Пронин шагнул вперед и, коротко размахнувшись, ударил Бориса в подбородок. И вдогонку справа в челюсть. Перед глазами мелькнул уличный фонарь, наступила темнота. Нокаут длился несколько секунд. Борис очнулся от жгучей боли в правой руке. Он лежал на земле, голова кружилась. Пронин наступил каблуком ботинка на ладонь, надавил, отнял ногу и снова надавил. Борис сжал зубы, чтобы не застонать, — и все-таки застонал.
Пронин отступил на шаг и ударил носком ботинка в живот. Борис зажал живот руками, но новый удар пробил эту защиту. Борис перевернулся на спину, оттолкнулся руками от мокрой земли. Пронин дал ему встать и ударил в подбородок, расчетливо и точно. Борис устоял, отступил назад, сжал кулаки. Еще секунда, — и он бы бросился вперед, сбил противника с ног, но вдруг остановился, услышав металлический звук, который ни с чем не спутаешь. Морозов передернул затвор пистолета, сделал шаг вперед и приподнял руку, готовясь выстрелить.
— Ну, давай, Боренька, — сказал он. — Или сначала хочешь ботинки полизать? И вправду, грязные ботинки. Но ты ведь гордый… Не захочешь.
Пронин засмеялся. Борис наклонился и сплюнул кровью. Кажется, он прикусил язык.
— Вот что, Боренька, я машину от тебя жду, — сказал Морозов. — У тебя за все про все пять дней в запасе. А там поговорим, как нам с тобой жить дальше. Не забудь только, что я не пацан. Не буду за тобой бегать и напоминать про долг. Ты все понял?
— Понял, — кивнул Борис.
— Не слышу. Что ты там кашу жуешь?
— Понял.
Морозов сунул пистолет под брючный ремень и прикурил новую сигарету.
— Если не успеешь, — тогда обратись к тестю. Попроси, чтобы помог достать хороший костюм. Этот уже не годится. Грязный, испорченный. Ну, в нем уже неприлично на кладбище ходить. На торжественные мероприятия. А придется ходить. Сначала похоронишь жену. За ней старика отца. И еще, кажется, есть больная сестра? Такая отвратительная грымза, синий чулок. На нее ни один мужик еще не позарился. Когда ее похоронишь, ну, тогда и твоя очередь, может быть, подойдет. Да… Тогда Олег, — по моей просьбе, — и тебя закопает. Где-нибудь на свалке, в мусорной куче…
Больше он ничего не сказал, сел в машину, за ним сел Пронин. "Жигули" тронулись с места, развернулись и пропали за штабелем бетонных плит. Снова стал моросить дождь. Борис пошел вдоль раскисший дороги к выезду со стройки. Он шагал домой по пустым улицам, сплевывал кровь и сжимал кулаки.
Вечером домой позвонил Пол, он сказал, что главный редактор газеты заказал серию статей о жизни московской молодежи, как учится, как проводит свободное время, — танцует, веселится и вообще развлекается. Пол собрал кое-какой материал, даже написал пару страниц, но решил, что информации не хватает, а достать ее совсем непросто.
Он позвонил в администрацию некоего дома культуры, где парни и девушки собираются на танцы по субботам, хотел приехать и посмотреть, что там происходит вечерами, — и поначалу директор этого заведения согласился помочь, даже назначил время встречи. Но позже перезвонил, сказал, что обстоятельства изменились, разговаривать с западными корреспондентами он пока не может, — просто нет времени, такой напряженный график, — а когда сможет, — обязательно перезвонит, но только не на этой неделе, даже не в этом месяце… Та же история в другом месте, и третьем. Он попытался поговорить с молодыми людьми в неформальной обстановке, где-нибудь в молодежном кафе, но убедился, — к иностранным корреспондентам в Союзе относятся настороженно, даже подозрительно. Люди боятся сказать лишнее слово, — тогда жди неприятностей. Дело с места не двигается, а из редакции напоминают, — сроки подходят. Словом, обратиться не к кому, он будет благодарен за помощь…
— Мне не нужен официоз, — сказал Пол. — Ну, про то, как комсомольцы работают на субботниках. Или в свободное время оформляют ленинский уголок. Или стенгазету рисуют про партийных вождей. Я дарю эту тему вашей газете "Комсомольская правда". Мне бы что-то живое. Кафе, дискотеки. Возможно, какие-то злачные места…
— С этим труднее. У нас мало злачных мест. Ты вот что… Приготовь письмо на бланке твоего издания, за подписью главного редактора: прошу оказать помощь корреспонденту в сборе и подготовке материала о досуге советской молодежи. Если сделаешь за день, — я мигом получу подпись Бориса Пастухова. И пятницу посвящу целый день тебе.
Бумажные дела уладили быстро. В пятницу в полдень они встретились на Новом Арбате. Пол надел вельветовые брюки, мокасины из замши и твидовый пиджак, на плече сумка с камерой и объективами. Борис был в синем костюме, что привез из Америки, черных кожаных ботинках и при галстуке. Они прошлись по проспекту. Борис сказал, что неподалеку ждет служебная машина с водителем, которая весь день в их распоряжении. Начнут с самого популярного в Советском Союзе молодежного кафе "Метелица", попросту "Метла". Длинная в три ряда очередь, начинавшаяся перед закрытой дверью в кафе из двадцатилетних парней и девчонок, изогнулась дугой и растянулась по тротуару метров на сто.
Молодые люди угрюмо поглядывали на Пола, сделавшего несколько фотографий, угадав в нем иностранца. Борис постучал в стеклянную дверь, с другой стороны уже ждал администратор, средних лет мужчина в бордовом пиджаке и темном галстуке. Он открыл, спросил, понимает ли иностранный журналист по-русски. Поздоровался за руку с гостями, пригласил войти и показал бестолковое фойе на первом этаже, половину которого занимала широченная лестница наверх. Они поднялась в огромное помещение, напоминающее вокзальный зал ожидания, лишенное капли привлекательности и человеческого уюта, с обшарпанными полами и тесно расставленными столиками под белыми скатертями.
Администратор говорил как по писанному и ослеплял собеседников блеском золотых коронок. Вот здесь молодые люди едят пьют, а там, на широкой площадке танцуют. Нет, оркестра, крутят записи зарубежной эстрады, "Бони Эм "и "Аббы". Но в ближайшем будущем планируют добавить в репертуар патриотические песни отечественных исполнителей. Молодежь воспитанная, вежливая, потасовок или драк, — боже упаси, — не бывает. Цены весьма умеренные. Входной билетик три шестьдесят с персоны, на него положена закуска и половина бутылки сухого вина.
Значит, чтобы выпить сухого и послушать записи "Бони Эм" надо днем выстоять очередь, а затем вечером приехать и снова в очереди стоять? У нас молодежь спортивная, ради такого дела — хоть три раза постоят. Больше показывать было нечего. Они спустились вниз, вышли на Новый Арбат, двинули в сторону Кремля.
— Посетители "Метелицы", они весь вечер пьют сухое вино? — спросил Пол.
— Господи, какая разница? Ну, приносят с собой портвейн. "Кавказ", "Агдам", "Чашма", "Тридцать три"… Отвратительное дешевое пойло. Об этом не пиши.
Пол стал говорить тише.
— Твой водитель стукач? — спросил он.
— Наверное. Или на окладе в КГБ. В любом случае чекисты к вечеру получат подробный отчет о нашей поездке и наших разговорах.
— Повезло с этой серией статей про молодежь. Теперь мы сможем видеться часто. Мне ничего придумывать не пришлось. Главный редактор действительно прислал заявку на серию репортажей о московской молодежи. Товарищи из КГБ точно знают, что обратился к тебе не просто так, а по делу. Ты неважно выглядишь. Устал?
— Все одно к одному. Быстро устаешь, когда говоришь одно, думаешь другое, делаешь третье. И все надо держать в голове. Ничего нельзя забывать, — иначе прихлопнут. Передай нашим друзьям вот что. Первое: мне кажется, что за мной началась слежка. Возможно, я ошибаюсь, но… Слишком много совпадений. В разных местах города я видел одних и тех же людей, идущих следом. Второе: срочно нужны десять тысяч. Появилась некая Тоня… Ну, подруга, с которой мы расстались шесть лет назад. Она утверждает, что у нее от меня ребенок. Обратилась, потому что якобы до зарезу нужны деньги. Если я их не достану… Может получиться большой скандал. Который совсем не нужен.
Борис коротко пересказал историю с бывшей подругой и ее ребенком. Пол пожал плечами:
— Насчет денег не беспокойся. Но эта женщина… Она ведь на десяти тысячах не успокоится. И дальше будет шантажировать…
— Плевать. Что будет дальше — не так уж важно. Особенно когда живешь одним днем. Скоро наши друзья вытащат отсюда мою сестру. И сразу станет легче, у меня руки развяжутся. Главное, чтобы этот месяц прошел без происшествий. Впрочем, это может быть не один месяц, а два… Друзья не дают никаких гарантий. А если и обещают что-то, то очень неопределенно. Я устал волноваться, устал ждать. Последнее время я только тем занят, что прошу отсрочки у Морозова, а теперь еще бывшей подруги. Прошу, прошу… Но в итоге совсем запутался, и все сроки вышли. Надо что-то решать, делать ход, а ходов не осталось. Черт побери…
— Как только получу деньги, схожу в тот дом в Марьиной Роще и оставлю их в тайнике. Потерпи еще какое-то время… Даже не знаю, что посоветовать. Кстати, статью о досуге молодежи начну с того, что в Москве всего две улицы — Горького и Новый Арбат, где вечером светло от фонарей. Но Москва город темный, после захода солнца выглядит так, будто началась война, свет выключают для маскировки, спасаясь от налетов вражеской авиации.
— С ума сошел? Ты же друг Советского Союза. Напиши, что комсомольцы умеют работать и веселиться. А Москва — это праздник, почти рай на земле.
Они подошли к машине, втиснулись на заднее сидение. Водитель, дядька лет пятидесяти, тепло поздоровался с западным журналистом, завел машину и навострил уши. Борис назвал адрес на Волгоградском проспекте, — профессионально-техническое училище завода Ленинского комсомола "Москвич" и сказал, что теперь Пол должен увидеть, чем живут, чем дышат молодые комсомольцы, выбравшие рабочую профессию. Скоро они придут в заводские цеха, встанут к станкам, на конвейер, а сегодня их главная цель — грызть гранит науки, как и завещал великий Ленин. Борис говорил медленно, чтобы водитель хорошо запомнил: иностранцу рассказывали об учебе и патриотическом воспитании молодежи.