ому населению приходилось с большим трудом отвоевывать у природы участки под пашню, расселяться мелкими поселками, выискивая для них удобные места, разбрасываться на больших расстояниях: крупное значение в его быту лесных и водных промыслов – звероловства, рыбных ловель, лесного бортничества усиливало экстенсивность и расселения в погоне за нетронутыми угодьями и ухожаями. Первобытные приемы хозяйства придавали ему подвижный, неустойчивый характер. Легко покидались истощенные участки, легко передвигалось население на новые земли в поисках более благоприятных условий применения нелегкого труда. Группы этого населения, рассеянного по мелким поселкам, широко и свободно захватывали обширные пространства свободной территории и, поскольку сохраняли соседские связи, образовывали большие волости. Малонаселенные территории этих волостей были весьма значительного объема, но слабо очерчены, слабо организованы. Их грани определялись крайними пунктами поселения, но леса и земли, невтянутые в хозяйственную эксплуатацию, оставались подолгу неразмежеванными между соседними волостями – областью вольного захвата. Хозяйственный труд скользил по поверхности страны, растекаясь вширь, овладевал территорией неглубоко при господстве экстенсивного хозяйничанья и разбросанного редкого населения. Колонизационное движение постепенно, но непрерывно, рассеивало народную силу, не давая ей окрепнуть и сплотиться, пока не встретило внешних препятствий, остановивших его дальнейшее распространение. В XIII-XV столетиях население северной Руси оказалось в таких внешних политико-географических условиях, которые сильно затормозили это движение, замкнули его в определенной – более или менее - территории. Колонизация приняла иной характер, пошла вглубь занятой области. То и дело возникают новые починки и выселки на территории больших волостей, новые «пути» и «ухожаи» в непочатых лесных участках. Новые поселения откинуты часто на десятки верст от исходного пункта, за лесом и болотами и, окрепнув, раскинувшись в ряд деревень и выселков, слагаются в новую «волостку», которая затем может вырасти и в самостоятельную волость. При иных условиях поселения располагались относительно плотнее, ближе: волость крепла, определялась в более людную и более устойчивую единицу. Великорусская крестьянская волость жила своей довольно сложной жизнью. Интересы, связывавшие группы поселений в крупные волостные соседские общины, были отчасти хозяйственного, отчасти (и преимущественно) бытового и административного характера. Хозяйство, сельское и промысловое, велось отдельными дворами и мелкими поселками при долевом и складническом владении хозяйственными угодьями, но пользование лесом, пастбищами, занятие под эксплуатацию новых участков, возникновение новых колонизационных пунктов вызывали издавна потребность в некоторой регламентации, которая была делом волостного мира. Волостной староста с крестьянами был органом власти этого мира над волостной территорией, ведал распоряжением пустошами, лесными участками и земельными угодьями, неосвоенными под отдельные хозяйства, или покинутыми, запустевшими. От волости должен был получить участок новый поселенец, чтобы иметь законное основание своему владению. Волость и защищала земли своей территории от сторонних захватов. Поскольку волость заинтересована в пополнении состава своей трудовой и платежной силы, она заботится через выборного старосту о привлечении поселенцев на пустые участки, принимает их на льготу, сдает угодья в оброк. А интерес этот связан с тяглой повинностью, легшей на волостные общины. Старинная дань в пользу князя-правителя окрепла, определилась и стала тяжелее в сочетании с «неминучей данью» в Орду и раскладывалась на волости черного, тяглого крестьянства общей суммой, которую волостная община разверстывала внутри себя «по животам и промыслам», «по силе» каждого плательщика, собирала ее и выплачивала агентам княжеской власти, с круговой порукой всех за каждого, имущих за неимущего, хозяйственных «жильцов» - волощан за пустые участки. В тоже время, волость была, в значительной мере, замкнутым в себе самоуправляющимся мирком. На ней самой лежала забота об охране внутреннего мира и порядка, борьба с преступностью, разрешение соседских споров и столкновений. Правительственная деятельность княжеской администрации была крайне слабосильна. Князь поручал суд и управление наместникам и волостелям, назначаемым редко на одну обширную волость, чаще на несколько волостей, и ведали наместники с ничтожной силой в 5-6 тиунов и доводчиков, а то и меньше, округом в сотни верст. До их суда и расправы доходили только важнейшие дела – об убийстве, разбое, татьбе с поличным, а мелкие, текущие дела решались в волости. Но и в наместническом суде велико участие волости. На волостных крестьянах лежит обязанность предупреждения преступлений путем выслеживания, ареста и выдачи наместнику «ведомых лихих людей», профессионалов разбоя и конокрадства; на них – обыск по всякому делу и ответственность за нерозыск тяжкого преступника, состоявшая в уплате всем миром уголовного штрафа, какой бы пал на самого виновного. А составные части волости – села и деревни – «тянули» к ней и данью, и судом. Создавая сами весь следственный и обвинительный материал, к тому же, сведущие в своем обычном праве, в своей «старине и пошлине», волостные люди, обычно выборные волостные власти, -необходимые участники наместничьего суда в качестве «судных мужей», без которых наместник не имеет права творить свой суд. Волостная община деятельна и в удовлетворении духовных потребностей населения. Крестьянской общинной силой строятся церкви, подыскивается причт, обеспечивается его содержание. Приходская жизнь тесно сплетена с волостным бытом, как и жизнь мелких монастырей, которые иной раз целиком в руках своих «вкладчиков» волостных крестьян.
При такой значительной и разнообразной самодеятельности волостных общин влияние и прямое вмешательство княжеской власти и ее органов в жизнь народной массы долго остаются поверхностными и внешними. Деятельность княжеского управления направлена почти исключительно на эксплуатацию народного труда ради обеспечения нужных власти средств – путем организации платежей и повинностей населения.
Назначение наместников для управления частью княжества имело, действительно, основной целью не столько выполнение правительственных функций по отношению к местной народной жизни, сколько преследовало, отчасти, политическую цель – закрепить за княжеской властью господство над данной областью, и служило, с другой стороны, способом содержания ближайших слуг этой власти. На населении лежала обязанность обеспечить содержание наместника, его агентов, слуг и семьи доставлением ему достаточных «кормов», и сама должность принимала характер «кормления» как княжеского пожалования за службу, тем более, что обычно наместнику давались «прибытки» долей княжеских правительственных сборов и пошлин. Пожалование должностью, как доходной статьей, превращало наместника в своего рода откупщика или половника на княжеских доходных владениях: уславливались, что боярин, который будет волости ведать, отдаст в княжескую казну «прибытка половину», а при уходе с должности - получит свое кормление «по исправе» (т.е. по расчету) или же обязуется отслужить службу до срока обычных расчетов по натуральным доходам при осеннем завершении хозяйственного сезона. По-видимому, годичный срок был нормальной единицей пожалования кормлением, но мог быть, конечно, повторно продолжен с года на год, как прекарное владение доходами, пока князь не «сведет» боярина с наместничества или тот сам не «съедет». Позднее установились своего рода очередь на кормление, с назначением на него нового лица, ожидающего заранее намеченного срока, совместное назначение 2-3 лиц на части доходов с должности, предоставление кормления сыну после отца, племяннику после дяди. Черты «хозяйственного» отношения княжеской власти к постановке наместнического управления типичны для всего строя ее властвования над страной и населением.
III
В княжеской среде и в общественных кругах, примыкавших к ней, установилось – с ранних времен Киевской Руси – представление о княжестве, как о семейном княжеском владении. Древняя Русь не знала иных князей, кроме владетельных. Каждый княжич имел притязание на «часть ы Русской земле», а ближайшим образом на долю во владениях отца, в том, что было для него вотчиной и дединой. Навстречу этим воззрениям княжеского права шли, с одной стороны, слабая централизация жизни и областных интересов, тяга каждого сколько-нибудь значительного городского центра и его области к обособлению под управлением своего князя, и, с другой, стремление князей, стоявших во главе политической жизни всей страны «держать» областные земли, посылая туда младших братьев, сыновей и племянников на княжение. Политическое единство пытались они удержать и укрепить патриархальной властью отца над сыновьями, а затем князя «старейшины», который должен быть «в отца место» всем остальным князьям. Развитие местной областной жизни и вотчинные притязания младших поколений многолюдного княжеского рода разбили это единство, когда ослабело и пришло в упадок значение Киева, как центра торговых и политических интересов древней Руси.
Обособившись от киевского юга, Великороссия устроила свое Владимирское великое княжество по той же системе местных княжений, объединенных под властью великого князя. Но в XII и XIII столетиях выяснилось бессилие «старейшего» или, как его титулуют на севере, «великого» князя удержать патриархальный характер за властью «в отца место». Он признается только «братом старейшим» в политической терминологии эпохи, и младшие князья решительно настаивают на «братском» равенстве князей, которых великий князь должен держать не «подручниками», а «братьей молодшей», т.е. не обращаться к ним с повелениями, признавать самостоятельность их княжеских прав и княжеской власти, а общие дела решать по совещанию и соглашению с ними («по думе» или «по сгадце»). В ту пору влиятельные общественные силы были против усиления великокняжеской власти. Попытка Андрея Боголюбского сломить самостоятельность младших князей и держать в руках боярство закончилась его гибелью под ударом боярского заговора. Его брат, Всеволод III, поднял значение своей власти в борьбе с князьями-родичами и боярством, явился организатором Владимирского великого княжения, но – недаром его прозвали «Большое Гнездо» - его сыновья и внуки пошли по старым, киевским путям междукняжеских отношений. Татарское нашествие и владычество Золотой Орды на время подорвали и подавили ранние зачатки более интенсивной организации Великороссии, и после смерти Александра Невского значение и сила Владимирского великого княжения ослаблены и расшатаны давлением ханской власти и рядом усобиц за обладание великокняжеской властью. Ко времени, когда – в тридцатых годах XIV века – эта борьба переходит в последовательное «возвышение Москвы», взявшей на себя задачу постепенного усиления центральной великорусской власти и объединения северной Руси в борьбе на три боевых фронта, определился сложный уклад политической карты Великороссии. Великокняжеской власти неп