «дачи». Некоторое внутреннее противоречие вносило во всю эту правительственную работу над служилым классом то значение, какое при всем том, имело начало «отечества», родового происхождения служилого человека. Разверстывали служи