Минут через двадцать в стороне от аэродрома, юго-западнее Кюстрина, тьму прорвала огненная река и хлынула на Берлин.
Началось последнее наступление. В бой пошли более четырех тысяч танков. Дорогу им освещали мощные прожекторы, которые ослепили противника острыми лучами. Огневой вал артиллерии расчищал дорогу пехоте. А с воздуха на немцев обрушились бомбардировщики и штурмовики.
Немецкий фронт затрещал. Гитлеровские генералы, охваченные паникой, передавали в ставку:
«По нас открыт адский огонь. Связь потеряна. В одном месте непонятный мощный свет. Миллиарды свечей. Что это, определить невозможно. Может быть, новый вид оружия, может быть, химия».
Гитлер еще пытался успокоить армию. Он уверял, что под Берлином русским приготовлена «кровавая баня», что здесь немцы одержат победу.
Но двадцать пятого апреля войска Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов завершили окружение Берлина и начали бои внутри города.
Русские прошли через реку Шпрее, опоясывающую весь Берлин, прошли множество каналов, одетых в бетон. На месте взорванных мостов саперы возводили новые, и штурмовые группы стремительно двигались к центру Берлина.
Центр Берлина прикрывали отборные части. В последние дни штурма войска сошлись вплотную. Стальное окружение все туже сжимало центр города.
Полк Маршанцевой с вечера, как всегда, готовился к вылету. Неожиданно позвонили из штаба дивизии и отменили вылет. В Берлине шли уличные бои, и уже трудно было уследить, где свои, где немцы. Черные тучи закрыли город. Но летчицы не уходили с аэродрома, ждали, — может быть, тучи рассеются, может быть, будет отбит Темпельгоф и удастся перелететь на эту роковую точку, откуда вылетели в Россию в сорок первом урчащие бомбардировщики сеять смерть.
Второго мая завершилась капитуляция Берлина, остатки гитлеровской армии сдались советскому командованию.
Наступило время, когда Маршанцева сказала:
— Скоро конец войны.
Катя задумалась: «Неужели наступит время, когда мы не получим задания и никуда не полетим? Это и будет конец…»
Четвертого и пятого мая они бомбили разрозненные группы немцев, которые еще продолжали отстреливаться.
Восьмого мая было полковое собрание. Речкина сообщила, что немцы капитулировали перед союзными войсками.
Все летчицы соскочили с мест и стали обнимать друг друга.
Катя схватила Дашу за плечи, резко потрясла:
— Неужели это кончилось?
Вместо ответа Даша обняла ее:
— Поздравляю тебя с победой!
Не сразу Катя вникла в глубокий смысл этого слова. По-бе-да!
На аэродроме стало шумно.
— Поедемте в Берлин, — кричала Даша, — посмотрим, как его раскрошили!
— Может быть, Гитлера увидим, его должны взять в плен!
— Говорят, он бежал!
— Враки! Мы-то видели огненное кольцо вокруг Берлина — не убежишь.
Марина пошла к командиру за разрешением, но скоро вернулась:
— Не пустила.
Наступила ночь. Первая ночь мирного сна. Это показалось летчицам странным. В одиннадцать часов лечь в постель? Легли, но никто не уснул: ждали — вот-вот вызовут на задание. Было привычное состояние готовности.
Но прошел час, и летчицы, как по команде, заснули крепким сном.
В два часа началась стрельба.
— Немцы окружили! — крикнула Марина и выхватила револьвер из-под подушки.
Все выскочили на улицу. Темноту разрывали вспышки выстрелов. Летел град ракет. Стреляли из всего, что может стрелять, изо всех видов оружия, и особенно из ракетниц. Зеленые, красные стрелы летели в небо и медленно падали, изогнувшись светлой дугой. Били зенитки на аэродроме. Вооруженцы палили из пулеметов.
— Что? Что такое?! — закричали девушки, выбежав на улицу.
— Конец войны!
И тогда девушки подняли свои пистолеты и разрядили обоймы в небо над Берлином.
В это первое мирное утро заря приближалась медленно, нерешительно. В четыре часа собрались на митинг.
Маршанцева только что прилетела из штаба армии. Она рассказала, как был подписан акт капитуляции.
Летчицы слушали, не скрывая слез. Хотелось высказать то, чем было переполнено сердце. И когда дошла очередь до Кати, она указала на самолет, стоявший на линейке, на фюзеляже которого было написано:
«Мстим за боевую подругу Женю Курганову».
— Этот самолет, — сказала Катя, — долетел до Берлина. Мы клятву выполнили. Мы дошли до Берлина и отомстили за подруг, которые прокладывали путь к Берлину, но сами не дошли до него. Будем вечно помнить о наших подругах.
Летчицы стояли опустив головы, вспоминая тех, имена которых будут жить в их сердцах и в списках их гвардейского полка.
Глава сорок девятая
Раннее майское утро. Солнце только что взошло. На горизонте густая дымка. Гриша сидит на старте и ждет разведчика.
Конец войны! Получилось как-то проще, чем все ожидали. Гриша изучает карту. Он обещал прилететь к Кате, как только она окажется в радиусе пятидесяти километров. Сейчас до Кати было всего сорок!
Грише пришла совсем простая мысль: написать письмо Маршанцевой. Объяснить, что он давно любит Катю Румянцеву, что проверил свое чувство, что дружба их скреплена длительными испытаниями и потому он просит разрешить жениться на Кате Румянцевой.
Ночью Гриша написал письмо Маршанцевой, а утром в третий раз переписал набело и послал со знакомым летчиком в Берлин.
Письмо это Маршанцева получила утром одиннадцатого мая. Несколько минут она сидела, обдумывая «послание». Потом вызвала Речкину.
— Хочу с тобой посоветоваться, — сказала Маршанцева, держа в руках письмо Гриши. — На мое имя поступило официальное письмо от летчика Рудакова из двадцатого гвардейского штурмового Севастопольского Краснознаменного ордена Кутузова полка с просьбой разрешить ему жениться на…
— Что-о?! — воскликнула Речкина, от удивления округляя глаза.
— Почитай.
Речкина вздохнула, словно только сейчас разрешила себе поверить — война в самом деле кончилась.
Она вспомнила, сколько раз появлялся этот настойчивый штурмовик на их аэродроме. И вот он добился своего.
— Что же, победа за ним.
— Я тоже так думаю, — сказала Маршанцева. И они вызвали штурмана.
Катя прибежала, уверенная, что сейчас получит срочное задание.
— Садись, Катя. Мы решили выдать тебя замуж.
Маршанцева сделала паузу и лукаво переглянулась с Речкиной. Катя изумленно заморгала.
— Дело в том, — продолжала Маршанцева, — что я получила письмо от старшего лейтенанта Рудакова. Он просит разрешить жениться на тебе.
— Ах! — произнесла Катя, качнувшись на стуле, но в следующее мгновение она уже повисла на груди Маршанцевой. Все было ясно.
Старший лейтенант Черненко была откомандирована за женихом. И началась подготовка к свадьбе.
В пять часов того же дня самолет По-2 прибыл на аэродром, где базировался штурмовой полк. В одно мгновение он был окружен летчиками. Они помогли Марине выйти из кабины, несколько минут несли ее по аэродрому и кричали: «Ура!»
Марина не смеялась. Она была серьезна, как посол дружественной державы, прибывший с почетным поручением.
Поздоровавшись с Веселовым, она потребовала проводить ее к командиру. Но как раз в этот момент командир сам подошел к ней, и Марина официально вручила ему пакет.
Командир прочел письмо, удивленно посмотрел на Марину, потом еще раз прочел и рассмеялся:
— Рудакова ко мне!
Гриша уже был наготове: он кое-что подозревал.
— Читай! — сказал сквозь смех командир и передал ему письмо. — Вслух читай!
Гриша мгновенно пробежал письмо и уставился на командира.
Не переставая смеяться, тот махнул рукой.
— Согласен!
Письмо пошло по рукам.
Старший лейтенант Черненко стояла навытяжку, ждала.
К ней подошел Веселов:
— Ты будто меня не замечаешь?
— Я при исполнении служебных обязанностей, — важно ответила Марина.
Подбежал Гриша и уже готовился залезть в кабину, но Веселов вдруг сказал:
— Я лечу с вами.
— Самолет не возьмет троих, — начал было Гриша, но Веселов перебил:
— Ты за руль, я в кабину, Марина ко мне на колени.
Все присутствующие согласились, что это весьма дельное предложение. Какая же свадьба, если на ней не будет представителя штурмового полка?!
Вечером самолет с женихом прибыл на аэродром, где дислоцировался полк Маршанцевой.
Жениха встретила Герой Советского Союза Нечаева и преподнесла букет цветов. Потом Гришу повели к Маршанцевой, которая ждала его в парадной форме и при всех орденах. Да и жених был ослепителен: вся грудь увешана орденами.
Рудаков всем понравился.
— Рада видеть вас. Помню вас еще с Кубани.
Гриша сказал:
— Поздравляю вас с победой.
— Спасибо, — ответила Маршанцева, — поздравляю и вас.
На этом официальный прием был закончен.
Гришу повели к Кате.
Вокруг него мелькало множество летчиц, он оглядывался на каждую, опасаясь не узнать Катю. Все они очень переменились за то время, что он не видел их. Это были уже не те хохотушки, которых он помнил, а солидные товарищи, в больших чинах и при орденах. Гриша даже не знал, как разговаривать с ними.
Они подошли к большому дому, окруженному парком. Высокая дверь медленно приоткрылась, и Гриша увидел, как на широкий балкон вышла девушка. Он бросился к ней, думая, что это Катя, но девушка сделала два шага, остановилась, с усмешкой сказала:
— Катя-то вон где!
Гриша обернулся. Из других дверей вышла Катя и, улыбаясь, приближалась к нему.
Он хотел броситься к ней, обнять, прижать ее к груди, целовать долго-долго, но шедшая рядом Марина будто плеснула в него холодной водой. Она сделала два шага навстречу Кате, вытянулась, отрапортовала:
— По приказанию командира полка старший лейтенант Рудаков доставлен!
Гриша улыбнулся так приветливо, что Катя не могла рассердиться на него за эту шумную затею.
— Удивлена?
— Нет. Рада! — Возражать было нечего, да и не хотелось. — Здравствуй, Гриша, здравствуй!